осмотрелась по сторонам и пошла к ближайшему перекрестку. Попетляла
немного по пустынным переулкам и скрылась за косо висящей на одной петле
дверью дома, по всем признакам забытого не только богом и людьми, но и
всеми коммунальными службами тоже.
Воронцов притер машину к тротуару метрах в тридцати наискось,
заглушил мотор и закурил, опустив боковое стекло.
Куда она пришла и зачем? Неужели к любовнику на свидание? Верить в
такой вариант Дмитрию не хотелось. А может, она тут присматривает за
парализованной старушкой из бывших, в расчете на богатое наследство? Или
посещает притон наркоманов? В любом случае - Эжен Сю и парижские тайны. Не
многовато ли их вокруг? Тут усомнишься, осталось ли вообще в сей жизни
что-нибудь нормальное, бесхитростное, незамысловатое...
Воронцов включил приемник. Последние известия по "Маяку" его слегка
успокоили. Жизнь идет как ни в чем не бывало. Такая, как и должно быть в
разумно устроенном мире. На Северном Кавказе завершается уборка зерновых,
урожай выдался на славу. Металлурги Череповца разлили сколько-то тонн
стали сверх плана. БАМ вот-вот пропустит первый рабочий поезд. Народ
Сальвадора продолжает свою справедливую борьбу. В полете "Космос" тысяча с
чем-то. Температура воздуха в Москве плюс 18 градусов, туман, возможны
осадки. Дмитрий тоже так думал. Сумрачно как-то вдруг стало, небо
заволокла мутная пелена и туман несло пологами.
Погода в самый раз к пейзажу, подумал Воронцов. Перед ним тянулась
унылая улица, настолько унылая, что трудно было поверить, будто она
существует в современной Москве, а не в дореволюционном Бердичеве. Узкие
тротуары, не обрамленные зеленью, выщербленные кирпичные цоколи
двух-трехэтажных домов с ободранной штукатуркой, глубокими провалами
подворотен и, наверное, с сотворения мира не мытыми серыми стеклами окон.
Непостижимо, как человек с неповрежденной психикой может постоянно жить на
такой вот улице. Но живут ведь, и даже, возможно, довольны жизнью: отсюда
всего минут двадцать пешего хода до улицы Горького, а не полтора часа на
электричке и метро, как из иных шикарных районов.
Темно-бронзовый "БМВ" Воронцова выглядел в этом ландшафте довольно
дико. Как франт в лаковых ботинках и фраке в окопах позиционной войны под
Верденом или на Сомме. Он сам удивился пришедшему на ум сравнению, но не
успел его как следует обдумать.
Из недр зловещего дома появилась знакомая фигура.
Почти не касаясь ногой акселератора, он медленно догонял стройную
женщину в светло-сером кожаном плаще и серых же высоких сапожках с медными
декоративными шпорами. Ее легкой походки не портила даже туго набитая,
судя по всему - тяжелая сумка, оттягивающая правое плечо.
Он бесшумно накатывался на нее сзади, и руки на кольце руля у него
слегка подрагивали. Не так, как при первой встрече в Замке, но все же
ощутимо.
Воронцов обогнал Наташу, чуть не коснувшись бортом полы ее плаща, в
боковом зеркале уловил любопытствующий взгляд на красивую заграничную
машину, прокатился вперед метров сто, затормозил и вышел на замусоренный
асфальт Облокотился на полуоткрытую дверцу, вновь закурил и стал ждать.
Несмотря на свои тридцать пять и на не совсем удавшуюся жизнь, в
глубине души Воронцов все же оставался романтиком. Не мог он отказать себе
в некотором налете театральщины, организуя столь долгожданную встречу.
Он стоял к Наташе спиной и все равно почувствовал обостренной
интуицией ее нарастающее беспокойство: эта внезапная машина на пустой
улице, ее водитель, кого-то неуловимо напоминающий...
Воронцов обернулся не раньше и не позже, чем нужно, как раз когда до
Наташи оставалось меньше десятка шагов, увидел, что она узнала его -
сразу, и сбилась с ноги, и он сделал движение ей навстречу, широко, почти
простодушно улыбаясь.
