справочник и, раскрыв его на нужной странице, сунул Тингу под нос.
- На! - сказал он. - Читай!
- Хиелора? Хм, впервые слышу это название.
- Немудрено, - сквозь зубы ответил Арни. - Зато ты знаешь все
забегаловки по обе стороны Млечного Пути. А я как последний идиот поверил
в твою удачливость и разрешил выходить без скафандра!
- Ну и что? Ведь анализы же показали, что опасности там не было.
- Да, не было. Твоей жизни на Хиелоре действительно ничего не
угрожало. И моей тоже. И жителям этой Хиелоры, которые ее когда-то
населяли, тоже не угрожало ровным счетом ничего. Две сотни лет назад
хиелорцы владели едва ли не самой совершенной в Галактике биотехнологией,
и они сумели превратить планету в цветущий сад. Да только сдуру как-то
изобрели вирус, поражавший клетки репродуктивных органов всех живых
существ планеты. Он эти клетки не убивал - просто, покидая их, захватывал
с собой копии части генома. А потом встраивал эти копии в новые зараженные
клетки и побуждал их к делению. Понимаешь ты, что произошло, когда вирус
этот распространился по всей планете?
- Ты же знаешь, Арни, в теории я не силен. Объясни ты по-человечески,
- жалобным тоном ответил Тинг.
- Ну да, в этой области ты силен только в практических вопросах, -
прорычал Арни. Но что толку теперь злиться? Тинг он и есть Тинг, и
переделать его невозможно. И Арни продолжил уже спокойнее: - Надеюсь, ты
понимаешь, что это такое - вид живого существа?
- В общих чертах понимаю, - кивнул Тинг.
- Так вот, этот вирус, который они выпустили на Хиелоре, уничтожил
само понятие вида. Вот почему ты здесь не встретил и двух одинаковых
растений или животных. Каждое из них имеет собственную генетическую
структуру, отличную ото всех остальных. И каждое из-за дьявольского
коварства этого вируса умудряется производить на свет вполне
жизнеспособное потомство, в корне отличающееся от своих родителей. Причем
мать никогда не знает, не может знать, чьи гены принес с собой
оплодотворивший ее вирус.
- А разве это так уж плохо, Арни? Ведь он же никого не убивает.
- Уж лучше бы он убивал. А так... Подумай сам, каково это для женщины
- не знать, кто у нее родится: помесь человека со слоном или с баобабом?
Или вообще с каким-нибудь клещом. Жители Хиелоры слишком поздно поняли,
какую глупость они совершили, и справиться с вирусом уже не смогли. Потому
что разум оказался рецессивным признаком и практически никогда не
наследовался. Они все вымерли от старости, а их потомство... Те
аборигенки, которых ты видел - не более, чем зверюшки, несущие в себе
часть человеческого генома.
Некоторое время Тинг подавленно молчал. Но потом природная
жизнерадостность взяла верх.
- Ну хорошо, Арни, но нам-то с тобой какое до этого дело? Ты же сам
говоришь, что этот вирус не угрожает жизни. А рожать детей мы, по-моему, и
так не собирались.
- Мы-то не собирались. А где гарантии, что мы не занесем этот вирус в
другие миры?
- Ну не знаю... Карантин пройдем. Полечимся, наконец.
- Карантин... Только на карантин и надежда, - с сомнением в голосе
сказал Арни.
До обеда они больше не разговаривали. Арни занимался навигационным
блоком, а Тинг усердно читал в справочнике статью о Хиелоре. Наконец,
когда подошло время обедать, он отложил справочник в сторону и сказал:
- Так я правильно понял, что теперь к общему, так сказать, генофонду
Хиелоры добавились и мои гены?
- Правильно, Тинг, правильно, - поджав губы, ответил Арни.
И тут Тинг захохотал. Он смеялся так долго и заразительно, что в
конце концов и Арни не выдержал и тоже засмеялся. Лишь минут через пять, с
трудом подавив приступ хохота, он выдавил:
- Т-ты ч-чего смеешься?
