но не сомневаюсь, что мог бы увидеть тебя по уговору.
Вокруг них собралась толпа.
-- Астролог Лангшнейдериус, повидимому, сошел с ума, --
сказал один бюргер другому и выпучил глаза на астролога, -- он
стоит посреди улицы и разговаривает сам с собою двумя голосами.
-- Астролог Лангшнейдериус, повидимому, сошел с ума --
сказал второй бюргер третьему и так же выпучил глаза на
астролога, -- в его руках шляпа и палка, одежда наброшена на
плечо, и он говорит сам с собой двумя голосами.
Но в это время виновники странного приключения последовали
далее по Геттингенским улицам.
4
-- Если память мне не изменяет, -- начал старик, когда они
добрались до его дома и уселись в кресла, -- то ты ученик
знаменитого ученого и философа Гебера.
-- Старик принимает меня за кого-то другого, -- подумал сын
стекольщика и сказал: -- Точно, Herr Astrolog я ученик Гебера.
-- Давно-ли ты оставил своего благородного учителя? --
продолжал старик.
-- Недавно, -- отвечал странник с некоторым сожаленьем в
голосе, -- недавно, всего лишь года два тому назад.
-- Года два тому назад? -- вскрикнул астролог, -- это
странно. Гебер уже 8 лет как умер.
-- Я не могу ответить на ваше ошибочное заключение -- сказал
странник, -- потому что вы, несмотря на то, что я оказал вам
уважение, которое я питаю ко всем лицам старческого или
дряхлого возраста, повернулись спиной ко мне и к моему креслу.
-- Странник, -- отвечал астролог и на этот раз действительно
повернулся к нему спиной, -- тебе должно быть известно, что
зрение у астрологов вообще не отличается остротою. Кроме того,
тебе, как ученику Гебера, ведомы многие тайны нашей священной
науки. Твое исчезновенье есть, конечно, прямое следствие
занятий магией и астрологией.
-- Не совсем, -- отвечал сын стекольщика, делаясь вдруг
необыкновенно мрачным, -- не совсем. Мое исчезновенье есть
прямое следствие слишком сильной любви моего отца к своему
ремеслу.
-- Непонятно, -- сказал старик, -- значит, твоему отцу были
известны эти тайны?
-- Мой отец, -- начал сын стекольщика, -- был стекольщик. А
моя мать, дорогой астролог, была пугливая женщина. Он так любил
свое ремесло, что каждую неделю выбивал все окна в нашем
маленьком доме, исключительно для того, чтобы вставить новые
стекла, а что касается будущего ребенка, то не хотел иметь
никакого другого, кроме как в совершенстве похожего на свое
ремесло. Не знаю, как это случилось, но родился я, родился сын
стекольщика, и я родился, увы, совершенно прозрачным. Это
обстоятельство однажды заставило моего отца вставить меня в
раму. По счастливой случайности эта рама находилась в комнате
доктора Иоганна Фауста, и вот так я познакомился с знаменитым
ученым, который руководил мною во время всей моей дальнейшей
жизни.
-- Фауст? -- сказал старик, -- не помню.
-- И он, любопытствуя, научил меня многим наукам. Я брожу по
многим городам нашей страны, но через год я должен вернуться в
Вюртемберг. До сих пор я не придумал еще каким путем итти мне к
моему открытию.
-- Что же ты ищешь?
-- Осязаемое ничто.
-- Осязаемое ничто? -- повторил старик, -- но что значит
осязаемое ничто, и для чего ты его ищешь?
-- Я ищу его, -- отвечал странник, -- для того, чтобы
убедиться, что осязаемое ничто ничего не значит.
-- Известно-ли тебе -- с глубоким убежденьем начал старик,
-- что я теперь не только не знаю худ ты, или толст, высок или
мал, но даже имеешь ли ты голову на плечах?
-- Имею, -- отвечал сын стекольщика, поднимая руку и
ощупывая голову, -- имею. Я ее осязаю.
-- Осязаешь?
-- Осязаю, -- сказал сын стекольщика и задумался надолго.
Задумался и старик. Но они ничего не придумали, потому что
пятый странник уже держал открытым ящик для кукол.
Вечером же старик сказал сыну стекольщика:
-- В городе Аугсбурге живет некий Амедей Вендт. Явись к нему
и скажи, что тебя послал астролог Лангшнейдериус, и он направит
твои шаги по отысканию искомого.
