десяти послереволюционных лет делал медленную, незначительную по
тогдашним меркам карьеру. И вдруг начался стремительный, ничем разумным
не объяснимый взлет. За каких-то три года из завотделом провинциального
обкома партии он превратился в секретаря ЦК ВКП(б), а потом так же
внезапно занял вдобавок место дотоле всесильного Ягоды.
Наркомвнудел Генрих Ягода, конечно, тоже был далеко не сахар, но
все же проработал в ВЧК-ГПУ - НКВД почти полных два десятка лет и в
своем деле кое-что понимал. А Ежов...
Щуплый карлик с незначительным лицом, привинтив к петлицам
маршальские звезды Генерального комиссара, развернулся на славу. Что бы
там ни говорили, а всего лишь за год практически уничтожить годами
складывавшуюся систему госбезопасности и создать на развалинах абсолютно
новую, не менее эффективную тайную полицию, пусть и иначе
ориентированную - это надо уметь!
Причем статистические данные показывают, что образовательный
уровень вновь принятых сотрудников центрального аппарата вырос почти
вдвое в сравнении с 1936 годом. И поставленные перед ним задачи, какими
бы они ни были, возрожденный НКВД решал более чем успешно. Примитивному
дураку и алкоголику (каким Ежов тоже был) сие вряд ли под силу.
Успокоившись, нарком вызвал своего первого заместителя, комкора
Фриновского. Ввел его в курс дела.
- Понимаешь, Михаил, что с нами будет, если мы не отыщем этого
долбанного Шестакова?
Фриновский понимал. Возможно, даже лучше, чем сам Ежов. Не впадая в
панику - всю жизнь проходил по лезвию, рискуя головой едва ли не
ежедневно, вопрос:
- А как? Соображения есть?
- Откуда им взяться? Для того и позвал. Два часа тебе времени.
Пройдись по всей цепочке. Кто первый узнал, почему лично мне сразу не
доложили, что сейчас делается и по чьему распоряжению. Тут ведь целое
гнездо недобитков просматривается. Нас с тобой топят. И вот еще узнать
бы, что за военюрист у Хозяина сидел. Наверняка он на меня настучал,
паскуда! Из чьего ведомства - Ульриха, Вышинского? Все узнай и мне
доложи. А я пока немного отдохну.
Через два часа, минута в минуту, Фриновский возвратился. Отследить
действия связки Шадрин - Заковский труда не составило. На то в
распоряжении Фриновского было целых два мощных подразделения:
секретно-политическнйи 6-й (чекработа в органах внутренних дел) отделы.
- Нет, ну какая сволочь! - вновь разбушевался Ежов, имея в виду -
Заковского. - Немедленно его сюда!
Разговор получился скандальный и трудный для Ежова. Старый чекист и
разведчик, Заковский знал себе цену, с первых же слов наркома все понял
и перешел в контратаку.
- А меня кто-нибудь в известность ставил? Я сам все узнал, по
собственным каналам, И что мне оставалось делать? Вдруг это грандиозная
провокация троцкистов, гестапо, я знак", чья еще? Контрразредка - мой
участок. Руководство не в курсе, опергруппа уничтожена, непосредственный
начальник, майор Шадрин, ничего не знает, начальник отделения, который и
послал группу, застрелился или ему помогли, концы рубят. Я принял
решение и начал действовать!
- Ты мне мозги не засерай - кричал в ответ Ежов. - Почему не
доложил немедленно? Кто нарком - ты или я? Под меня, сука, роешь! Сам
узнал, сам раскрыл, сам доложил, а я в говне?! Может, и Сталину ты
настучал?
- А ты на меня не ори! - расчетливо психанул и Заковский. Ему
сейчас выгодно было перевести дело в план бытовой склоки. - Я в разведке
с двадцатого года работаю" лучше вас своих дело знаю. Нечего было среди
своих тень на плетень наводить. Прикажи мне лично с самого начала, я бы
такого облома не допустил, на работе бы его взял, тепленького.
Фриновский курил у окна, не желая ввязываться, но на ус мотал.
