следует всерьез воспринимать сделанное под воздействием хмельных паров
заявление.
Немало сторонников и у версии о досудебном расстреле Берии в бункере
Московского военного округа, куда он был помещен после ареста в Кремле.
Молва упорно не хочет верить в официальную версию - расстрел вместе со
сподвижниками после вынесения приговора. Не убедил и кинофильм, где зрителям
показали жутковатую процедуру кремации тела - картина-то игровая.
Но вот открылись недоступные в прошлом архивы. Заговорили молчавшие люди.
Приложение N 14:
ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
Из писем арестованного Л. П. Берии соратникам по Политбюро
(. Хранились в архиве Политбюро ЦК КПСС, сейчас - в архиве Президента РФ.
Ф. 3., от. 24, д. 463, л. 163-174. Рукописи) В ЦК КПСС Товарищу Маленкову
Дорогой Георгий. Я был уверен, что из той большой критики на Президиуме я
сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК
решил иначе. Считаю, что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать,
что всегда был беспредельно предан партии Ленина-Сталина, своей Родине, был
всегда активен в работе. Работал в Грузии, в Закавказье, в Москве в МВД,
Совете Министров СССР и вновь в МВД, все отдавал работе, старался подбирать
кадры по деловым качествам, принципиальных, преданных нашей партии
товарищей. Это же относится к Специальному комитету. Первому и Второму
главным управлениям, занимающимся атомными делами и управляемыми снарядами.
Такое же положение Секретариата и помощников по Совмину. Прошу товарищей
Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Клементия, Хрущева Никиту,
Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других - пусть
простят, если и что было за эти пятнадцать лет большой и напряженной
совместной работы. Дорогие товарищи, желаю всем вам больших успехов в борьбе
за дело Ленина-Сталина, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет
нашей славной Родины.
Георгий, прошу, если это сочтете возможным, семью (жена и старуха-мать) и
сына Серго, которого ты знаешь, не оставить без внимания.
Лаврентий Берия
28. VI. - 1953 г.
В ЦК КПСС
Товарищу Маленкову
Дорогой Георгий!
В течение этих четырех тяжелых суток для меня я основательно продумал
все, что имело с моей стороны за последние месяцы после пленума ЦК КПСС, как
на работе, так и в отношении лично тебя и некоторых товарищей из Президиума
ЦК, и подверг свои действия самой суровой критике, крепко осуждаю себя.
Особенно тяжело и непростительно мое поведение в отношении тебя, где я
виноват на все сто процентов...
У меня всегда была потребность с тобой посоветоваться ивсегда для дела
получалось лучше. Я видел в лице тебя старшего, опытного партийного деятеля
большого масштаба, талантливого, энергичного и неутомимого, прекрасного
друга и товарища, я никогда не забуду твою роль в отношении меня в ряде
случаев, и особенно когда хотели связать меня с событиями в Грузии. И когда
не стало товарища Сталина, я, не задумываясь, назвал тебя, также, как и
другие товарищи. Председателем правительства...
Вячеслав Михайлович! У меня всегда было прекрасное, ровное отношение к
Вам. Работая в Закавказье, мы все высоко ценили, считали Вас верным учеником
Ленина и верным соратником Сталина, вторым лицом после товарища Сталина.
Если спросить мою семью. Вам могут рассказать очень много хорошего о Вас с
моих слов...
Клемент Ефремович! Тоже начну с Закавказья, мы Вас крепко любили, я по
поручению руководящих органов Грузии ездил специально в Москву в ЦК и к т.
Сталину и настоял прислать Вас в связи с пятнадцатилетием Советской Грузии.
В начале войны товарищ Сталин сильно обругал меня и назвал политическим
трусом, когда я предложил назначить в тяжелые времена, переживаемые нашей
Родиной, известных всей стране т-щей Вас и Буденного командующими фронтами.
Обругать обругал, а чуть позже т-щ Сталин назначение провел. Это, я думаю,
товарищи подтвердят. С т. Маленковым Г. М, очень часто говорили между собой
и с другими товарищами о предложении т-щу Сталину назначить Вас
председателем Президиума Верх. Совета, и только теперь это было проведено.
Всего не скажешь.
Никита Сергеевич! Если не считать последнего случая на Президиуме ЦК, где
ты меня крепко и гневно ругал, с чем я целиком согласен, мы всегда были
большими друзьями. Я всегда гордился тем, что ты прекрасный большевик и
прекрасный товарищ, и я не раз тебе об этом говорил, когда удавалось об этом
говорить, говорил и т-щу Сталину. Твоим отношением я всегда дорожил.
Николай Александрович! Никогда и нигде я тебе плохо не делал. Помогал
честно и как мог. Т. Маленков Г. М, и я не раз о тебе говорили т-щу Сталину,
как о прекрасном товарище и большевике. Когда т-щ Сталин предложил нам вновь
установить очередность председательствования, то я с т. Маленковым Г. М,
убеждали, что этого не надо, что ты справляешься с работой, а помочь мы и
так поможем.
Лазарь Моисеевич и Анастас Иванович. Вы оба знаете меня давно. Анастас
меня направил еще в 1920 году из Баку для нелегальной работы в Грузию. Тогда
еще меньшевистскую. От имени Кавбюро РКП и Реввоенсовета XI армии. Лазарь
знает меня с 1927 года, не забуду никогда помощи, оказанной мне по партийной
работе в Закавказье, когда вы были секретарем ЦК. За время работы в Москве
можно было многое сказать. Но одно скажу: всегда видел с Вашей стороны
принципиальное отношение, помощь в работе и дружбу...