- О боже! Ты? Откуда? - Прошедшие годы не изменили тембра ее голоса,
интонаций и любимых выражений. И тоже как когда-то: "Ну, здравствуй", -
сказал Воронцов.
Она сидела с ним рядом, в зеркале заднего вида Дмитрий рассматривал
ее лицо и убеждался, что воспроизводя Наташу, Антон не погрешил против
реализма. Постарше она, конечно, чем в зазеркалье, но в целом один к
одному. Кое в чем даже лучше. Может, потому, что рядом, касается его
локтем, слышен запах ее духов, к которому примешивается залах натуральной
кожи нового, необношенного еще плаща.
Но о том, что было между ними всего лишь позавчера, Наташа не помнила
ничего. Здесь Антон тоже оказался прав. Но как раз это неважно. Главное,
что она не просто рада встрече, она ею потрясена не меньше, чем сам
Воронцов в Замке. И, значит, все было не зря.
- Нет, ты представляешь, я же тебя видела во сне недавно. Вот пусть и
говорят, что вещих снов не бывает. За все время ни разу не снился, и вот
на тебе...
"Постой, постой, что она говорит? Как это недавно?" - От удивления
Воронцов чуть не спросил это вслух. Но сумел не показать своих чувств,
сказал шутливо и как бы между прочим:
- Есть многое на свете, друг Горацио... В каком хоть виде я перед
тобой предстал? Сны, они тоже разные бывают, не всегда к добру.
- Старалась-старалась вспомнить, и никак, - погрустнела Наташа. -
Знаю, что был именно ты, разговаривали мы много, а вот о чем, и какой ты
был - хоть убей...
- Ну и выбрось из головы. А когда хоть снился-то? Я, когда сюда ехал,
томе тебя вспоминал.
- Недели две назад, кажется, или дней десять... Тогда утром особенно
сильный дождь лил.
"Совсем ерунда началась. Две недели назад я только-только в Сухуми
обосновался, никакого Антона и в помине не было". Впрочем, на фоне прочих
событий двухнедельный сбей по времени можно счесть пустяком. Как ошибку в
пару миль при определении координат по звездам.
- А я еду - смотрю, изумительная девушка впереди движется. И кого-то
мне ужасно напоминает. Неужели, думаю! Обгоняю - точно! Вот тебе и теория
вероятностей. Ты что, живешь здесь?
- Да ну, вот еще... - Наташа замялась, будто не зная, стоит ли
говорить правду. - К спекулянтке приезжала. Девчонки на работе адрес и
пароль дали. Туфли купила, платье австрийское, кофе фээргэшный, на десять
банок разорилась. По-другому не достанешь ничего.
Воронцов прикинул, что при средних заработках одинокой женщины деньги
на сегодняшний визит Наташе пришлось копить чуть не полгода.
- Знать бы, я тебе такого добра сколько хочешь привез бы... Куда
поедем?
- Не знаю. Если хочешь, можно сначала ко мне. Брошу барахло, а там
видно будет. Твоим планам это не помешает?
- Без вопросов. А муж твой что скажет? Впрочем, логика подсказывает:
раз приглашаешь, значит можно. В командировке?
Наташа пожала плечами.
- Три года, как разбежались...
- Ясненько... Случай ненадежен, но щедр. А помнишь, как мы
расстались? Выходит, я прав был?
- Помню все, да что теперь об том говорить? Не переделаешь. Скажи
лучше, как ты? Не адмирал еще?
Воронцову снова стало не по себе. Она дословно повторила тот же самый
вопрос, что и в Замке. А подумать, так чему удивляться? Один и тот же
человек, одинаковые обстоятельства, и вопрос самый естественный, имея в
виду их общее прошлое. Он тоже ответил почти по-прежнему:
- В основном нормально. А адмиральство мое там же, где и многое
другое-прочее. Я теперь исключительно в мирных целях используюсь. Из порта
А в порт Б. Туда руду, оттуда зерно.
- Жаль... - с искренним сочувствием в голосе сказала Наташа. - Ты же
всегда хотел быть только военным. Кому же, как не тебе?
- Значит, нашлось кому. Да и вообще это не тема. Давай о чем другом.
Тем более, служи я на ВМФ, уж точно тебя не встретил бы сегодня.