Или вывернется сейчас соперник, да и всех их за собой из могилы
вытащит, или всем конец. Только ему - раньше.
- Ладно, закончили, - понимая формальную правоту заместителя, Ежов
утих. - Но почему все-таки не доложил сразу, ни мне, ни Михаилу?
- Сделал бы - доложил. Чего зря болтать, гнать волну? У вас своих
дел невпроворот. Я и взял на себя, потому что увидел - день прошел, и
никто не поинтересовался в тюрьме, привезли Шестакова или нет. Так и
подумал - не сверху инициатива идет, сбоку откуда-то. А это уж чисто моя
епархия.
- Ладно, ладно, - повторил Ежов. - Все свои наработки передай
Михаилу. Он закончит. А Шадрина придется арестовать. Он ближе всех
стоит. Не заговор, так преступная халатность. Разберемся.
Заковский понял, что спорить дальше - бесполезно. Шадрина ему не
вытянуть. По крайней мере - сейчас. И правильнее всего будет озаботиться
собственным спасением если успеет.
Дело осложнялось еще и тем, что Заковский ввязался в него,
действительно исходя из профессиональных соображений, ну и, само собой,
из желания подсидеть Ежова, о подлинной же подоплеке понятия не имел. В
противном случае не отступил бы так легко.
Валентин был свидетелем всего происходящего. Нынешний поворот
событий его огорчил. В том смысле, что теперь поиск Шестакова
значительно осложнялся. Придут новые люди, к которым у него нет
подходов. Да и профессионализма снова будет на порядок меньше.
Зато в перспективе облегчается задача устранения Ежова, который
самим фактом своего существования мешал Лихареву. Это хорошо, но
Шестаков сейчас важнее.
А детекторы излучение матрицы опять потеряли. Слишком далеко уехал
накормили...
То, что дела после вмешательства Ежова пойдут хуже, подтвердилось в
этот же день. После ареста Шадрина начали рваться и тщательно
выстроенные им, и замкнутые только на него цепочки взаимодействия разных
служб наркомата. Так, например, бесследно ушло в песок сообщение
транспортного сержанта о появлении в поезде подозрительных людей с
документами чекистов. И сам Лихарев, занятый кремлевскими делами и
наблюдением за Ежовым, прозевал долгий, почти трех часовой, пеленг, в
новь пойманный "шаром", когда Шестаков оказался в зоне его досягаемости.
Запись об этом важнейшем событии Валентин прочитал только утром.
Вот когда ему позарез потребовался Буданцев. Как же прав был сыщик,
предположив, что нарком никуда не делся, скрывается в ближнем
Подмосковье. Совсем недавно Шестаков находился не дальше тридцати
километров от центра города, и - снова исчез. Но теперь уже вряд ли
надолго.
Но! Буданцев арестован вместе с Шадриным, непонятно, впрочем, для
чего. Сыщик ведь просто инструмент. В руках Ежова он способен работать
ничуть не хуже, чем по поручению Шадрина. Наместо Ежова следовало бы,
наоборот, пригласить его на беседу, еще раз подчеркнуть важность дела,
намекнуть на возможное поощрение и повышение по службе. Нет, "осел
останется ослом" хоть ты осыпь его звездами". Даже - зв°здами
Генерального комиссара госбезопасности.
Теперь надо соображать, как вытащить Ивана Афанасьевича из
застенков, пока он еще не потерял там свои деловые качества.
Буданцева втолкнули в камеру, и дверь за ним захлопнулась, дважды
провернулся ключ в замке.
Отделал его следователь "как следует". Даже в этом состоянии он
усмехнулся внезапному каламбуру. Горела спина, трудно было вздохнуть, но
ребра, кажется, целы. Постанывая и матерясь сквозь зубы, сыщик кое-как
устроится на жестком топчане. Полез в карман. Один из ударов дубинки
пришелся как раз по коробке папирос. Это совсем его расстроило.
Выбрав одну, не до конца переломившуюся, он подклеил ее бумажкой,
оторванной от другой. Осторожно раскурил.
