смирением, скрывающим упрямство, возразил Хулдар.
Молча повернув коня, Аучу-багатур ускакал к своим воинам. Хулдар и
Джарчи спешились. Джамуха прошелся по жесткой траве, вбирая подошвами
босых ног ее ласковую прохладу, сказал:
- Горячий человек Аучу-багатур.
Хулдар качнул головой.
- Он не горячий. Ходят слухи, что Тэмуджин когда-то поклялся привязать
Аучу-багатура к хвосту табунного жеребца. Ему не терпится лишить твоего
анду этой радости. Верно я говорю, Джарчи?
- Верно. Он боится Тэмуджина. Пока Тэмуджин жив, ни ему, ни
Таргутай-Кирилтуху не видать хороших снов.
- А вы не боитесь?
- Он ничего плохого нам не сделал.
- Не успел. Он вредный для нас человек. Презрев обычаи старины, он
принимает беглых нукеров, укрывает убийц, возвышает себя над всеми!
Ему хотелось разжечь в себе злость, испепелить в своем сердце
предательскую память о далеких годах нерасчетливой дружбы, увлечь нойонов
своими мыслями о вольностях племен, о братстве свободных нойонов. Но они
слушали безучастно-вежливо, этим отделяя его от себя.
- Не так легко понять, кто поступает правильно, а кто нет,- сказал
Хулдар.- Может быть, Тэмуджин не блюдет всех обычаев старины. Но кто их
блюдет? Ты знаешь таких людей, анда Джарчи?
Джарчи поднял камешек, прицелился в сухой стебель полыни - горбоносое
лицо стало жестким,- кинул. Стебель переломился.
- Не знаю, Хулдар. Чего нет, о том всегда очень много разговоров.
- Эх вы... Взгляните на степь. Осень - травы вянут и засыхают. Зимой
ее покрывает снег. Весной поднимается свежая зелень. И так из года в год.
Степь, все время меняясь, остается, однако, такой же, какой была при отцах
и дедах. И жизнь, как степь, меняясь, должна оставаться неизменной. Это
установлено вечным небом. Позволим нарушить ход жизни - гибель ворвется в
каждую юрту. Как не понять этого? А понимая, как можно спокойно смотреть
на тех, кто дерзнул сломать установление мудрых предков?
- Ты понимаешь, Тэмуджин не понимает. Однако не он идет войной на
тебя. Я что-то не слышал, чтобы обычаи старины одобряли вражду клятвенных
братьев. Может быть, слышал ты, анда Джарчи?
- Не приходилось, Хулдар.
От этого разговора Джамухе стало тоскливо.
- Позовите Аучу-багатура. Будем пить архи.
Он идет войной на Тэмуджина... Ему ли не знать, насколько это плохо. Но
что делать? Как иначе образумить анду? Поздно думать об этом... Не надо ни
о чем думать.
Но когда подошли нойоны, он все-таки сказал Хулдару:
- Я иду не воевать, а мстить убийце моего брата. Выдаст убийцу,
подниму с Тэмуджином чашу вина.
Аучу-багатур бросил на него подозрительный взгляд, затянул распущенные
было ремни куяка, показывая этим, что не верит Джамухе, опасается его. За
ужином Аучу-багатур пил архи молча, с угрюмым усердием, будто хотел
выполнить неприятную, но необходимую работу и поскорее убраться восвояси.
Но, захмелев, понемногу разговорился. Говорил сердито, раздраженно.
- Ты, Джамуха, подобен сосне с подгнившими корнями. Рядом с тобой
стоять нельзя - не знаешь, когда и куда повалишься.
Вино не брало Джамуху, он был трезв, только в теле накапливалась глухая
усталость, спорить совсем не хотелось. Но Аучу-багатур разошелся, не
отставал.
- Ты просил у нас помощи. Мы пришли. И что видим? Драться не хочешь.-
Передразнил:- <Чашу вина подниму...> Поднимешь, но к губам не поднесешь,
по рукам ударим...
- Сегодня ты мой гость. Тебе многое позволено. Но зачем же угрожать?
Угроз я никогда не боялся. Тем более пустых.
- Пустые угрозы? Ты принимаешь мои слова за стрекот сороки?
- Нет, Аучу-багатур, не за стрекот сороки, но и не за клекот орла.
- Много мнишь о себе! Недалеко ушел от Тэмуджина.
- Резкое слово портит вкус вина,- сказал Хулдар.
- Ты и совсем помалкивай! Вы с Джарчи стали большими умниками.
