примере Левашова и его ребят они же могли уточнить свои методики, внести
поправки на личности, и еще вчера разделаться с ними полностью и
окончательно. А то у меня складывается впечатление, что дело тут не в
способностях и возможностях, а совсем в другом... И это другое мне совсем
не нравится.
- Поподробнее про вчера, пожалуйста...
Воронцов рассказал, стараясь быть как можно более точным в деталях.
- Понятно, - кивнул Антон. - Кое-какие выводы можно сделать. Хотя я и
не ожидал, что они бросятся в такие крайности. Но нам это даже на руку,
пожалуй. А насчет твоих сомнений... Видишь ли, тут и психология, и чисто
технические тонкости. Как во всяком чересчур централизованном,
иерархическом обществе, функционеры у аггров ограничены в степенях
свободы. Выходки твоих соотечественников требуют немедленных и
оригинальных контрмер, а начальника, имеющего право на свободу решений у
них на Земле и поблизости нет. Вот и получается... Но ты не обольщайся,
если попадешься, они тебе и в пределах своей компетенции веселую жизнь
устроят. Сейчас же картина складывается следующим образом: квартиру
Левашова они изъяли вместе со всей начинкой - я тем самым лишили себя
единственной надежной привязки. Те вещи, что он хранил, очень легко
детектировались. Теперь, чтобы найти Левашова и его товарищей, им придется
использовать обычные человеческие способы. Пройти по всей
документированной у них цепочке связей, знакомств, и все в реальном
масштабе времени. Так что дня три-четыре в запасе есть. И даже больше,
если принять меры противодействия - тут я помочь могу.
Он вытащил из внутреннего кармана горсть мелких, с вишневую косточку,
серебристых деталек, похожих на транзисторы - с длинными тонкими усиками.
- Вот имитаторы. Или маячки, как угодно. Если их разместить в местах
массового скопления людей, например, на вокзалах, в аэропортах, стадионах,
а еще лучше - пристроить к постоянно перемещающимся объектам, они отвлекут
на себя внимание противника, создадут как бы фантомы каждого из вас.
Побегают... - Воронцов не разобрал последнего слова, прозвучавшего не то
как ругательство, не то как некий специфический термин, относящийся к тем,
кому предстоит бегать. - Но это все так, неделя, максимум - две... - Антон
знакомым шестом щелкнул пальцами. - Могу предложить такой вариант:
перебирайтесь сюда, в Замок. Тут вас никто не найдет и не тронет.
- Спасибо за приглашение. Замок - это вещь. Особливо в хорошей
компании. А вот ты говорил насчет последствий. Что они, к примеру, могут
сделать со мной? Если по правде? Убить - это я понимаю. А еще? Допрашивать
меня не о чем, пытать просто так? Глупо. Высечь муху за то, что спать
мешала?
- О, здесь ты их недооцениваешь. Сам факт причинения мучений врагу -
уже удовольствие Существенная компонента аггрианской культуры. Но не
основная. А вот использовать врага в своих целях, заставить его делать то,
что нужно тебе, да вдобавок наказать жестокими и бесконечными
нравственными страданиями... Ты пойми, это же совершенно иной тип
психологии, несоизмеримый с нашим, как бросок камня из пращи с запуском
внепространственного зонда. Я изучал аггров много лет, и то постиг только
поверхностные грани их нравственности. Если они сочтут кого-то
заслушивающим наказания, они могут сделать его, к примеру, живым
тренажером в своих учебных центрах. Обладающим сознанием и памятью, но
лишенным свободы управления собственным телом. Будут отрабатывать на нем
варианты поведения человека в заданных ситуациях или новые способы
психологического воздействия. Другой вариант - в тебя введут
соответствующую программу и забросят в Древний Египет. И ты вынужден
будешь в роли жреца, сановника, а может, и десятника на постройке пирамид
выполнять предписанное: собирать и передавать информацию, вносить нужные
коррективы в действия тех или иных исторических персонажей, шпионить за
нашими, допустим, исследователями... Будешь все понимать, чувствовать,
страдать от одиночества, ностальгии, ужасов тогдашней жизни, невозможности
хоть что-нибудь изменить даже в рамках предложенной реальности, и все это
будет длиться долю... Может быть - века. Потом тебя вернут обратно. Дадут
пожить в свое удовольствие год или неделю, и - снова... Работа для таких
"каторжников" всегда найдется. В новом воплощении ты можешь оказаться кем
угодно: евнухом при дворе императора Цинь Ши-хуанди, или, наоборот,
наложницей шаха Аурангзеба, а то и Вечным жидом... Впрочем, Агасфер -
далеко не так плохо... До крайней мере - смена впечатлений, обстановки,
свежий воздух.