Случившееся не укладывалось в голове. Полный абсурд. Чего от него
добивались? Чтобы выдал, где прячется беглый нарком. А где ж его взять?
Неужели в ГБ такие кретины, что всерьез надеялись добыть истину с
помощью резиновой палки? Признания, что Буданцев сообщник наркома и
знает, где он прячется, добиться можно. Завтра или через три дня. Можно
и сегодня, если опять потащат на допрос и возьмутся за дело "настоящим
образом". Ну и что это им даст?
И сразу пришла здравая мысль - а что, если они на самом деле
убеждены, будто он, Буданцев, - знает?! Или - узнает вот-вот. Настолько
убеждены, что другие версии им рассматривать уже не нужно. Кто-то, на
самом деле заинтересованный, чтобы у Шестакова оказалось побольше
времени для бегства (тут следователь, вольно или невольно, сказал нечто
близкое к истине), направил ГБ по ложному следу. Ценой его, Буданцева,
свободы. А возможно, и жизни.
Он будет молчать, поскольку сказать ему нечего, потом, чтобы хоть
немножко отдохнуть от пыток, станет нести всякую ерунду, ее будут
тщательно проверять, потом снова бить.
Печальная перспектива для него, но спасительная для Шестакова и его
покровителей.
Ох и попал ты в чужую мельницу, Иван Афанасьевич, ох и попал.
Значит, была хоть доля правды в его высказанной Лихареву версии, что не
сам по себе действовал нарком, что были у него сообщники.
Час или два провалялся он так на топчане, то впадая в полное
отчаяние, то вновь начиная мучительно выискивать пути спасения. В
положенное время принесли обед, но есть он не мог. Хотелось курить,
однако четыре последние изломанные папиросы надо было поберечь,
неизвестно, что дальше будет. Он не знал, позволят ему на отобранные у
него деньги купить в тюремном ларьке папирос или следователь пожелает
еще и таким путем усилить его мучения.
А еще через какое-то время, когда свет за матовыми стеклами окошка
стал по вечернему меркнуть (пятый час, значит), замок снова загремел.
- Собирайтесь, - сказал уже другой надзиратель. - На выход. С
вещами.
Лихарев, безусловно, мог и еще раз прибегнуть к помощи Сталина или
найти иной, достаточно убедительный способ воздействия на Ежова, чтобы
заставить его освободить Буданцева. Беда лишь в том, что этим он
привлекал к себе совершенно ненужное внимание, выдавал чрезмерную
заинтересованность в деле, и никто не мог сказать заранее, каков будет
эффект. Не исключалось, что на сей раз просто из упрямства или с
какой-то иной целью вождь не поддержит своего помощника. Хотя бы - чтобы
посмотреть, как он будет выкручиваться из ситуации, в которую сам себя
поставил.
А главное - любая интрига такого масштаба и уровня требовала
тщательной подготовки, а значит, и драгоценного времени.
И Валентин решил действовать, что называется напролом. В
бюрократической державе лучше всего срабатывают бюрократические
средства. Не нужно тратить время и силы на гипноз, еще какие-то
мистические способы. Ибо сказано: "Не умножай сущностей сверх
необходимости". Земляне доверчивы.
Спасти сыщика, дать ему возможность продолжить работу, а что будет
дальше - посмотрим.
Заодно всесильный нарком получит чувствительный щелчок по носу,
который заставит его как минимум потерять самообладание. А его ведь
время тоже поджимает!
Лихареву уже не раз приходилось использовать и такие методы.
Порывшись в ящиках стола, он нашел нужный бланк, заполнил его, не
задумываясь, словно делал это каждый день, совсем немного помедлив,
поставил внизу требуемый росчерк. Из богатой коллекции всевозможных
печатей и штампов выбрал один, старательно подышал на фиолетовый кружок,
оттиснул рядом с подписью.
Кажется, все "in lege artis".17>
В небольшой комнате между спальней и кабинетом, больше напоминавшей
театральную костюмерную или гардероб самого элегантного мужчины начала
века - принца Уэльского, Валентин выбрал достаточно поношенную, хотя и