- Да я п-подумал, - вытирая слезы, через силу сказал Тинг. - Как
смешно это будет. П-представляешь, разрезают арбуз, а из него вылезает
м-маленький человечек - точь-в-точь как я, - и он снова захохотал.
Когда через три месяца Мурка принесла четырех детенышей - розовых, с
длинными хвостиками и острыми кошачьими ушками, но во всем остальном
удивительно похожих на Тинга - им обоим стало не до смеха.
ДО ЧЕТЫРНАДЦАТОГО КОЛЕНА
Я помню все.
Так, будто это случилось вчера. До мельчайших подробностей помню тот
проклятый день, когда в моей душе умерло все, чем я жил прежде.
Я хотел бы забыть - но я не надеюсь на подобное счастье. И я
вспоминаю - вспоминаю против своей воли. Даже сейчас, когда, казалось бы,
должен думать совсем о другом, я вспоминаю тот навеки проклятый день.
...Такой подлости мы никак не ожидали.
Разведка прошла здесь всего три дня назад, и ничего страшного не
обнаружила. На карте было чисто. Совершенно чисто! Конечно, мы всегда
готовы к неожиданностям. Здесь, в этой проклятой земле приходится быть
начеку. Здесь иначе попросту не выжить. Но время! Время-то было упущено!
Колонна шла по разбитой дороге уже больше часа. В нашем секторе
дороги вообще-то вполне приличные, особенно если сравнивать с районом
Туарко - там после дождей даже танки с трудом пролезают через грязь. Там
зона так называемых грунтовых дорог, которые кто-то метко окрестил
"направлениями". У нас лучше. Мы работаем в некогда развитом регионе.
Конечно, приличную машину на здешних ухабах можно угробить в несколько
дней, но армейские грузовики таких выбоин даже не замечают, и мы шли со
скоростью, наверное, километров в пятьдесят в час. Я ехал в третьей
машине, в кабине рядом с водителем. Рация была включена на прием, но в
наушниках слышалось лишь шуршание, и я большей частью дремал, лишь иногда
для порядка вызывая другие машины. Когда долго не удается выспаться,
переезды - прекрасная возможность отдохнуть. Только новички, выезжая на
задание, не пользуются этой возможностью. Я служил здесь уже полтора года.
Я не был новичком. И ничто - даже мысли предстоящей работе - не мешало мне
погружаться в дремоту.
Разбудил меня голос Сафонова.
- Шеф, радиация.
Я мигом проснулся и, не успев еще даже ответить, бросил взгляд на
приборную панель. Чего он врет?! - подумал было я, но тут и на нашем
счетчике цифры замелькали. Уже через секунду загорелась красная лампочка,
и прозвучал противный сигнал.
- Что за черт?! - выругался я. - Всем машинам стоп! Радиационная
тревога!
Клептон, мой водитель, затормозил так, что я едва не расшиб себе нос
о панель, но было не до таких мелочей - на счетчике горело уже две
лампочки. Можно было не смотреть на цифры - дозы, которые мы получали,
определят потом. Сейчас были дела поважнее.
- Всем, кто попал в полосу, развернуться и отъехать назад, -
скомандовал я, и тут же услышал Сафонова:
- У меня уже почти чисто.
- Отставить! - крикнул я в микрофон. Значит, полоса узкая, и тратить
время на разворот не стоит. - Всем, кто попал в полосу - к первой машине,
остальным стоять.
Клептон рванул с места и, объехав машину Тамминена, который начал
разворачиваться еще до моего приказа, рванулся вперед к сафоновскому БТР.
Еще две машины сзади последовали нашему примеру.
Когда мы остановились впритык к Сафонову, лампочки на счетчике
погасли, хотя фон он теперь показывал приличный. Я щелкнул тумблером - в
максимуме на полосе было чуть больше ста сорока рентген в час. В кабине,
конечно, существенно меньше - но с полминуты мы там проторчали. А я и так
за последние месяцы набрал почти годовую норму. Черт бы драл эту разведку!
- думал я, разглядывая отпечатанную перед выездом карту. На карте дорога
была совершенно чистой. Конечно, разведчики не при чем - просто она была
чистой три дня назад. А вчера, между прочим, шел дождик, и ветер был
северо-западный. Что же у нас на северо-западе?
