Он поднялся и уже собирался проскользнуть в комнату
бургомистра, как вдруг на повороте он встретился с
Анной-Марией, молоденькой служанкой в доме. Она, увидев учителя
в таком странном виде, со свечой и со щипцами в руках, очень
удивилась, но сказала со скромностью:
-- Добрый вечер, Herr Швериндох.
-- Добрый вечер, -- Анна-Мария, отвечал смущенный схоласт.
Так они стояли молча, покамест кто-то не затушил свечу. И
схоласт, хоть и не вернулся до утра в свою комнату, однако же
не дошел в эту ночь до комнаты бургомистра.
Но в следующую ночь он снова собрался итти и снова зажег
свечу и взял с собою щипцы для сахару и другие щипцы поменьше и
повторяя в уме молитвы, он добрался до комнаты бургомистра.
Маленькая лампочка горела над кроватью бургомистра и он
спал, полуоткрыв рот и вытянув вперед губы.
-- Sanctum et terribile nomen ejus, -- прошептал схоласт, --
initum sapientia timor domini.
Колпак плясал на его голове, потому что голова тряслась
неудержимо. Но он плясал от радости.
-- Памятуя гостеприимство, -- прошептал он на ухо
Швериндоху, -- вы не должны бы были, разумеется, этого
совершать. Но Гомункулюс оживет, а пути судьбы неведомы нам
совершенно.
-- Nisi dominus custodierat civitatem, -- шептал схоласт,
наклоняя свечу и пытаясь осветить бургомистра, -- frusta
vigilat, qui custoditeam.
-- Щипцами для сахара, -- говорил колпак, размахивая
кисточкой, -- стоит только поглубже засунуть щипцы, покрепче
сжать их в своей руке, и вы, дорогой ученый, непременно
вытащите душу. И эта душа соединившись с вашим детищем узами
химических соединений, подарит миру нечто вполне
необыкновенное. Решайтесь, решайтесь, любезнейший Швериндох.
И видя что Швериндох уже просунул щипцы сквозь полуоткрытые
губы, он засмеялся и заплясал на его голове снова.
-- Conquissabit capita -- шептал схоласт, зажимая концы
щипцов и переступая охладевшими ногами -- conquissabit capita
interra multorum.
И он потащил щипцы.
Душа бургомистра, со одной стороны как бы коренастая и
неуклюжая, с другой являла вид вполне очаровательный. Она
повисла на щипцах с необыкновенной легкостью и переливалась
всеми цветами радуги и не-радуги, при свете свечи и лампы.
Схоласт стянул с головы колпак, подхватил бургомистрову душу
другой парой щипцов и, не касаясь пальцами осторожно, уложил ее
на дно колпака. Затем бросился вон из комнаты.
Бургомистр перевернулся на другой бок и крякнул. Немного
погодя вздохнул с сожаленьем и опять крякнул. От сильного
дыханья ночник погас.
6
-- Пока луна еще не побледнела и звезды на небе, -- скорей!
Ученый, баккалавр, magister scholarium, скорее, скорее!
Он открыл колбу и вытащил из нее своего Гомункулюса. И
маленький человечек лежал перед ним с равнодушием и
спокойствием, и во всех органах его тела видна была полная
беззаботность.
Схоласт дрожащими руками открыл его рот, взял щипцами
бургомистрову душу и, сотворив новую молитву, попытался вложить
ее в Гомункулюса, подобно тому, как после урока с Ансельмом
вкладывал в футляр очки. И вдруг остановился с изумлением:
-- Схоласт, -- говорил Гомункулюс, -- четыре странника не
прошли еще предназначенного им пути, а бургомистрова душа не
подходит для меня по размеру. Ступай в ад, ступай в ад,
схоласт, там много душ, и среди них ты найдешь для меня
подходящую.
Тут он умолк, и Швериндох опомнился от своего изумления.
Но душа уже воспользовалась этой минутой и из открытого
колпака улетела на небо.
-- Anno domini, -- сказал колпак, прыгал в руках схоласта от
огорчения. -- Anno domini, ante lucem, vobiscum.
7
И тогда Освальд Швериндох вновь закупорил колбу, застегнул
свою тогу и, даже не успев одеть на голову колпака, отправился
прямо на дно, от крайней растерянности и огорчения, не получив
от бургомистра платы, следуемой ему за уроки, которые он давал
сыну бургомистра, Ансельму, школьнику.
