ленточные транспортеры для перевозки людей и грузов, обеспечивали
принудительную вентиляцию помещений, погребенных под сотнями метров камня.
Но в чем смысл жизни валгалльцев, оставалось для землян непонятным.
Большую часть времени они проводили в беседах с экспертами. Шульгин с
военными инженерами занимался дирижаблями - единственной, пожалуй,
отраслью, в которой землянину разобраться не представляло труда и где он
мог внести эффективные рацпредложения Новиков безуспешно пытался понять
способ производства, производственные отношения и систему государственной
надстройки. Попутно изучал искусства: музыку и танцы. Художественной
литературы здесь не существовало, живопись имела лишь прикладной характер
и применялась при украшении помещений орнаментами и цветными пятнами,
почему и не заинтересовала Берестина. Алексей, подружившись (так, по
крайней мере, ему казалось) с ранхаги Разафитриму, высокопоставленным
генералом, остро полюбившим виски ВАТ-69, пытался понять суть и смысл
войны, и самое главное - что же из себя представляет враг. Ведь с точки
зрения земного офицера невозможно представить что-нибудь более дикое, чем
трехсотлетняя война неизвестно с кем, за что и почему.
Но как и Сехмет, генерал не знал о противнике практически ничего.
Враг начал продвижение со стороны моря, использует большие железные
машины, внутрь захваченной им территории проникнуть невозможно ни по
земле, ни по воздуху; в плен противник не сдается, живьем его никто
никогда не видел, что ему нужно - неизвестно. Когда Берестин рассказал о
поле смерти, обнаруженном Левашовым, ранхаги очень заинтересовался.
Оказывается, лет пять назад большой отряд войск из соседнего вассального
города отправился на рекогносцировку вдоль большой реки и исчез бесследно.
- Нет, это черт знает что у вас делается! - вышел из себя Берестин. -
Исчезла целая дивизия, и никто за пять лет не поинтересовался, что с ней и
как!
Разафитриму тонко улыбнулся.
- Почтенный Алексей не понимает... Если бесследно пропала такая
мощная группа войск, то посылать туда же меньшую силу бессмысленно, а
большую - опасно. Вдруг и ее постигнет та же участь?
- Теперь я одно понимаю - вы эту войну проигрываете. Это точно. Где
вас учат? Вы знаете, что такое разведка? Войсковая, стратегическая,
агентурная?
- Если любезный амбинантасиндрану Алексей не откажется рассказать, я
буду знать.
Берестин непереводимо выругался. Начинать здесь, похоже, надо с нуля.
Оказалось, однако, что начинать уже поздно.
Началось очередное наступление врага. И отличалось оно невиданным
ранее размахом. "Ракообразные" ввели в дело раза в три больше боевых
машин, чем когда-либо.
- Мы отступаем и несем большие потери. Если не удержим перевал, будет
очень плохо, - сообщил Сехмет.
- Далеко ли до перевала? - спросил Берестин.
- По-вашему - километров пятьдесят...
Пришлось собрать военный совет.
- Надо выйти на "Леопарде" к линии фронта и посмотреть самим, что
почем, - предложил Шульгин.
- Посмотришь, а дальше? - спросил Новиков.
- А дальше видно будет...
- Стратег, - с подчеркнутым уважением произнес Берестин.
- Ну а что же - здесь сидеть и ждать, когда наших друзей на фонарях
вешать начнут? Глядишь, и сами сбежать не успеем...
- Есть резон, - согласился Берестин. - Только сначала я со своим
генералитетом переговорю. Может, у них на сей счет какие-нибудь табу есть
или иные точки зрения.
- Переговори, - кивнул Новиков. - Но я бы предпочел не ввязываться.
- Не понимаю тебя, князь, - возмутился Шульгин. - Ты ли это,
непреклонный борец с пришельцами?
- В том-то и беда. Мы ведь уже и так... - Новиков, не закончив,
махнул рукой.
- Не бойся, ничего не случится. Меня утешает мысль, что если таких
вояк, как наши друзья, за триста лет и не разгромили окончательно, то раки
тоже герои не из первых И мы будем очень осторожны...