5
-- В путь, в путь! По дороге ветер. С неба сумерки, и
зажигаются звезды.
-- Память мне говорит -- будь тверд, -- а судьба говорит
иное.
Так он говорил, повторяя эти слова снова и снова, пока не
добрался до города Аугсбурга.
Он долго искал Амедея Вендта в этом городе, но не нашел его,
да и не мог найти, потому что Амедей Вендт родился ровно через
200 лет, после его путешествия.
Тогда он сел на камень и горько заплакал. А на утро он
пустился в дальнейший путь.
6
Из Аугсбурга в Ульм, из Ульма в Лейпциг, из Лейпцига в
Кенигсберг, из Кенигсберга в Вюртемберг, из Вюртемберга в
Шильду, из Шильды в Билефельд, из Билефельда в Штетин, из
Штетина в Бауцен, из Бауцена в Штетин.
А когда он добрался до Свинемюнде, то оттуда прямо в ад,
потому что хозяйка гостиницы в Свинемюнде сказала ему, что в
аду есть осязаемое ничто. В аду такая мгла, что ее можно
схватить руками.
Пятый странник захлопнул над ним крышку ящика и молвил.
-- А вот.
* Глава IV. Путь шарлатана Гансвурста *
1
Дорога убегала под ногами осла, а он пофыркивал, поплевывал
и бодро задирал морду в голубое небо. Шарлатан сидел,
подпрыгивая, размахивал одной рукой, а другой придерживал у
рта, свою огромную трубку.
-- Куда я еду? -- говорил он с печалью -- никто не знает
даже моего имени, а меня зовут Гансвурст, и я родился на два
века позже моего Пикельринга. -- Дымок вился за его головой,
трубка хрипела и плакала, мимо уходили поля и кустарник, и
леса, и бесплодные земли. Так он ехал много дней, осел его
утомился и утомился он сам, когда однажды, поздней ночью, он
добрался до города Данцига.
-- Отворите, -- закричал он, остановившись у дверей
гостинницы на самой окраине города -- отворите мне, я очень
устал, и осел мой тоже устал. А ныне поздняя ночь, и уже пора
отдохнуть в теплой постели от тяжелого путешествия.
Дверь отворилась, и он был в пущен в гостиницу. По дороге он
поцеловал девушку, отворившую ему дверь, и сказал: -- Девушка,
я не должен бы был касаться тебя, но я знаю, что у тебя свежие
губы, -- и, добравшись до постели, тотчас свалился на нее и
уснул.
Осла же отвели к другим ослам, и он там жевал жвачку и
жаловался соседям на легкомыслие своего господина.
2
Утром шарлатан откинул одеяло, сел на постели и принялся
думать. Потом оделся и спустился вниз в общую залу, где топился
камин и за столом сидели посетители.
Он тоже уселся и попросил себе кофе. Но у него не было, чем
расплатиться, и он сказал девушке:
-- Девушка, известно ли тебе, что у меня нет денег, чтобы
заплатить за твое кофе?
-- Кофе принадлежит моей хозяйке, сударь, -- отвечала
девушка, -- а впрочем, сударь, вы, вероятно, шутите.
-- А где же находится твоя хозяйка, девушка?
-- Она еще спит, сударь, ее комната наверху.
-- Но в это время хозяйка гостиницы, высокая и худая
женщина, спустилась по лестнице вниз.
-- Хозяйка, -- приветливо сказал шарлатан, -- известно ли
вам, что у меня нет денег, чтобы заплатить вам за кофе, за
ночлег и за корм моего осла?
-- Ты не уедешь отсюда, пока не заплатишь денег, --
отвечала, хмурясь, хозяйка, -- или оставишь взамен денег своего
осла.
-- Лучше останусь, -- сказал шарлатан. И остался.
Так он жил три дня и все думал, а на четвертый снова пришел
к ней и сказал:
-- Хозяйка, я уплачу вам все деньги, но прежде вы должны
подарить мне помет всех ослов, что останавливались за это время
в гостинице.
-- Помет стоит денег, -- отвечала хозяйка, -- если я отдам
тебе его, то к твоему счету придется прибавить несколько
талеров.
-- Хорошо! -- вскричал шарлатан, -- но вы должны провести
меня в стойло.
И его провели в стойло.