И пятый странник захлопнул за ним крышку ящика и промолвил:
"А вот".
* Глава III. Путь сына стекольщика, именем Курт *
1
-- Память мне говорит -- будь тверд, а судьба говорит иное.
Я устал. Сегодня к ночи мне не дойти до Геттингена, а ночь
будет дождлива и пасмурна. О, сын стекольщика, будь тверд в
испытаниях.
Так он говорил с горечью, и по дороге гулял ветер, а на небе
зажигались звезды.
-- Курт, если даже ты встретишь крестьянскую повозку, то
никакой крестьянин не позволит невидимому человеку отдохнуть на
своей повозке. Точнее: когда неловкий человек загораживает
собою свет, нужный для работы, ему говорят: -- отойди, ты не
сын стекольщика.
Он шел неутомимо и к ночи пришел в Геттинген и, проходя
через городские ворота, повторял со вздохом:
-- Память мне говорит -- будь тверд, а судьба говорит иное.
2
В Геттингене философы не живут. Живут мастера, подмастерья
или просто почтенные бюргеры, и к философии у них наклонности
не имеется. День за днем проходит незаметно, и если бы не часы,
то геттингенцами вовсе не примечено было бы время.
Фрау Шнеллеркопф содержательница гостиницы на Шмиденштрассе,
не однажды говорила своему мужу, что жизнь в Геттингене за
делами продолжается не более, как час или два, на что Herr
Шнеллеркопф отвечал глубокомысленно "ho" и смотрел на часы.
Часы тикали, время шло предлинными шагами, сын стекольщика
также шел предлинными шагами, покамест не постучался у дверей
гостиницы.
Была поздняя ночь. Herr Шнеллеркопф уже спал, и его жена
пошла отворить двери.
-- Кто стучит?
-- Я, -- отвечал сын стекольщика, -- сын стекольщика,
уважаемая фрейлен.
-- Я не фрейлен, -- отвечала хозяйка, -- что вам нужно?
-- Переночевать в вашей гостинице, любезная фрау.
-- Да, -- отвечала хозяйка с достоинством, -- фрау.
Подождите, я зажгу свечу и отворю двери.
Она вернулась с зажженой свечей и отворила двери.
-- Благодарю вас, -- сказал сын стекольщика и ступил шаг.
-- Боже мой, -- закричала хозяйка, -- да где же вы? Я никого
не вижу.
-- Вы вероятно страдаете глазами, -- отвечал странник,
оборотясь к ней, -- впрочем, действительно меня трудно
заметить. Вы совершенно справедливо отметили это печальное
обстоятельство.
-- Что такое, -- говорила фрау, поводя вокруг свечею, -- вы
меня не испугаете. Я не пугливая женщина.
-- Боже меня сохрани пугать вас, -- отвечал сын стекольщика,
-- я человек грустного характера и тверд в испытаниях. Надеюсь,
вы не будете возражать мне, что твердость есть одно из лучших
качеств моего характера.
-- Помилуйте, -- возразила хозяйка, -- твердость, конечно,
качество, но вы явились сюда в столь странном виде...
-- Теченье судьбы скрыто от людей, -- в свою очередь
возразил сын стекольщика, -- но я уверяю вас, что я совершенно
невиновен в том, что мой отец слишком любил свое ремесло.
-- В таком случае я не могу пустить вас в мой дом, --
продолжала хозяйка, по-прежнему размахивая дрожащей свечей в
воздухе.
-- Любезная хозяйка, -- сказал сын стекольщика, -- вы не
можете уверить меня в том, что имеете столь жестокое сердце. Я
очень давно в пути, я устал, и вы не можете оставить меня за
дверьми вашего почтенного дома.
Фрау Шнеллеркопф задумалась.
-- Хорошо, -- сказала она, наконец, я провожу вас в комнату,
но только, пожалуйста, с утра примите ваш настоящий вид.
-- Увы, -- отвечал странник, -- увы, любезная фрау, вы
никогда не увидите меня в моем настоящем виде, потому что я
имею только один -- ненастоящий -- вид, и в нем я совершенно не
поддаюсь описанию.