Товарищи Первухин и Сабуров говорили, что у меня было привилегированное
положение при жизни т-ща Сталина. Это же неверно. Георгий, ты это лучше
других знаешь, знают это и другие члены Президиума... Что же касается моего
отношения к т. Сабурову, то т. Маленков Г. М, и я отстояли его на посту
председателя Госплана, а т. Первухина, конечно, по заслугам, я представил к
Герою Социалист. Труда и провел это решение...
Лаврентий Берия
Т-щи, прошу извинения, что пишу не совсем связно и плохо в силу своего
состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенсне (очков).
1 июля 1953 г.
В Президиум ЦК КПСС
Товарищам Маленкову, Хрущеву, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну,
Первухину, Булганину и Сабурову
Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без судаи следствия, после
5-дневного заключения, без единого допроса, умоляю вас всех, чтобы этого не
допустили, прошу немедленного вмешательства, иначе будет поздно. Прямо по
телефону надо предупредить.
Дорогие т-щи, настоятельно умоляю вас назначить самую ответственную и
строгую комиссию для строгого расследования моего дела, возглавив т.
Молотовым или т. Ворошиловым. Неужели член Президиума ЦК не заслуживает
того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинения, потребовали
бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для
дела и для ЦК. Зачем делать так, как сейчас делается, посадили в подвал и
никто ничего не выясняет и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только
единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в
отношении члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить
его.
Еще раз умоляю вас всех, особенно т., работавших с т. Лениным и т.
Сталиным, обогащенных большим опытом и умудренных в разрешении сложных дел
т-щей Молотова, Ворошилова, Кагановича и Микояна. Во имя памяти Ленина и
Сталина прошу, умоляю вмешаться, и вы все убедитесь, что я абсолютно чист,
честен, верный ваш друг и товарищ, верный член нашей партии.
Кроме укрепления мощи нашей страны и единства нашей великой партии у меня
не было никаких мыслей.
Свой ЦК и свое Правительство я не меньше любых т-щей поддерживал и делал
все, что мог. Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только это
захотите расследовать. Что за спешка и притом подозрительная.
Т. Маленкова и т. Хрущева прошу не упорствовать. Разве будет плохо, если
т-ща реабилитируют.
Еще и еще раз умоляю вас вмешаться и невинного своего старого друга не
губить.
Ваш Лаврентий Берия
Из письма Нины Берии Н. С. Хрущеву
(Нина Теймуразовна Гегечкори-Берия, жена Л. П. Берии.
После ареста мужа была помещена в Бутырскую тюрьму.
Письмо рассмотрено на заседании Президиума ЦК КПСС
27 ноября 1954г. Постановили: отправить Н. Т. Берия вместе с сыном Серго
на поселение в административном порядке.)
До своего ареста я состояла членом КПСС и это, как мне кажется, дает мне
право обратиться к партии помочь мне пережить позор, выпавший на мою долю
так неожиданно для меня, как на жену Л. П. Берия.
Мне предъявлено обвинение в участии в антисоветском заговоре с целью
восстановления капитализма в Советском государстве. Такое обвинение -
страшное, тяжелое. В этом можно обвинить человека, который, потеряв
человеческий образ, превратился в "свинью под дубом" и, продав свою родину
врагам, пользуется правами и благом, предоставленными ему почетным званием
советского гражданина; в этом можно обвинить человека, которого Великая
Октябрьская социалистическая революция лишила материальной базы для
эксплуатации трудящихся и который хочет вернуться к старому положению...
... В процессе следствия мне было предъявлено обвинение в переписке якобы
с моим родственником, грузинским меньшевиком Гегечкория, который находится в
эмиграции в Париже. Я его не знала, никогда не видела, он не является моим
родственником и я ни в какой переписке с ним не находилась и не могла
находиться...
... Действительным страшным обвинением ложится на меня то, что я более
тридцати лет (с 1922 года) была женой Берия и носила его имя. При этом, до
дня его ареста, я была ему предана, относилась к его общественному и
государственному положению с большим уважением и верила слепо, что он
преданный, опытный и нужный для Советского государства человек (никогда
никакого основания и повода думать противное он мне не дал ни одним словом).
Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на
следствии. Но он в таком случае обманул не одну меня, а весь советский
народ, который, судя по его общественному положению и занимаемым должностям,
тоже доверял ему.
Исходя из его полезной деятельности, я много труда и энергии затратила в
уходе за его здоровьем (в молодости он болел легкими, позже почками). За все
время нашей совместной жизни я видела его дома только в процессе еды или
сна, а с 1942 г., когда я узнала от него же о его супружеской неверности, я
отказалась быть ему женой и жила с 1943 г, за городом вначале одна, а затем
с семьей своего сына. Я за это время не раз ему предлагала, для создания ему
же нормальных условий, развестись со мной с тем, чтобы жениться на женщине,
которая может быть его полюбит и согласится быть его женой. Он мне в этом
отказывал, мотивируя это тем, что без меня он на известное время может
выбыть как-то из колеи жизни. Я, поверив в силу привычки человека, осталась
дома с тем, чтобы не нарушать ему семью и дать ему возможность, когда он
этого захочет, отдохнуть в этой семье. Я примирилась со своим позорным
положением в семье с тем, чтобы не повлиять на его работоспособность
отрицательно, которую я считала направленной не вражески, а нужной и
полезной.
О его аморальных поступках в отношении семьи, о которых мне также было
сказано в процессе следствия, я ничего не знала. Его измену мне, как жене,
считала случайной и отчасти винила и себя, т, к, в эти годы я часто уезжала
к сыну, который жил и учился в другом городе.
Считая себя абсолютно невиновной перед советской общественностью, перед
партией, я беру на себя непозволительную смелость обратиться к вам, к партии