Обождите, до всех доберемся. Глуп тот, кто думает, что солнце моего
господина Таргутай-Кирилтуха закатилось. Оно только всходит.
Все неловко замолчали.
- Не верите? Мы устанавливаем вечный мир с татарами. Развяжем руки, и
что нам Тэмуджин? Тьфу! Всех своевольщиков урезоним.
Не впервые Джамуха слышал о примирении тайчиутов и татар, но не верил
этому. Казалось, они не сумеют переступить реки крови, разделяющие их, а
выходит - сумели. Что таит в себе это? Предугадать не трудно: с помощью
татар подымется новый властелин - толстопузый Таргутай-Кирилтух. Хочешь
жить - склонись перед ним.
Джамуха недобро взглянул на Аучу-багатура, перевел взгляд на Джарчи и
Хулдара. Эти неторопливо потягивают архи, говорят о чем-то своем, и нет им
будто дела до татар, до Тэмуджина и Таргутай-Кирилтуха, до вольности своих
племен. Такие нойоны, как эти и другие, с усохшей, рабской душой, виноваты
во всем. Хучар, Сача-беки, Алтан своей покорностью вскормили властолюбие
Тэмуджина, своими руками посадили его на собственную шею. Пес не может
жить без хозяина, они - без господина. Уйдут от одного - с поджатым
хвостом бегут к другому. Почему? Для чего нойон племени чонос,
подслеповатый старикашка Улук-багатур, уйдя от Кирилтуха, приткнулся к
Тэмуджину? Мог же кочевать один или рядом с ним, Джамухой... Так нет же,
впрягся в чужую повозку...
- Ведите Аучу-багатура... Пора спать.
- Я сам уйду. Сам!- С пьяной решительностью Аучу-багатур поднялся,
качнулся, и, высоко поднимая ноги, выпрямляя спину, двинулся к своему
стану.
За ним, насмешливо переглядываясь, ушли Джарчи и Хулдар.
В урочище спустилась ночь. В той стороне, где стоял Тэмуджин, было
тихо, волчьим глазом сверкал одинокий огонек. Джамуха лег и укрылся с
головой халатом. Но думы мешали спать. С Тэмуджином завтра будет
покончено. Или он падет в сражении, или со связанными руками отправится в
курень Таргутай-Кирилтуха. А перед ним новая нелегкая забота - как
помешать усилению Таргутай-Кирилтуха?
Утром поднялся, томимый непонятной душевной раздвоенностью. Отгоняя ее
от себя, носился на коне, выстраивая воинов, Аучу-багатур, с заплывшими
хмельными глазами, туго соображающий, кричал на всех, подгонял, торопил,
внося своими повелениями сумятицу и неразбериху. Кое-как построились, и
Джамуха поднялся на бугор.
Воины Тэмуджина как будто не сходили с места. На равнине среди
ковыльной щетины серыми колышками торчали суслики, свистом встречая восход
солнца. В душе Джамухи росло чувство, что делает он не то и не так. Но и
ничего другого не приходило в голову.
Строй воинов под бугром был похож на крутой лук. В центре - тайчиуты,
правое крыло - уруды и мангуты, левое - его джаджираты. Лук обращен
вогнутой стороной к Тэмуджину. Расчет был прост - охватить анду с боков,
притиснуть к склону горы. Но, прикинув расстояние от реки до гор, он
понял, что равнина урочища слишком узка для охвата. Придется идти в лоб. А
в этом случае численный перевес перестает иметь большое значение. Тэмуджин
вовсе не так уж глуп, как показалось Аучу-багатуру. Есть и еще
незамеченное, но важное преимущество анды Выбрав это место для сражения,
он лишил своих воинов надежды убежать, им остается одно-драться до
последнего вздоха. Нет, не глуп анда, совсем не глуп!
Он хотел было иначе построить воинов. Но увидел, что нетерпеливый
Аучу-багатур направился к нему, резко поднял и опустил руку. Строй
дрогнул, покатился по равнине, ссекая сочнями копыт жесткую траву.
Аучу-багатур с руганью повернул коня и помчался догонять своих тайчиутов.
Кобылица Халиун под Джамухой замотала головой, прося повода. Он удержал ее
на месте.
Как и ожидал, строй, все более сжимаемый горами и рекой, сломался,
превратился в ревущую, визжащую толпу. А уруды и мангуты оттянулись назад,
неспешной рысью пошли в хвосте, потом, когда тайчиуты и ею джаджираты
сошлись с воинами Тэмуджина, они и вовсе остановили коней.
Джамуха помчался к ним.
- Что случилось?
