Он сказал, что это не бог, а человеческий образ. Я знал, что он прав, и
все же я не мог признать этого, и не от раздражения или упрямства, а из
чувства предельной преданности и любви к божеству, которое было передо
мной.
Пока я созерцал этот свет со всей страстной силой, на какую был
способен, свет, казалось, сконденсировался, и я увидел человека, сияющего
человека, излучавшего благодать, любовь, понимание, искренность, истину -
человека, который был соединением всего доброго.
Воспламенение, какое я почувствовал, увидев этого человека, было
намного выше всего, что я когда-либо переживал в своей жизни, и я упал на
колени: мне хотелось поклониться олицетворенному богу, но дон Хуан
вмешался и постучал по верху левой части моей грудной клетки вблизи
ключицы - и я потерял видение бога.
Я остался с мучительным чувством, смесью угрызений совести,
возвышенного волнения и сомнений. Дон Хуан осмеивал меня: он называл меня
набожным и беспечным и сказал, что из меня вышел бы великий священник, ну
а теперь я смогу стать духовным вождем, у которого был случай видеть бога.
В язвительном тоне он советовал мне начать проповедовать и описывать всем
то, что я видел.
Очень небрежно, но очевидно заинтересованно он сделал одно замечание,
которое было полувопросом-полуутверждением:
- Ну, а человек? - спросил он. - можешь ли ты забыть, что бог -
мужчина?
Огромность чего-то неопределенного начала прорезываться во мне, пока
я входил в состояние повышенной ясности.
- Очень удобно, а? - сказал дон Хуан, улыбаясь. - бог - мужчина.
Какое облегчение!
Рассказав дону Хуану теперь о том, что я вспомнил, я спросил его о
том, что меня так поразило. Чтобы увидеть человеческий образ, я, очевидно,
должен был пройти через сдвиг точки сборки: воспоминание тех чувств и
осознание, какие тогда у меня были, оставались такими живыми, что меня
охватило чувство предельной бесплодности всего. Все, что я тогда делал и
чувствовал, я чувствовал и сейчас. И я спросил его, как это возможно,
чтобы имея такое ясное всеохватывающее понимание, я вдруг забыл его
совершенно. Было так, как если бы все, что происходило со мной, не имело
значения, так как мне всегда приходилось начинать сначала, независимо от
того, как я продвинулся в прошлом.
- Это только эмоциональное впечатление, - сказал он. - совершенно
неверная оценка. То, что ты делал годы назад, прочно заключено в некоторых
неиспользуемых эманациях. В тот день, например, когда я заставил тебя
видеть человеческий образ, у меня было свое собственное заблуждение: я
думал, что если ты увидишь его, то поймешь его. Это было настоящее
непонимание с моей стороны.
Дон Хуан объяснил, что он всегда считал себя медлительным в деле
понимания, но у него никогда не было возможности оценить это в
действительности, так как не было точки отсчета. Однако когда появился я и
он стал учителем, что было для него чем-то совершенно новым, он осознал,
что нет способа ускорить понимание и что только сдвига точки сборки
недостаточно. А его учили, что этого достаточно. Вскоре он понял, что
поскольку точка сборки обычно сдвигается во время сна, иногда на очень
отдаленные позиции, то когда мы подвергаемся искусственному сдвигу, мы все
оказываемся экспертами по немедленной компенсации этого. Мы постоянно
выходим из равновесия, и все же действуем так, как если бы с нами ничего
не случилось.
Он заметил, что ценность вывода новых видящих не выявляется до того,
пока не попытаешься сдвигать чью-то еще точку сборки. Новые видящие
говорят, что в этом отношении идут в счет только усилия по укреплению
устойчивости точки сборки в новом положении. Только эту методику обучения
они считают достойной обсуждения и они знают, что это длительный процесс,
который можно осуществить лишь постепенно, черепашьими темпами.