Все услышанное не то чтобы поразило Дмитрия, скорее - наполнило его
душу горестным недоумением. До каких же пределов бессмысленной жестокости
может дойти... не человек, но вообще - мыслящее существо. И это после
миллионов лет - развития разума, которому следовало бы становиться все
более и более гуманным.
А почему? - тут же возразил он сам себе. С чего это я взял? Это ведь
наше, европейское изобретение - гуманизм. И только. В Китае, Индии, вообще
в Азии, да наверное и на других континентах такого понятия не было. Может,
и в иных мирах оно совершенно необязательно. А мы, европейцы, не более чем
мутанты. Умеющие, впрочем, запросто с сей обременительной деталью при
необходимости расставаться. Мало ли что там Федор Михайлович насчет
слезинки ребенка писал... Так Воронцов подумал, а вслух сказал:
- Тебя послушать, так для вас Земля прямо-таки натуральный театр...
Развлекаетесь тут, проблемы свои решаете, а люди кто? Даже не так. Мы -
это мы, а как вас называть? Вот ты, например, когда на мне
экспериментировал, сильно от тех аггриан отличался?
- Сильно, - серьезно сказал Антон. - Разве ты сам не заметил?
Во-первых, у нас все добровольно. Ты и сейчас сам ко мне пришел.
Во-вторых, я ни в чем не вышел за пределы принятых у вас норм морали.
В-третьих, вся моя проверка была направлена на выявление у тебя именно
возвышенных качеств личности, а не низменных... И при сохранении свободы
воли. Ну, и в-четвертых: как раз против всего, что тебя так возмущает, мы
и боремся. Не совсем теми методами, что привычны тебе, но это уже
непринципиально. Ты удовлетворен?
И снова Воронцов не понимал, как же ему быть: верить или не верить
Антону, и насколько, в чем?
Поверить ему - и как бы перестать быть человеком двадцатого века,
вернуться к тем эпохам, когда землю и небо, и души людей населяли злые и
добрые демоны, нечистая сила, человек был бессилен перед роком и никто
даже не слышал об историческом материализме
И однако, однако... Есть ли у него основания обижаться? Разве не
стала его жизнь куда более интересной и наполненной именно тем, чего так
не хватало в предыдущей? Не о такой ли судьбе ему всегда мечталось?..
- Удовлетворен, - наконец ответил он. - По крайней мере, ничего
другого мне сейчас не остается. А насчет твоего предложения подумаем. Если
выхода не будет - скорее всего, воспользуемся. А сейчас мне нужно
возвращаться. Желательно в то же время и место.
- Не составляет труда. Прими один совет на прощание. Постарайся
все-таки мне верить. Разве то, что я тебя все время убеждаю, когда мог бы
просто внушить все что угодно - не доказательство?
- В какой-то мере да. И я тебе в основном верю. Но и ты пойми... Я с
тобой разговариваю, как с человеком. Прочие твои ипостаси мне недоступны.
Твоей человеческой составляющей я готов доверять. Ладно, - Воронцов
взмахнул рукой. - Поговорили. Я пошел. И начнем смотреть: фильм "Звездные
войны", серия вторая. "Империя наносит ответный удар".
