- Всего хорошего, - сказал робот, - и позвольте вас поблагодарить.
- За что? - свирепо спросил Мартин.
- За ваше любезное сотрудничество, - сказал робот.
- Я не собираюсь с вами сотрудничать! - отрезал Мартин. - И не пы-
тайтесь меня убедить. Можете оставить свой патентованный курс лечения
при себе, а меня...
- Но ведь вы уже прошли курс экологической обработки, - невозмутимо
ответил ЭНИАК. - Я вернусь вечером, чтобы возобновить заряд. Его хватает
только на двенадцать часов.
- Что?!
ЭНИАК провел указательными пальцами от уголков рта, вычерчивая веж-
ливую улыбку. Затем он вышел и закрыл за собой дверь. Мартин хрипло
пискнул, словно зарезанная свинья с кляпом во рту. У него в голове
что-то происходило.
Никлас Мартин чувствовал себя как человек, которого внезапно сунули
под ледяной душ. Нет, не под ледяной - под горячий. И к тому же арома-
тичный. Ветер, бивший в открытое окно, нес с собой душную вонь - бензи-
на, полыни, масляной краски и (из буфета в соседнем корпусе) бутербродов
с ветчиной.
"Пьян, - думал Мартин с отчаянием, - я пьян или сошел с ума!" Он
вскочил и заметался по комнате, но тут же увидел щель в паркете и пошел
по ней. "Если я смогу пройти по прямой, - рассуждал он, - значит, я не
пьян... Я просто сошел с ума". Мысль эта была не слишком утешительна.
Он прекрасно прошел по щели. Он мог даже идти гораздо прямее щели,
которая, как он теперь убедился, была чуть-чуть извилистой. Никогда еще
он не двигался с такой уверенностью и легкостью. В результате своего
опыта он оказался в другом углу комнаты перед зеркалом, и, когда он вып-
рямился, чтобы посмотреть на себя, хаос и смятение куда-то улетучились.
Бешеная острота ощущений сгладилась и притупилась. Все было спокойно.
Все было нормально. Мартин посмотрел в глаза своему отражению. Нет, все
не было нормально.
Он был трезв как стеклышко. Точно он пил не виски, а родниковую во-
ду. Мартин наклонился к самому стеклу, пытаясь сквозь глаза заглянуть в
глубины собственного мозга. Ибо там происходило нечто поразительное. По
всей поверхности его мозга начали двигаться крошечные заслонки - одни
закрывались почти совсем, оставляя лишь крохотную щель, в которую выгля-
дывали глаза-бусинки нейронов, другие с легким треском открывались, и
быстрые паучки - другие нейроны - бросались наутек, ища, где бы спря-
таться.
Изменение порогов, положительной и отрицательной реакции конусов па-
мяти, их ключевых эмоциональных индексов и ассоциаций... Ага! Робот!
Голова Мартина повернулась к закрытой двери. Но он остался стоять на
месте. Выражение слепого ужаса на его лице начало медленно и незаметно
для него меняться. Робот... может и подождать.
Машинально Мартин поднял руку, словно поправляя невидимый монокль.
Позади зазвонил телефон. Мартин оглянулся. Его губы искривились в през-
рительную улыбку. Изящным движением смахнув пылинку с лацкана пиджака,
Мартин взял трубку, но ничего не сказал. Наступило долгое молчание. За-
тем хриплый голос взревел:
- Алло, алло, алло! Вы слушаете? Я с вами говорю, Мартин! Мартин не-
возмутимо молчал.
- Вы заставляете меня ждать! - рычал голос. - Меня, Сен-Сира! Немед-
ленно быть в зале! Просмотр начинается... Мартин, вы меня слышите?
Мартин осторожно положил трубку на стол. Он повернулся к зеркалу,
окинул себя критическим взглядом и нахмурился.
- Бледно, - пробормотал он. - Без сомнения, бледно. Не понимаю, за-
чем я купил этот галстук?
Его внимание отвлекла бормочущая трубка. Он поглядел на нее, а потом
громко хлопнул в ладоши у самого микрофона. Из трубки донесся агонизиру-
ющий вопль.