Медленно перематывая сверкающие ленты гусениц, словно на цыпочках,
если так можно выразиться о пятидесятитонном танке с пушкой, как
телеграфный столб, "Леопард" выполз на гребень холмистой гряды.
Сражение отсюда выглядело совсем не страшным, даже красивым, как на
ящике с песком во время штабных игр.
С юга наползала бесконечная, от горизонта до горизонта цепь вражеских
бронеходов, а сверху их атаковали дирижабли, торопливо и, похоже,
неприцельно сбрасывая свои термитные бомбы. Несколько коробок горело,
разбрасывая искристое, как бенгальский огонь, пламя.
Но и дирижабли тоже падали, и довольно часто. Несмотря на сильную
оптику биноклей, понять, чем их сбивают, было невозможно.
- Ну как они воюют, мать их... - Шульгин стукнул кулаком по
просторной, как хоккейная площадка, крыше башни. - Не хрена браться, если
не умеют... Тьфу, смотреть противно...
- Оно и так, - ответил Берестин, - но говоришь ты что-то не то.
Словно презираешь их, друзей наших. А зря. Гибнут-то они всерьез. И
смелости им не занимать. Воевать им, в сущности, нечем, а умирают они
вполне достой но.
- Велика ли доблесть? - Шульгин опустил бинокль - восьмой упал. Если
уж помирать без толку, так лучше уцелеть и без толку жить. Я понимаю:
красиво умереть, когда твоя смерть - вклад в конечную победу.
- Возможно, ты и прав. - Берестин продолжал наблюдать за полем боя. -
А что сказать про доблесть обреченных? Я вот не могу не уважать господ
офицеров, воевавших до конца в двадцатом, и особенно в двадцать втором.
Представь, Владивосток, узкая полоска земли до Спасска - и все. От всей
великой и неделимой.
- Чего там представлять, я там лично был. Впереди вся Россия,
одиннадцать тысяч верст, а ты висишь, словно на вагонный буфер
прицепился...
Новиков, не вмешиваясь в разговор, думал о Шульгине, который
разговаривать серьезно мог только один на один, да и то не всегда. Если
есть аудитория - его уже несет. И за трепом, анекдотами, парадоксами и не
всегда приличными шутками очень трудно понять, что же Сашка на самом деле
думает и чувствует. Когда-то очень давно Новиков спросил Шульгина, зачем
ему эта манера. На мгновение в глазах Сашки промелькнула тень. "А еще
психолог, - скривил он губы. - Во-первых, так проще. Раз никто не знает,
когда я ваньку валяю, а когда всерьез - у меня всегда два темпа в запасе.
А потом - большинство вообще ведь не такое умное, как ты, например, оно
вторых смыслов не улавливает, значит, я для них ясен и безвреден. Да и
веселее как-то..." Андрей тогда, после этого короткого признания
поразился, насколько однообразна и монотонна история, раз и тысячу лет
назад, и сегодня находятся люди с одной и той же психологией, что шут при
дворе Карла Великого, что Сашка. Оба ощущают себя (и есть на самом деле!)
умнее большинства окружающих, но не в состоянии ничего вокруг себя
изменить, вынуждены уступать и подчиняться дуракам...
А бой продолжался, и дирижабли продолжали падать.
- Ребята, может, хватит? - вмешался в разговор друзей Новиков. - Там
люди гибнут, а вы разболтались, как патриции в цирке.
- Замолчать недолго, а кому от этого легче будет? Если мы военные
советники, так понять же надо, что и как. А если ты себя зрителем
считаешь, то конечно... - огрызнулся Шульгин.
- Чем они их сбивают? - пресек назревающую ссору Берестин. -
Радиацией, пучком электронов, инфразвуком?
- Ничего мы тут не поймем и не вычислим так, умозрительно. А вот на
практике, боюсь, сейчас выяснил, - сообщил Берестин и показал рукой
направо.