- Давай. Расскажи, как у тебя. Женился, дети есть? - При этих словах
Воронцову показалось, что голос ее чуть заметно дрогнул.
- Не пришлось как-то. Кому я такой нужен? По году в море, ни кола ни
двора...
В этот момент машина вывернулась из переулка на Кутузовский проспект,
Воронцов резко прибавил скорость - так, что Наташу вдавило в кресло.
Вцепившись в подлокотники, она с замиранием сердца ждала, что вот сейчас,
в следующую секунду, Дмитрий врежется в любую из тех машин, которые он
обгонял, или его остановит первый же милиционер. Все ее
друзья-автовладельцы боялись сотрудников ГАИ почти панически, она не раз
видела, как лощеные, знающие себе цену мужики становились
заискивающе-жалкими, как только их тормозил и подзывал к себе
повелительным жестом лейтенант, а то и сержант с полосатым жезлом. И ей бы
очень не хотелось увидеть в подобной роли Воронцова.
Но их не останавливали, вопреки всякой логике, а на одном из
перекрестков, который Дмитрий проскочил под переморгнувший с желтого на
красный светофор, стоявший у патрульной "Волги" офицер отдал им честь.
Это было загадочно, но приятно, и Наташа спросила, что такая
вежливость означает.
- Наверное, на флотах со мной служил. И до сих пор забыть не может...
Накренившись, как торпедный катер на циркуляции, "БМВ", едва не
столкнувшись с троллейбусом, прошел поворот на Садовое кольцо.
Наташа тихо вскрикнула.
- Все, все, больше не буду. Раз взялся, значит, живой довезу. Ты где,
собственно, обитаешь, я так и не спросил?
- Пока правильно едем. Я думала, ты знаешь...
- Откуда? - простодушно удивился Воронцов.
...В прихожей он помог Наташе снять плащ, повесил его на крючок и,
повернувшись, увидел через открытую дверь свой портрет на книжной полке.
"Вот это действительно сюрприз..." Он непроизвольно оглянулся.
Наташа, опустив голову, расстегивала молнию на голенище. Почувствовав
его взгляд, выпрямилась, тоже увидела фотографию, досадливо прикусила губу
и кажется, даже покраснела, но в полумраке прихожей Воронцов мог и
ошибиться.
Он сделал несколько шагов, остановился перед глянцевой картонкой,
навек зафиксировавшей давно исчезнувшее мгновение жизни. Ни корабля, здесь
снятого, давно нет на свете, ни бравого лейтенанта в нахимовской
фуражечке. Однако самым поразительным для Дмитрия оказался сам факт, что
вычеркнув из жизни оригинал, Наталья сохранила фотографию, да еще держит в
красном углу.
Наташа подошла к Воронцову, неслышно ступая по паласу. Услышав ее
неровное дыхание, Дмитрий повернулся, и еще секунду назад имея совсем
другие планы и намерения, вдруг привлек ее к себе, сомкнул руки у Наташи
на спине, начал жадно, пожалуй, даже слишком, целовать. Она успела только
коротко ахнуть от его внезапного порыва, потом сама прижалась к нему
грудью, ответила на поцелуй.
Как будто не было ничего между их последней встречей и этим моментом.
Под пальцами Воронцова оказался язычок застежки платья, с тихим шелестом
он пошел вниз.
Наташа не сопротивлялась, скорее напротив, но оторвавшись от ее губ,
чтобы перевести дыхание, Дмитрий вдруг увидел широко открытые глаза. Они
словно кричали: "Да, да, милый, все правильно, я твоя, только твоя, но
если можно - не сейчас..."
Он вздохнул глубоко и отстранился, убрал руки. Воронцов понял, что с
ней происходит. Она просто не готова к безоговорочной капитуляции. Ему
показалось даже приятным сделать такой шест. Как полководцу, который давно
потерял надежду осадой или штурмом взять крепость, от взятия которой
зависела его судьба и карьера, и вдруг узнавшему, что неприятельский
комендант только к думает, как бы сдаться, но только сдаться прилично,
сохранив оркестр и знамена.
Наташа благодарно опустила ресницы, сама потянулась к нему и
коснулась губами его щеки. Доверчиво повернулась спиной, и Дмитрий,