- Прекрасно, - пробормотал Мартин, отворачиваясь. - Этот робот ока-
зал мне большую услугу. Мне следовало бы понять это раньше. В конце кон-
цов, такая супермашина, как ЭНИАК, должна быть гораздо умнее человека,
который всего лишь простая машина. Да, - прибавил он, выходя в холл и
сталкиваясь с Тони Ла-Мотта, которая снималась в одном из фильмов "Вер-
шины". - Мужчина - это машина, а женщина... - Тут он бросил на мисс
Ла-Мотта такой многозначительный и высокомерный взгляд, что она даже
вздрогнула, - о женщина - игрушка, - докончил Мартин и направился к пер-
вому просмотровому залу, где его ждали СенСир и судьба.
Киностудия "Вершина" на каждый эпизод тратила в десять раз больше
пленки, чем он занимал в фильме, побив таким образом рекорд "Метро -
Голдвин-Мейер". Перед началом каждого съемочного дня эти груды целлуло-
идных лент просматривались в личном просмотровом зале Сен-Сира - неболь-
шой роскошной комнате с откидными креслами и всевозможными другими
удобствами. На первый взгляд там вовсе не было экрана. Если второй
взгляд вы бросали на потолок, то обнаруживали экран именно там.
Когда Мартин вошел, ему стало ясно, что с экологией что-то не так.
Исходя из теории, будто в дверях появился прежний Никлас Мартин, прос-
мотровый зал, купавшийся в дорогостоящей атмосфере изысканной самоуве-
ренности, оказал ему ледяной прием. Ворс персидского ковра брезгливо съ-
еживался под его святотатственными подошвами. Кресло, на которое он
наткнулся в густом мраке, казалось, презрительно пожало спинкой. А три
человека, сидевшие в зале, бросили на него взгляд, каким был бы испепе-
лен орангутанг, если бы он по нелепой случайности удостоился приглашения
в Бэкингемский дворец.
Диди Флеминг (ее настоящую фамилию запомнить было невозможно, не го-
воря уж о том, что в ней не было ни единой гласной) безмятежно возлежала
в своем кресле, уютно задрав ножки, сложив прелестные руки и устремив
взгляд больших томных глаз на потолок, где Диди Флеминг в серебряных че-
шуйках цветной кинорусалки флегматично плавала в волнах жемчужного тума-
на.
Мартин в полутьме искал на ощупь свободное кресло. В его мозгу про-
исходили странные вещи: крохотные заслонки продолжали открываться и зак-
рываться, и он уже не чувствовал себя Никласом Мартином. Кем же он чувс-
твовал себя в таком случае?
Он на мгновение вспомнил нейроны, чьи глаза-бусинки, чудилось ему,
выглядывали из его собственных глаз и заглядывали в них. Но было ли это
на самом деле? Каким бы ярким ни казалось воспоминание, возможно, это
была только иллюзия. Напрашивающийся ответ был изумительно прост и ужас-
но логичен. ЭНИАК Гамма Девяносто Третий объяснил ему - правда, несколь-
ко смутно, - в чем заключался его экологический эксперимент. Мартин
просто получил оптимальную рефлекторную схему своего удачливого прототи-
па, человека, который наиболее полно подчинил себе свою среду. И ЭНИАК
назвал ему имя этого человека, правда среди путаных ссылок на другие
прототипы, вроде Ивана (какого?) и безыменного уйгура.
Прототипом Мартина был Дизраэли, граф Биконсфилд. Мартин живо вспом-
нил Джорджа Арлисса в этой роли. Умный, наглый, эксцентричный и в манере
одеваться, и в манере держаться, пылкий, вкрадчивый, волевой, с плодови-
тым воображением...
- Нет, нет, нет, - сказала Диди с невозмутимым раздражением. - Осто-
рожнее, Ник. Сядьте, пожалуйста, в другое кресло. На это я положила но-
ги.
- Т-т-т-т, - сказал Рауль Сен-Сир выпячивая толстые губы и огромным
пальцем указывая на скромный стул у стены. - Садитесь позади меня, Мар-
тин. Да садитесь же, чтобы не мешать нам. И смотрите внимательно. Смот-
рите, как я творю великое из вашей дурацкой пьески. Особенно заметьте,
как замечательно я завершаю соло пятью нарастающими падениями в воду.
Ритм - это все, - закончил он. - А теперь - ни звука.
Для человека, родившегося в крохотной балканской стране Миксо-Лидии,
Рауль Сен-Сир сделал в Голливуде поистине блистательную карьеру. В тыся-
ча девятьсот тридцать девятом году Сен-Сир, напуганный приближением вой-
ны, эмигрировал в Америку, забрав с собой катушки снятого им миксо-ли-
дийского фильма, название которого можно перевести примерно так: "Поры
на крестьянском носу".