Из-за края плато, не далее чем в километре, появились плоские, тускло
отсвечивающие прямоугольники. Фиолетовые стекла "Цейсса" приблизили и
сузили пейзаж, в котором чужеродным элементом возникла большая, машин в
двадцать, группа бронеходов. На одинаковых интервалах и с одинаковой
скоростью они наползали, словно исполинским бреднем захватывая часть гряды
с позицией землян в центре, Их медленное, как бы мертвое движение, оттого
что ничего в них не перемещалось - ни колеса, ни гусеницы, ни ноги -
порождало не ужас, а безнадежную тоску.
- Вот и прихватили нас гады, - сказал, кусая губы, Шульгин.
- Скорость у них примерно пятнадцать, через пять минут здесь будут, -
прикинул Новиков. - Смываемся?
- - Обожди... - сквозь зубы ответил Берестин, стискивая пальцами
бинокль. - Все вниз, - коротко скомандовал он. - Сашка к прицелу, Андрей -
заряжай. Заряд основной, бронебойным, прицел двадцать, смещение ноль...
- Воронцов рассказывал, у них командира лодки за грехи буксиром
командовать назначили. Так он увидал в небе израильские "фантомы",
скомандовал: "Срочное погружение!" и с мостика по трапу в машинное
шарахнул. - Шульгин со смешком полез в свой люк.
Новиков внезапно почувствовал облегчение. После прощального разговора
с Воронцовым он впал в некоторую депрессию. Да еще и Альба разбередила
душу разговорами на моральные темы. Но раз так получилось: Берестин с
Шульгиным готовы драться - быть по сему. Снова состояние необходимой
обороны. Он еще успел удивится - перед кем он оправдывается? Неужто перед
Альбой с ее наивной верой в него, в человека славного и героического
двадцатого века? Как там у Когана: "...мальчики иных веков, наверно, будут
плакать ночью о времени большевиков". И написал-то эти стихи юный идеалист
году как бы не в тридцать восьмом. Причем почти угадал, что будут плакать.
Не угадал только отчего.
Он захлопнул за собой крышку люка.
...А и страшно же было Берестину, хотя со стороны никто ничего не
замечал. Ведь выползает на тебя порождение неведомого разума, четвертого
по счету за последние полгода, и внутри железных гробов - нелюдь, а может,
и нежить. Красное, в хитиновой броне, глаза на стебельках, двигает
пупырчатыми клешнями рычаги управления и смотрит в его сторону
нечеловеческим взглядом. "И пахнет укропом, добавил бы Сашка", - подумал
он и чуть не рассмеялся истерически.
Чтобы не дать страху власти над собой, Берестин целиком погрузился в
забытую работу - осторожными оборотами маховичков сводил воедино сдвоенное
изображение бронехода в растровом кольце, подгонял белый светящийся уголок
к середине лобового листа крайней в ряду машины.
- Сашка, не мешай, давай к рычагам, заводи, - толкнул он локтем
Шульгина, который все старался оттереть его от прицела, мечтая самому
сделать первый выстрел в межзвездной войне, тогда как ему вновь
предлагалась роль извозчика.
- Счет гонишь? И кот твой, и дирижабль, теперь бронеход...
- Кому сказано! - Теперь уже Новиков, выругавшись, сильно поддал
Шульгину в спину. - Заводи и сразу втыкай заднюю, сцепление выжми и жди.
- Учи ученого, - огрызнулся Шульгин и полез вперед.
Все установки на месте, в казеннике замерла тяжелая чушка
тридцатикилограммового снаряда, носок сапога на электроспуске. Словно метя
всем сразу пришельцам на свете и за себя, и за Ирину, и за здешних пилотов
дирижаблей, погибающих в бессмысленной неравной схватке, Берестин нажал
педаль.
С лязгом пронесся мимо плеча угловатый казенник, загудела броня, как
под ударом гидравлического молота, из открывшегося затвора выкатилось
сизое облако дыма и исчезло, всосанное эжекторами.
Чиркнул в просветленных линзах белый огонь трассера, и
грязно-пятнистый ящик лопнул вдоль, уткнулся развороченными лобовыми
листами в землю и застыл. Остальные продолжали свое медленное движение.
- Ага, мать вашу! Ну давай. Что ж ты не горишь, сволочь? Бронебойным
