и не любят держать в секрете наши секреты. Наши секреты предназначены для
широкого распространения. Чем секретнее секрет, тем быстрее и шире он
распространяется. Тут как-то приехал в отпуск мой старый приятель. Пошли в
ресторан. После первой же рюмки он на весь ресторан стал рассказывать мне
про расположение секретных ракетных площадок и новые типы ракет. Рядом с
нами сидел иностранный шпион и зашифровывал донесение о наших ракетных
площадках. Сведения о них он получил от фарцовщиков за бешеные деньги.
Представляете, что это за сведения! Так он вызвал администратора ресторана и
попросил, чтобы моему приятелю глотку заткнули, ибо он мешает ему
сосредоточиться.
МЫ[x]
Вот, видишь, сказал ЭН, я рисую. Какое влияние на это оказывает то, что
кого-то куда-то не пустили и кто-то куда-то уехал? Никакого. Я работаю
спонтанно, независимо от потока текущих событий. Пусть так, говорю я.
Допустим, что ты свалился к нам из космоса, и все сделанное тобой не имеет
никакой связи с нашей земной жизнью. Ну и что? Я же думаю о будущем: будет
такая связь или нет? С кем? Насколько прочная? Что будет значить твое
творчество в сознании тех, кто сделает тебя выразителем своей личности? И
хочешь ты или нет, это "МЫ" придадим строго определенный смысл твоим
работам. С годами нас будет больше. В конце концов, Мы тебя канонизируем.
Такова участь всех больших художников, произведения которых имеют
общественный резонанс. Так что смысл твоих работ лежит не в них самих, а в
тех устойчивых и повторяющихся социальных феноменах, которые рождают
определенный социальный тип людей или отдельные черты характера людей. Люди
по отношению к социальным законам разделяются на два неравных множества. К
одному из них принадлежит подавляющее большинство человечества.
Представители этого множества совершают поступки обычно в полном
соответствии с социальными законами, т.е. с исторически выработанными
правилами социального поведения. К другому множеству принадлежит ничтожное
меньшинство людей, совершающих жизненно важные поступки вопреки социальным
законам. Очень немногие из них могут это делать систематически. И буквально
единицы из них находят в себе силы выстоять в титанической борьбе с
обществом. И только благодаря этому им иногда удается сделать великое дело
на благо того самого общества, которое стремилось их уничтожить или низвести
до уровня нормального социального типа. Это множество людей можно назвать
противосоциальным. Принадлежность человека к этому множеству не связана с
тем, выступает человек за данный политический строй или против него,
разделяет данную идеологию или нет и т.д. ЭН -- экземпляр людей такого типа.
У него к тем обстоятельствам индивидуальной судьбы, которые вытолкнули его в
число противосоциальных людей, присоединились особенности работы художника
такого типа в наших условиях, превращающие борьбу художника за свою
творческую индивидуальность в будничное занятие. Потому мне просто комичной
показалась беседа ЭН с одним известным западным писателем. Последний
несколько часов подряд, ссылаясь на факты из истории культуры, современные
философские концепции и данные науки, уговаривал ЭН бороться за творческую
индивидуальность. Надо было видеть выражение лица ЭН в это время!
Впоследствии он рассказывал. Человек сидит в лагере уже лет десять. Он отвык
от женщин и удовлетворяет свои потребности с мужчинами. В лагерь приезжает
представитель всемирного общества гомосексуалистов и начинает убеждать его в
том, что с точки зрения новейших достижений культуры, науки, философии и
т.д. высшей формой сексуальных отношений для мужчины является сожительство с
другим мужчиной. Знаешь, я битый час не мог взять в толк, что он мне
говорит. А когда допер... Представляю, какая у меня стала идиотская
физиономия!
РЕШЕНИЕ
Зал был набит сверх всякой меры. Участники совещания сидели по
двое-трое на одном стуле, стояли на подоконниках, висели на люстрах с
квазихрустальными подвесками, торчали из-за портретов, на которых были
изображены трудно различимые красавцы Заведующие и Заместители с необычайно
умными и честными, но на все готовыми физиономиями. Дышать было нечем.
