слушает ее, думает о чем-то своем, никакого касательства к ней не имеющем.
Все старики думают только о себе. Даже к смерти они относятся как к своей
собственности.
Отрешенность Малкина коробила ее, но пани Зофья старалась не выдать своего
недовольства, корила себя за простодушие и доверчивость. Ну с чего взяла,
дура, что этому портняжке, от избытка скуки обласкавшему ее своим вниманием,
так уж важна история ее жизни? В глубине души он, видно, считает ее
обыкновенной шлюхой, пытающейся выдать свое распутство чуть ли не за подвиг.
И все-таки пани Зофья отказывалась верить в то, что он мог о ней так
подумать.
- Мам виеле клопот с министерством справ вевнетшних,- как ни в чем не бывало
сказала пани Зофья.- Бендзем в Вильне йешче два тигодни.
- Жаль...- несколько раз кашлянув, хрипло произнес Малкин.- Мы собирались
принять вас в свой клуб.
- Так? - Она не могла взять в толк, о каком клубе идет речь, но и возражать
не думала.
- В клуб ненужных евреев,- пояснил Ицхак и, перемежая свою речь кашлем,
принялся ей объяснять, в чем дело.
- То пиенкне... то цудовние...- пропела пани Зофья.- Пан Малкин стание
гвяздорем, як Грегори Пек...
Она без тени сомнения выразила свое согласие примкнуть к ним и со
свойственной ей горячностью и увлеченностью обрисовала будущее клуба,
который должен, по ее мнению, из еврейского стать международным и из
местного- всемирным. Ненужных людей на белом свете хоть пруд пруди. Их куда
больше.