- Подожди, - сказал Антон. - Что такое честь - мы тоже знаем. Чтобы
ты не думал, что я тебя все время только в углы загоняю, прими в
подарок... - Он посмотрел на Дмитрия с совершенно искренним сочувствием к
уважением, - или по ленд-лизу, как ты выражаешься.. - Взял со стола лист
плотной голубоватой бумаги с адмиральским вензелем, быстро набросал на нем
какую-то схему, под ней колонку формул и вычислений. Протянул Воронцову. -
Вот, отдай Левашову. Он разберется. Если решитесь воевать в одиночку -
пригодится. С помощью этой приставки сможете сами, без меня, синтезировать
любые существующие на Земле предметы. Ничего подарочек, да? Рот изобилия!
Система простая, Левашов с его способностями за час постигнет. Ваше
счастье, что он свою установку не дома хранил...
Воронцов спрятал бумагу в нагрудный карман.
- Спасибо. Боюсь, что нам еще придется с тобой встречаться.
- Я тоже на это надеюсь. Хочешь ты того или нет, а жизнь у тебя пошла
нескучная.
- Я и раньше не слишком жаловался.
- Постарайся только не делать глупостей.
- Это я тебе обещаю. В пределах своего разумения... Так я пойду?
- Иди, дверь открыта.
Воронцов шагнул вперед.
Еще секунду кабинет адмирала Григоровича и кухня Наташиной квартиры
сосуществовали в одном объеме пространства, и выглядело это довольно
странно, потом посюсторонний интерьер обрел полную материальность, а
обстановка, окружающая Антона, исчезла вместе с ним.
Электронные часы на холодильнике показывали то же самое время. До
минут. На секунды Воронцов, уходя, внимания не обратил.
В комнате тоже ничего не изменилось. Наташа лежала на боку, подложив
под щеку ладонь. Легкое одеяло сползло на пол. Воронцов, остановившись в
двух шагах, смотрел на нее, будто видел впервые.
"А и действительно, вот так - впервые..." - подумал он с нежностью и
грустью. Впервые она полностью принадлежит только ему. И, как ни печально,
скорее всего - только до утра. До совсем уже недалекого утра. А что будет
потом - не сумеет предсказать даже вездесущий и всеведущий Антон. Который,
может быть, наблюдает за ним и сейчас. Из праздного любопытства или в
оперативных целях. Ну и бог ему навстречу, как говорил все тот же боцман с
соседнего тральщика.
Воронцов разделся, осторожно накрыл Наташу одеялом и лег рядом с ней.
До подъема флага вполне свободно можно еще часика три поспать.
ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО
Глиссирующий диск, едва касаясь пенных гребешков прибрежных волн, с
точностью хоккейной шайбы влетел в узкие ворота бухты, образованные
башнеобразными, покрытыми густым лесом утесами. Теряя скорость, лег на
тихую, насквозь просвеченную солнечными лучами воду, прочертил по ней
плавную дугу, по причальному пандусу выскользнул на берег и замер, сверкая
зеркальным покрытием днища.
Антон - под этим именем его знали на Земле, и мы будем называть его
так и здесь, хотя у него есть и собственное, достаточно громкое имя -
оттолкнувшись руками, выпрыгнул из глубокого кокпита диска на вымощенную
разноцветными каменными плитами террасу.
После свиста ветра в ушах и гула воды под палубным настилом тишина на
острове показалась ему чересчур глубокой. Захотелось даже потрясти
головой, как пассажиру слишком быстро снижающегося самолета. Сюда, на
площадку у подножия берегового откоса, не доносился ни шелест тропического
леса, ни тихий плеск набегающих волн. И вместе с тишиной на него снизошло
ощущение покоя, неведомого на тревожной планете, где он безвыездно провел
несколько последних лет.
Правда, глаза раздражали краски, слишком яркие и насыщенные после
мягкой цветовой гаммы Земли. На взгляд человека все здесь было слишком:
густо-фиолетовый океан, безоблачное, с изумрудным отливом небо,
раскаленное до нестерпимой белизны светило в зените, слепящее даже сквозь