Фрау Шнеллеркопф проводила своего постояльца в отведенную
ему комнату, пожелала ему доброй ночи и озадаченная этим
странным происшествием, вернулась к мужу.
Herr Шнеллеркопф крепко спал, но разбуженный женой выслушал
ее внимательно, сел на постели и сказал с сожалением: "ho".
3
На утро сын стекольщика бродил по городу Геттингену, с
печалью глядел вдоль узких улиц и снова говорил сам с собой.
-- Я ищу осязаемое ничто. Оно не покажется на этой узкой
улице. А если бы оно и попалось мне навстречу, я все равно не
узнал бы его, потому что я его никогда не видел.
Он тихо шел, внимательно разглядывая почтенных бюргеров и
полных фрау, что попадались ему навстречу.
-- Курт, Курт, -- снова говорил он, -- на что ты тратишь
свою злосчастную жизнь? День проходит за днем, минута отлетает
за минутой.
Тут он наткнулся на седого старика с длинной палкой в руках,
который шел по левой стороне улицы, высоко задрав голову и
что-то пристально разглядывая на совершенно безоблачном небе.
-- Невежа, -- спокойно сказал старик, не опуская головы, --
мерзавец, не уважающий старости и ученых познаний во всех
областях науки.
-- Простите, Herr, -- отвечал сын стекольщика, несколько
озадаченный, -- но вы немного ошиблись в вашем, поразительно
полном определении моего ума и характера. Мой характер имеет
твердость во всех испытаниях жизни, а что касается ума то он
проникает в самую суть человеческого познания.
-- Не вижу, -- сказал старик, еще выше задирая голову, -- не
вижу, ибо слежу невооруженным глазом за звездой Сириус,
совершающей сегодня свой обычный путь по ниспадающей параболе.
-- Не вижу, -- в свою очередь ответил странник, в свою
очередь задирая голову, -- небо совершенно безоблачно и ясно.
-- Что ты можешь увидеть, -- с презрением отвечал старик --
звезду Сириус можно увидеть лишь по личному с нею уговору.
-- Если память мне не изменяет, -- сказал сын стекольщика,
-- то кроме Сириуса по личному уговору можно увидеть Большую
Медведицу и Близнецов.
-- Левая лапа Большой Медведицы не поддается уговору, -- с
важностью продолжал старик, -- что же касается головы и
остальных лап, то ты не ошибся.
-- Я не ошибся и относительно Близнецов?
-- Что касается Близнецов, то это вопрос чрезвычайно
спорный. На собрании астрологов в Бренне, Близнецы были
признаны достойными уговора. Вообще же говоря, прохожий, ты
можешь за мною следовать до вечера. Вечером я опущу голову,
увижу тебя, и мы подробнее поговорим об этих занимательных
вопросах.
-- Я очень боюсь, -- отвечал сын стекольщика, -- я очень
боюсь, любезный астролог, что меня и по уговору нельзя увидеть.
Я в этом отношении гораздо неподатливее левой лапы благородного
созвездия.
-- Пустое, -- сказал старик, -- в твоей речи я замечаю
логическую ошибку. Большая посылка не соответствует выводу. Ты
не есть звездное тело. Следовательно, тебя можно увидеть без
всякого уговора.
-- Дорогой астролог, -- возразил сын стекольщика, -- я
советую вам убедиться в истине моих слов вооруженным глазом.
Что же касается вашего предложения пробыть с вами до вечера, то
я не вижу в этом прямой необходимости. Я буду сейчас смотреть
на Сириус, а вы смотрите на меня. Посмотрим, кто из нас скорее
что-либо увидит.
-- Бездельник, -- возразил астролог, -- не отвлекай
скромного ученого, от его высоких занятий. К тому, же если бы
даже я и пожелал согласиться с тобой, то я все равно не мог бы
опустить головы, потому что у меня затекла шея.
Сын стекольщика прислонил к его глазам руку и сказал,
смеясь: "Вот вам ясное доказательство моих слов" -- и другой
рукой с силой дернул его за бороду.
-- Парабола! -- закричал старик, -- ты заставил меня
упустить нисхождение!
-- Я прошу прощения за мой дерзкий поступок, -- отвечал сын
стекольщика, -- но взгляните на меня. Видите вы что-нибудь!
-- Я ничего не вижу, -- возразил астролог с спокойствием, --