На листах, отпечатанных для маршрута, ничего не было. Конечно,
оставалась надежда, что это выброс какого-то локального, раньше не
обнаруженного источника - мало ли гадости спрятано в этой земле? - но,
доставая из планшета большую карту района, я уже догадывался, в чем дело.
Ведь как раз на северо-западе от нас лежала зона 3-А. Всего в ста
километрах.
Но почему тогда выброс не зарегистрирован?
Я протянул руку к панели, вызвал через спутник штаб.
- К нам не поступало никаких сигналов, - ответил кто-то из группы
контроля. - Сейчас запрошу пост.
Пока он копался, что-то там выспрашивая - у них здесь вечные
неполадки со связью, особенно с тех пор, как на службу стали брать местных
жителей - я вызвал БТР с дозиметрической лабораторией из центра колонны и
поставил его ведущим. Так спокойнее - если в штабе решат, что нам следует
продолжать движение. И они-таки решили послать нас дальше, потому что
менять планы, согласованные на всех уровнях, они не осмелились. Да и
невозможно было, честно говоря, что-то изменить. Тем более, что впереди
нас ждали вещи гораздо более серьезные и опасные.
После получасовой стоянки колонна двинулась дальше, только теперь я
приказал всем надеть респираторы и задраить люки. Мы здесь уже привыкли не
пренебрегать мерами безопасности. Дозиметрическая лаборатория пошла
впереди в паре сотен метров перед колонной, давая гарантию, что мы не
вляпаемся в зону заражения на полной скорости и не готовые к защите.
Карте, отпечатанной в штабе, я больше не верил.
Но гарантии, что дозиметристы сами не попадутся в какую-нибудь
ловушку, никто мне, конечно, дать не мог. И через час с небольшим, когда
мы, переехав реку по чудом сохранившемуся мосту, въехали в зону,
обозначенную на штабных картах кодом "ДЕБРИС", я снова поставил впереди
Сафонова. Он обладал каким-то чутьем на опасность, и пусть многих
раздражала его вечная готовность видеть ее везде вокруг, я по собственной
воле с ним не расстался бы - слишком много на памяти случаев, когда его
излишняя вроде бы осторожность спасала многих и многих от больших бед.
Но бывают ситуации, когда не спасает никакая осторожность...
Пейзаж за мостом вполне соответствовал определению штабистов.
Знакомая картина - редкий чахлый лесок по обочинам дороги, где мертвых или
умирающих деревьев раз в пять, наверное, больше, чем живых, а земля вся
завалена мусором. Иногда это подобие леса отступает от дороги, уступая
место развалинам каких-то унылых строений - не то бараков, не то амбаров,
частично развалившихся, частично выгоревших. А вдоль всей дороги -
поваленные телеграфные столбы. Ну хоть бы один столб остался стоять
нормально! Нет, все как один завалились, иные прямо на дорогу, но их уже
давно спихнули догнивать в кюветы. Здесь не было никакого особенного
бедствия - просто столбы так ставили. И не оглядывались на содеянное. Если
бы мне предложили выбрать символ, характеризующий эту землю, я назвал бы
поваленный телеграфный столб.
До цели оставалось еще около сотни километров, когда пришел через
спутник вызов из штаба. Из щели принтера поползла лента с сообщением.
Действительно, в зоне 3-А вчера произошел выброс. Я не удивился, я ждал
чего-то подобного. Обыкновенный выброс. Уже, наверное, не первый. Но
прежде дули более благоприятные ветры, прежде о выбросах, неверное, просто
не докладывали. Чему тут удивляться - я слышал на совещании в штабе доклад
Гриффитса о положении в зоне 3-А. Удивляло, вернее, ужасало совсем другое
- ведь там же были наши люди, ведь они не могли не знать об этом выбросе.
Но никто из них тоже не доложил... Мне уже тогда казалось: это заразно,
здесь сама земля, сам воздух таят в себе заразу и яд. Не буквальную заразу