Выручала десятилетиями отработанная на бесчисленных собраниях привычка
дышать сероводородом и демагогией. Журналист сразу же впал в состояние
клинической смерти. У них кишка тонка, сказал Троглодит, кивнув с усмешкой
на Журналиста. Тонка, сказал Претендент. И они пожали друг другу руки.
Помощнику пришлось пробираться в президиум по головам. Поскользнувшись о
чью-то лысину (по одним слухам -- о лысину Мыслителя, по другим -- о зад
Претендента), он вывихнул шею, вследствие чего был вынужден зачитывать
доклад, стоя к аудитории одновременно задом и передом. Собравшиеся поняли
это как указание и сделали то же самое. Шансы Претендента из-за этого опять
снизились. После доклада и прений, в которых заранее назначенные и
предварительно проверенные и перепроверенные участники совещания выступили с
заранее проверенными и перепроверенными восторженными речами, приняли
резолюцию. В постановляющую часть резолюции в раздел конкретных предложений
включили пункт: с целью дальнейшего повышения уровня взять укрепленный пункт
Н. Троглодит заметил было, что силенок маловато. Но Претендент его тут же
уличил. А штрафники на что, торжествующе сказал он и уехал в командировку в
Италию. Шансы Претендента сразу повысились. Предложение взять штурмом Н было
принято единогласно, затем его включили в Генеральный План. Младшие и
старшие сотрудники включили эту тему в свои индивидуальные планы. На
Дирекции запланировали отчет о ходе выполнения плана по взятию Н и
привлечение внеинститутских авторов. И не взять Н стало уже никак нельзя. Но
почему все-таки они решили взять именно Н, а не Д, спросил Журналист. А
какое это имеет значение, сказал Неврастеник. Вы думаете, Д лучше? Пусть
себе штурмуют что угодно. Лишь бы нас не трогали.
ОТКАЗ
Отказали, говорит Мазила. И не объяснили, почему. В чем дело? Не ломай
голову, говорит Болтун. Причин можно навыдумывать сколько угодно. Но все это
будет ошибочно. Смотри на свой случай не как на исключительный, а как на
обычный, и не ошибешься. Поездка за границу у нас -- не норма человеческого
общения двадцатого века, а привилегия, которой удостаиваются лишь лица
определенной категории. Это общеизвестно. Ты к этой категории не
принадлежишь. Причины отказа не объясняют потому, что у них нет никаких
правовых и моральных аргументов. Это тоже общеизвестно. Исключительность
твоего случая состоит лишь в том, что он будет иметь мировой резонанс.
ИНТЕРВЬЮ
О том. что Мазиле отказали, скоро стало широко известно. Мастерскую
заполнили иностранные журналисты. Пришлось давать интервью. Мазила в
основном говорил о своих творческих замыслах. По поводу отказа он сказал,
что причину отказа ему не объяснили. Почему? Очевидно, она не имеет
разумного оправдания. А заодно решается еще одна проблема. Раз человеку
отказано, и ему не объяснили почему, его охватывает тревога. Он должен сам
придумать причину, беря на себя вымышленную вину. Отказывающая инстанция,
освобожденная от функции объяснения, приобретает атрибут великой тайны и тем
самым присваивает себе функции провидения. И человек трепещет. Эта мысль
произвела на журналистов сильное впечатление. Неврастеник, услышавший на
другой день интервью Мазилы по иностранному радио, сказал, что ОНИ ему этого
не простят. А что ОНИ могут сделать, сказал Посетитель. Судя Мазилу,) ни
сами предстают перед судом истории.
ЖРАТВА
Только завтрак навернем,
Как уже обеда ждем.
Проглотив обед, мы тут же
Ждем, когда наступит ужин.
Остальное -- дребедень!
Так за днем проходит день.
(Из "Баллады")
Наши штатные дешевки
Чуть чего -- бегут в столовку.