Дон Хуан сказал затем, что пользовался вначале растениями силы в
соответствии с рекомендациями новых видящих. Они знали по опыту и из
видения, что растения силы вытряхивают точку сборки из ее обычной
установки. Воздействие растений силы на точку сборки, в принципе, очень
подобно воздействию снов: сны заставляют ее двигаться. Но растения силы
осуществляют этот сдвиг в большем и всепоглощающем масштабе.
Дезориентирующее влияние такого сдвига используется затем учителем для
подкрепления утверждения, что восприятие мира никогда не бывает
окончательным.
Я вспомнил затем, что видел человеческий образ за многие годы еще
пять раз. С каждым разом я все больше терял свою страстную привязанность к
нему, однако я никогда не мог преодолеть того факта, что всегда вижу бога
в виде мужчины. В конце концов это перестало для меня быть богом, а стало
человеческим образом - не потому, что так говорил дон Хуан, а потому, что
наличие мужского бога не выдерживало критики. Я понял тогда заявления дона
Хуана об этом: они совсем не были богохульственными или святотатственными
- он сделал их не на основе контекста повседневного мира. Он был прав,
когда сказал, что новые видящие перешли рубеж в способности видеть
человеческий образ так часто, как захотят, но, что было еще важнее для
меня, у них было достаточно трезвости, чтобы исследовать то, что они
видели.
Я спросил его, почему вижу человеческий образ всегда как мужчину. Он
ответил, что это объясняется тем, что моя точка сборки еще не обладает
достаточной устойчивостью в новом положении и подвергается боковому сдвигу
в человеческой полосе. Это подобно тому, как мы видим барьер восприятия
как стену тумана. То, что приводит к боковому сдвигу точки сборки, так это
почти неодолимое желание, или необходимость, передать непонятное через то,
что нам вполне знакомо: барьер - как стену, а человеческий образ - как
человека, поскольку он не может быть, видимо, ничем иным. Он думал, что,
если бы я был женщиной, то увидел бы этот образ, пожалуй, в виде женщины.
Дон Хуан встал и сказал, что пришло время прогуляться в город, так
как мне следует увидеть человеческий образ в гуще народа. В молчании мы
пошли к площади, но до того, как попали туда, я почувствовал неудержимый
поток энергии и побежал обратно по улице к окраине городка. Я вышел к
мосту и там увидел человеческий образ как великолепный, теплый янтарный
свет.
Я упал на колени, не столько из чувства набожности, сколько из
благоговейного ужаса. Вид человеческого образа был более удивителен, чем
когда-либо. Я почувствовал, без всякого высокомерия, что претерпел
огромное изменение с тех пор, когда увидел его впервые, и, однако, все,
что я видел с тех пор и узнал, дало мне только возможность еще лучше и
глубже понять, что за чудо у меня перед глазами.
Вначале человеческий образ был наложен на вид моста, затем я
перефокусировал зрение и увидел человеческий образ простирающимся вверх и
вниз в бесконечность. Мост при этом был просто тощей оболочкой, крошечным
наброском, наложенным на вечное. И такими же были маленькие фигурки людей,
двигающихся вокруг меня и глядящих на меня с нескрываемым любопытством. Но
я был за пределами их касаний, хотя в этот момент я был уязвим настолько,
насколько это возможно. Человеческий образ не имел власти защитить меня
или сохранить, и все же я любил его со всей страстью, не знающей предела.
Я подумал, что понимаю теперь то, что дон Хуан повторял мне
многократно: что реальную привязанность нельзя положить в банк. Я с
радостью остался бы рабом человеческого образа, и не за то, что он может
мне дать - ему ведь нечего дать - а из чистого чувства, какое я испытывал
к нему.