Благодаря этому фильму, он заслужил репутацию великого кинорежиссе-
ра, хотя на самом деле неподражаемые световые эффекты в "Порах" объясня-
лись бедностью, а актеры показали игру, неведомую в анналах киноистории,
лишь потому, что были вдребезги пьяны. Однако критики сравнивали "Поры"
с балетом и рьяно восхваляли красоту героини, ныне известной миру как
Диди Флеминг.
Диди была столь невообразимо хороша, что по закону компенсации не
могла не оказаться невообразимо глупой. И человек, рассуждавший так, не
обманывался. Нейроны Дидя не знали ничего. Ей доводилось слышать об эмо-
циях, и свирепый Сен-Сир умел заставить ее изобразить кое-какие из них,
однако все другие режиссеры теряли рассудок, пытаясь преодолеть семанти-
ческую стену, за которой покоился разум Диди - тихое зеркальное озеро
дюйма в три глубиной. Сен-Сир просто рычал на нее. Этот бесхитростный
первобытный подход был, по-видимому, единственным, который понимала
прославленная звезда "Вершины".
Сен-Сир, властелин прекрасной безмозглой Диди, быстро очутился в
высших сферах Голливуда. Он, без сомнения, был талантлив и одну картину
мог бы сделать превосходно. Но этот шедевр он отснял двадцать с лишним
раз - постоянно с Диди в главной роли и постоянно совершенствуя свой фе-
одальный метод режиссуры. А когда кто-нибудь пытался возражать, Сен-Сиру
достаточно было пригрозить, что он перейдет в "Метро - Голдвин - Мейер"
и заберет с собой покорную Диди (он не разрешал ей подписывать длитель-
ных контрактов, и для каждой картины с ней заключался новый). Даже Тол-
ливер Уотт склонял голову, когда Сен-Сир угрожал лишить "Вершину" Диди.
- Садитесь, Мартин, - сказал Толливер Уотт. Это был высокий худой
человек с длинным лицом, похожий на лошадь, которая голодает, потому что
из гордости не желает есть сено. С неколебимым сознанием своего всемогу-
щества он на миллиметр наклонил припудренную сединой голову, а на его
лице промелькнуло недовольное выражение.
- Будьте добры, коктейль, - сказал он. Неизвестно откуда возник офи-
циант в белой куртке и бесшумно скользнул к нему с подносом. Как раз в
эту секунду последняя заслонка в мозгу Мартина встала на свое место и,
подчиняясь импульсу, он протянул руку и взял с подноса запотевший бокал.
Официант, не заметив этого, скользнул дальше склонившись, подал Уотту
сверкающий поднос, на котором ничего не было. Уотт и официант оба уста-
вились на поднос. Затем их взгляды встретились.
- Слабоват, - сказал Мартин, ставя бокал на поднос. - Принесите мне,
пожалуйста, другой. Я переориентируюсь для новой фазы с оптимальным
уровнем, - сообщил он ошеломленному Уотту и, откинув кресло рядом с ве-
ликим человеком, небрежно отпустился в него. Как странно, что прежде на
просмотрах он всегда бывал угнетен! Сейчас он чувствовал себя прекрасно.
Непринужденно. Уверенно.
- Виски с содовой мистеру Мартину, - невозмутимо сказал Уотт. И еще
один коктейль мне.
- Ну, ну, ну! Мы начинаем! - нетерпеливо крикнул Сен-Сир. Он что-то
сказал в ручной микрофон, и тут же экран на потолке замерцал, зашелес-
тел, и на нем замелькали отрывочные эпизоды - хор русалок, танцуя на
хвостах, двигался по улицам рыбачьей деревушки во Флориде.
Чтобы постигнуть всю гнусность судьбы, уготованной Никласу Мартину,
необходимо посмотреть хоть один фильм Сен-Сира. Мартину казалось, что
мерзостнее этого на пленку не снималось ничего и никогда. Он заметил,
что Сен-Сир и Уотт недоумевающе поглядывают на него. В темноте он поднял
указательные пальцы и начертил роботообразную усмешку. Затем, испытывая
упоительную уверенность в себе, закурил сигарету и расхохотался.
- Вы смеетесь? - немедленно вспыхнул Сен-Сир. - Вы не цените велико-
го искусства? Что вы о нем знаете, а? Вы что - гений?
- Это, - сказал Мартин снисходительно, - мерзейший фильм, когда-либо