(Из "Баллады")
Обед пропал. Прижавшись друг к другу, штрафники тряслись от озноба. Не
спалось. Не бодрствовалось. Легко сказать, дешевки, говорит Уклонист. А кто
из нас через это не прошел! Кто из нас сейчас не накинулся бы на любые
объедки, лишь в них были калории! Был у меня такой случай, говорит Мерин.
Был я дневальным по конюшне. В последнюю смену. Надо смену сдавать, а
какая-то сволочь оголовье сперла. Сменщик не принимает. Пришлось ждать,
забираться в соседний эскадрон и воровать недостающее оголовье. Все так
делали. В полку вообще не один десяток оголовьев пропал, а. до бумагам и
отчетам -- все на месте. Сдаст один смену -- у него потом сопрут. Потом -- у
этого. И так до тех пор, пока все не отчитаются. Так вот, сдал я смену. На
ужин, конечно, опоздал. Пришел в столовую -- и что вы думаете! Осталось штук
тридцать мисок шрапнели. Каждая миска -- на четверых. У меня аж голова
закружилась. Тут пришел еще один опоздавший со смены. И мы с ним принялись
за дело. Хотите верьте, хотите нет. Восемь мисок я навернул запросто. И еще
наверно срубал бы. Да случайно взглянул на соседа. Тот слопал мисок
пятнадцать. Гляжу -- глаза у него закатились, каша прет даже из ушей. И он
как-то странно стал сползать со стула. Я в ужасе хочу встать, и не могу.
Каша распирает. Расстегнул все пуговицы. С трудом выбрался на улицу и, как в
бреду, поплелся в казарму. Отлежался. А парень тот умер. Это что, говорит
Паникер. Мы в первоначалке втроем однажды съели второй завтрак на целое
звено. Приехал Особняк. Поклялся, что легко узнает, кто съел. Воры объелись,
и обед съесть не смогут. Пришлось обед рубать, как ни в чем не бывало.
Особняк был потрясен. Умолял признаться, обещал не наказывать. Ему хотелось
посмотреть на таких выдающихся обжор. А мы кто? Мы обыкновенные рядовые
голодающие. Конечно, не признались. У нас, говорит Пораженец, штурман
эскадрильи козу завел. Симпатичная скотина была. Везде за нами бегала.
Как-то пошли мы в самоволку. И она за нами увязалась. Отгоняли-отгоняли
назад, не уходит. Тут-то и пришла в голову идея. Это был первый и, кажется,
последний раз в моей жизни, когда я от пуза ел свежее жареное мясо. У нас,
говорит Уклонист, на втором аэродроме под боком был фруктовый сад
винкомбината. Мы там, конечно, паслись потихоньку. Начальство комбината
сдуру обратилось к нашему начальству с просьбой помочь охранять сад. Наше
начальство, имевшее кое-что от начальства комбината, согласилось, и нас
стали посылать патрулировать сад. Что после этого началось! За неделю
обглодали даже кору на деревьях. Начальство комбината взмолилось убрать
патрули. А это не так-то просто. Пока дело ходило в округ и обратно,
кончился сезон, и мы сами перестали ходить в сад, хотя нас чуть не до нового
года еще назначали. Вот поднабрались витаминчиков! На всю жизнь хватит!
Пришел связной. Сержант, Интеллигент, Мерин, Убийца, сказал он. К комбату.
Пойдете за языком, сказал Комбат. Без языка не возвращаться!
О СВЕТСКОМ ЛИЦЕМЕРИИ
В свое время, говорит Мазила, я выиграл конкурс в Ю у крупных западных
художников. Случай беспрецедентный. И что же? Приехал домой. Привез кучу
отзывов. Сдал в Союз. Хочу отчитаться о поездке. Но никто слушать не хочет.
А ведь отчитываться положено. И принято. У нас любой, съездивший просто так
куда-нибудь, потом в десяти местах выступает. В газетах, разумеется, ни
строчки. А выиграй этот конкурс кто другой, раззвонили бы на весь Ибанск.
Ладно, бог с ними. Пусть это нормально. Но друзья и знакомые! Представьте,
никто меня даже не поздравил. Не знали? Все прекрасно знали. И молчали. Как