-- Ослы! -- бодро закричал он, -- ослы, помогите бедному
страннику, помогите шарлатану Гансвурсту, у меня к вам нижайшая
просьба.
Ослы подняли морды и очень дружно закричали в ответ.
-- Ослы! -- продолжал шарлатан. -- Видит бог, я всегда любил
вас, я всегда заботился о вас, и мой осел не замедлит
подтвердить вам это. Я назвал его философом Кунцем -- в честь
философа Кунца, и вы видите, как он любит своего хозяина.
Философ Кунц фыркнул и в знак одобрения трижды поднял и
опустил хвост.
-- Помогите, -- продолжал шарлатан, -- мне нечем заплатить
за ночлег и за корм -- хозяйка повесит меня, если я не заплачу
ей за ночлег и за корм, а я еще молод и хочу жить.
-- Испражняйтесь! -- вдруг закричал он с отчаянием в голосе,
-- я уже вижу, что ваш вчерашний помет не оправдал моих
ожиданий.
Но ослы стояли неподвижно. И только один, самый молодой и
глупый, поднял хвост, собираясь исполнить просьбу.
-- Ну, ну, -- говорил шарлатан, -- ну, ну, понатужься,
дорогой осел, помоги странствующему шарлатану.
И осел понатужился.
-- Не то, не то, -- закричал шарлатан, -- не то. Золотом,
золотом, не то. Золотом, усеянным драгоценными камнями. И когда
он не увидел золота, то сел на землю и горько заплакал.
Горожане, девушки и посетители гостиницы стояли за его
спиной и переговаривались о том, что шут должно быть сошел с
ума и может натворить многие беды в гостинице.
-- Сударь, -- сказала давешняя девушка, сжалившись над ним,
-- сударь, пожалуйте в вашу комнату. Вы должно быть очень
устали, сударь, от долгого путешествия.
Тогда он отправился в свою комнату и лег на постель.
И вновь прожил в этой гостинице три дня, и его перестали
кормить, как других посетителей гостиницы.
Однажды вечером девушка пришла к нему и сказала:
-- Сударь, вам нечем заплатить, но если вы честный человек,
то я одолжу вам деньги.
-- Девушка, -- отвечал шарлатан, -- когда-нибудь ты будешь
жить в стеклянном дворце на берегу рая и ангелы будут
прислуживать тебе золотыми пальцами.
Он крепко поцеловал ее в губы, а потом взял деньги и уплатил
их хозяйке. На утро же вновь уселся на своего осла и отправился
в дальнейший путь.
3
Дорога убегала под ногами осла, а он пофыркивал, поплевывал
и бодро задирал морду в голубое небо.
-- Куда ты ведешь меня, пыльная дорога? -- говорил шарлатан
-- на краях твоих уже нет кустарников и вдали не виднеется
леса. Камни и пыль -- куда я еду?
-- В город Ульм, -- отвечали камни, а пыль молчала и только
кружилась вихрем под острыми копытами осла.
-- Согласен, -- вскричал шарлатан, и к вечеру ворота Ульма
раскрылись перед ним.
4
-- Ну, -- говорил он, проезжая по Ульмским улицам, -- ну,
умный странник, ну шарлатан Гансвурст, что ты придумаешь в этом
городе, чтобы найти золотой помет. Доколе будут продолжаться
твои странствия?
И он склонялся на шею своего осла в великой печали. Так он
доехал до площади, слез с осла, привязал его к фонарю и уселся
на крыльцо дома в глубокой задумчивости.
-- Траузенбах -- золотых дел мастер, -- сказал над ним
чей-то голос. Он поднял голову. -- Никого не было вокруг.
-- Траузенбах, Траузенбах, золотых дел мастер, -- настойчиво
повторил голос, и тогда он догадался, что это он сам в
задумчивости произносил эти слова.
-- И точно, -- сказал он раздумчиво, -- в городе Ульме
проживает Траузенбах.
-- Осел поднял морду.
-- Золотых дел мастер! -- вскричал шарлатан и снова
задумался. Потом весело вскочил, сел на осла и поехал дальше по
Ульмским улицам.
-- Шут, -- сказал ему пожилой бюргер, когда он остановился у
небольшого домика, с твердым намерением найти в нем
Траузенбаха, -- шут, ты знаешь, что по закону вольного Ульма в