- Там плюнуть некуда. Подождем, станет толпа пореже, тогда, может
быть, пойдем.- Широкоскулый Хулдар дружелюбно улыбался.
- Уругша! Вперед!- крикнул Джамуха.
- Три кречета не кидаются на одного селезня. Я такого не видел. Может
быть, ты видел, анда Джарчи?
- Не приходилось, Хулдар.
Джамуха вспыхнул, потянулся к мечу. Жилистая рука Джарчи перехватила
его запястье.
- Э-э, с нами так не шутят. Мы этого не любим.
- Нам захотелось стать вольными нойонами!- засмеялся Хулдар.
Джамуха бешено рванул поводья, бросился к своим воинам. Гул битвы
катился над урочищем Яростно отбиваясь, воины Тэмуджина откатывались к
ущелью. Вдруг все разом повернули коней, исчезли в черном каменном зеве.
Их бросились преследовать. Но из ущелья густо полетели стрелы. Тайчиуты и
его джаджираты, потеряв много убитых, отхлынули назад.
- Куда?!- закричал Аучу-багатур.
Размахивая мечом, он поскакал к ущелью. Конь под ним упал. Аучу-багатур
перевернулся через голову, вскочил, отплевываясь, побежал назад. Ему
подали другого коня. Аучу-багатур сел в седло, погрозил кулаком ущелью:
- У-у, проклятый рыжий демон зла! Я тебе покажу!
Наступило замешательство. Джамуха видел: одна сотня хороших стрелков
может уложить у входа в ущелье целый тумен воинов. Послал за Хулдаром и
Джарчи.
- Вы отдыхали за чужими спинами. Пришел ваш черед. Прорывайтесь в
ущелье.
Хулдар посмотрел на мрачные скалы с острыми выступами, на трупы воинов
перед ущельем, покачал головой.
- Будь я горным козлом - прошел бы верхом, будь серой мышкой -
проскользнул бы низом. Но я не мышь, не козел. Верно, анда Джарчи?
- Верно, Хулдар. Кто хочет крови убийцы, тот не пожалеет и своей.
Спокойно-усмешливый говорок нойонов бесил Джамуху. Им ничего не нужно,
они не хотят ни о чем думать, не желают сражаться.
- Вы пойдете вперед!
- Аучу-багатур, разве не ты над нами главный?- спросил Хулдар.
- Как не я?
- А Джамуха думает, что он тут над всеми главный. И над тобой тоже.
- Ты зря так думаешь, Джамуха И зря много кричишь.
- Я буду молчать. Посмотрим, как вы возьмете Тэмуджина.
- Возьмем. Из ущелья выхода нет. Он как лиса в норе. Выкурим.
Управимся без тебя!
Теперь Джамуха знал, что делает не так. Убирая Тэмуджина, он помогает
возвыситься Таргутай-Кирилтуху. Анда еще не связан, способен сражаться,
а самонадеянный Аучу-багатур уже не хочет делить славу победителя, уже
отталкивает в сторону.
Воины сгоняли в кучу пленных. Спешенные воины Тэмуджина понуро шагали
мимо. Джамуха многих знал в лицо. Встречаясь с ним взглядом, они
отворачивались, злобные, непримиримые. Среди пленных оказался и нойон
племени чонос Улук-багатур. Он был ранен в руку, прижимал ее к залитой
кровью груди, спотыкался, за ним, стянутые одной веревкой, шли все семь
сыновей.
Джамуха фыркнул:
- Попался, старый дурак! Защитил тебя Тэмуджин?
Тихо, почти не разжимая бескровных губ, Улук-багатур сказал:
- Я слепну от старости, а ты - от глупости. Спроси себя - куда идешь?
Что несешь людям?
- А ты знал, куда идешь?
- В моем ли возрасте начинать дело, не подумав?
Аучу-багатур свесился с седла, заорал в лицо старику:
- Облезлая скотина, ты удрал помогать врагу! Тебе и твоим сыновьям
Таргутай-Кирилтух убавит резвости, подрезав подколенные жилы!
- Анда Джарчи, я что-то не слышал, чтобы родовитому нойону, убеленному
сединой, говорили так.
- И я слышу впервые...
Говорок Хулдара и Джарчи за спиной, злобные взгляды воинов Тэмуджина,
неуступчивая верность старого Улук-багатура анде, суетное желание славы
Аучу-багатура - все это отложилось в душе Джамухи тяжелой ненавистью. Он
подозвал Куруха и Мубараха.
- Этот старый человек слишком предан анде. Пусть доставит последнюю