Я почувствовал, что кто-то тянет меня, но прежде, чем исчезнуть из
его присутствия, я выкрикнул обещание человеческому образу, но гигантская
сила вытащила меня оттуда прежде, чем я успел изложить то, что хотел. Я
оказался стоящим коленопреклоненным на мосту, а группа крестьян смотрела
на меня и смеялась. Ко мне подошел дон Хуан, помог подняться и отвел меня
обратно.
- Есть два пути видеть человеческий образ, - начал дон Хуан, как
только мы уселись. - его можно видеть как человека или как свет. Это
зависит от сдвига точки сборки: если сдвиг будет боковым, тогда образ -
человеческое существо, а если сдвиг идет по среднему сечению человеческого
диапазона, тогда образ будет светом. Единственная ценность того, что ты
сделал сегодня, в том, что твоя точка сборки сдвинулась по среднему
сечению.
Он сказал, что позиция, где виден человеческий образ, очень близка к
позиции, где появляется тело сновидения и барьер восприятия. В этом
причина того, что новые видящие рекомендуют практиковать видение и
понимание человеческого образа.
- Уверен ли ты в том, что понял, что представляет собой человеческий
образ? - спросил он с улыбкой.
- Уверяю тебя, дон Хуан, что совершенно ясно осознаю, что
представляет собой человеческий образ, - сказал я.
- Я слышал, когда вошел на мост, как ты выкрикивал бессмысленные вещи
человеческому образу, - сказал он с очень озорной улыбкой.
Я сказал ему, что чувствовал себя, как негодный слуга, поклоняющийся
бесценному господину, и все же я был движим чистым чувством, обещая ему
неувядающую любовь.
Он нашел все это очень веселым и смеялся до упаду.
- Обещание негодного слуги бесценному господину негодно, - сказал он
и опять захлебнулся смехом.
Я не чувствовал, что защищаю свою позицию. Мои чувства к
человеческому образу были высказаны без мысли о вознаграждении: для меня
не имело значения, что мои обещания негодны.
16. ПУТЕШЕСТВИЕ ТЕЛА СНОВИДЕНИЯ
Дон Хуан сказал мне, что мы оба собираемся поехать в город Оаксаку в
последний раз. Он очень ясно выразил то, что мы уже никогда больше не
будем там вместе. Он сказал, что его чувства, возможно, когда-либо
вернутся в это место, но вся совокупность его - никогда.
В Оаксаке дон Хуан часами всматривался в мирские, тривиальные вещи: в
поблекшие цвета стен, в формы отдаленных гор, в узоры трещин на асфальте,
в лица людей. Затем мы подошли к площади и сели на его любимую скамейку,
которая была не занята, что было всегда, когда он этого хотел.
Во время нашей долгой прогулки по центру города я пытался всеми
силами вогнать себя в настроение печали и хмурости, но просто не смог
этого сделать. В его предстоящем уходе было что-то праздничное. Он
объяснил это как неудержимую крепость полной свободы.
- Свобода подобна заразной болезни, - сказал он. - она передается. Ее
носителем является безупречный нагваль. Люди не ценят этого, потому что
они не хотят быть свободными. Свобода устрашающа, помни это, но не для
нас. Я готовил себя почти всю мою жизнь к этому моменту. И ты тоже.
Он снова и снова повторял, что на той стадии, на которой я нахожусь,
никакие рассудочные допущения не должны вторгаться в мои действия. Он
сказал, что тело сновидения и барьер восприятия - позиции точки сборки и
что знание также важно для видящих, как письмо и чтение для современного
человека. И то, и другое достигается только годами практики.
- Очень важно, чтобы ты вспомнил прямо сейчас, - сказал он с особой
настойчивостью. - время, когда твоя точка сборки достигла этой позиции и
это создало твое тело сновидения.
Затем он улыбнулся и отметил, что у нас очень мало времени. Он
сказал, что воспоминание о главных путешествиях тела сновидения поместит
мою точку сборки в положение преодоления барьера восприятия для того,
чтобы собрать другой мир.
- К телу сновидения прилагают разные понятия, - сказал он после
