Новикова, Шульгин торопливо вернулся к мотоциклу, по пути чуть не
столкнувшись с пришельцами и вежливо уступив им дорогу.
Теперь они ехали не спеша, строго по правилам. Сначала по длиннейшему
проспекту, переходящему в загородное шоссе. Здесь Шульгин чуть прибавил
скорости, но совсем немного, чтоб только не выбиваться из ритма дорожного
потока. На пятнадцатом километре от окружной он помигал стоп-сигналом,
выбросил руку вправо и свернул на узкую, но все же асфальтированную
дорогу, плавными изгибами прорезающую массив мачтовых меднокорых сосен. И
очень осторожно, по километру, начал наращивать скорость.
Берестин с биноклем сидел на толстой ветке, под прямым углом
отходящей от мощного ствола векового дуба. Ветка плавно и широко
раскачивалась от ветра, почти неощутимого внизу, и Берестину казалось, что
он беззвучно летит над лесом, желтыми песчаными откосами, серой полосой
дороги.
Солнце уже село, но прозрачные летние сумерки только чуть подсинили
воздух, и дорога, то скрывающаяся в чаще, то вновь взлетающая на пологие
вершины холмов, отлично просматривалась с двадцатиметровой высоты на
добрый десяток километров.
Весь день они с Левашовым монтировали аппаратуру, подключались к
низковольтной линии электропередачи, бились над настройкой.
С тех пор, как Левашов впервые сумел создать канал совмещенного
пространственно-временного перехода и в полутемной комнате с забрызганными
серым дождем стеклами раскрылось окно в яркий и праздничный неведомый мир,
он провел уже сотни более или менее удачных опытов. Если бы не Ирина,
отдавшая ему всю свою технику, его опыты так и остались бы манящим намеком
на недоступные пока возможности. Но теперь канал между двумя планетами
получался надежным, как рельсы пригородной электрички. Только вот первое
полевое испытание выходит совсем не такое, как друзья планировали.
...Они назвали эту неведомую землю Валгаллой. Покрытая густыми
сосновыми лесами, с пронзительно синим небом, с текущей вдали серебристой
рекой, широкой, как Нева под Дворцовым мостом, эта планета поразительно
напоминала Землю. Была даже мысль: а не Земля ли это в какие-нибудь иные
времена? Но картина звездного неба, совсем не земного, убедила их в том,
что все же луч привел в другую точку пространства, а не времени. В том
месте, где распахивалась дверь с Земли, пейзажи планеты напоминали
древнескандинавский рай для воинов и охотников. Традиция требовала
мифологического названия, но греческая мифология тут явно не подходила, а
родной славянской дохристианской поры они, увы, не знали...
Берестин уловил напряженным слухом тихий, почти комариный звон,
который постепенно густел. В дрожащем ноле бинокля стала заметна
скользящая вдоль дороги точка, за ней вторая, побольше. Алексей нервно
вздохнул. Все-таки получилось!
- Олег! Едут! Ключ на старт!..
Левашов, сидя за кустами на пригорке, вывел стрелки на рабочий режим.
Теперь осталось перебросить всего один тумблер в крайнее положение...
Не доезжая с километр до засады, Шульгин включил обе фары и до упора
открыл заслонку дросселя.
Заметив, что мотоцикл стремительно уходит, "Мерседес" резко,
отрывисто засигналил и тоже рванулся вперед.
Мотоцикл с гулом пронесся мимо Левашова, в лицо ему ударила тугая
воздушная струя. И тотчас же он врубил поле. Метрах в тридцати перед
несущейся машиной распахнулось, словно экран стереокино, окно через
бесконечность пространства. На дорогу лег яркий конус света, и Левашов от
отчаяния застонал. Как же он промахнулся?! Совершенно упустил из виду:
здесь сгущаются сумерки, а там полыхает солнце в зените!
С оглушительным визгом покрышек "Мерседес" клюнул носом. Но при
скорости сто тридцать километров в час тормозной путь составляет не меньше
двухсот метров, а у них не осталось и двадцати. Синий автомобиль влетел в
"окно", в заросли сочной травы, и Левашов тут же снял напряжение с
генератора поля. Картинка исчезла.
Пришельцам не помогла даже и концепция "растянутого настоящего". Они,
может, и применили бы ее, но слишком уж быстро все произошло. Им бы еще
секунды две...
Новиков с Шульгиным вообще ничего не заметили. В зеркале заднего вида
"Мерседес" только что был - и сразу его не стало на дороге. "Окно" -
категория односторонняя, с обратной стороны его увидеть невозможно.
Левашов первым делом сдернул провода, подключавшие аппаратуру к ЛЭП,
снял резиновые перчатки и вышел из-за кустов. Мотоцикл, развернувшись,
стоял у обочины. Андрей и Сашка медленно шли ему навстречу по самой
середине дороги. Позади раздался глухой стук. Это спрыгнул с дерева
Берестин.
Они сошлись там, где обрывались на асфальте жирные черные следы
торможения. В воздухе висел еще запах горящей резины. Все, что осталось на
память о пришельцах в нашем мире.
- Вот так, значит... - сказал Новиков.
- Будем считать, что очередная попытка космической агрессии успешно
пресечена, - бодро заявил Левашов.
- Потерь в живой силе и технике не имеем, - добавил Шульгин.
Новиков вдруг увидел, что Берестин держит левой рукой за цевье "Барс"
- автоматический охотничий карабин с оптическим прицелом.
- Ты что, Леша, стрелять собрался?
Берестин ответил без тени шутливости, с которой говорили друзья:
- Не только собирался, уже и спуск подвыбрал... Им бы, дуракам, сразу
руль влево, там песочек, и выпрыгивать... Я так и подумал...
- И сразу на поражением - с сомнением спросил Шульгин.
- А как же? Лично я второй раз в эти игры играть не собирался...
- Все верно, - кивнул Новиков. - Кое-что мы с Сашкой на себе
испытали. Они б нас отсюда не выпустили, если б что... Ладно, поехали
домой.
Шульгин, все это время стоявший, засунув ладони под ремень,
раскачивавшийся с каблука на носок и тихо насвистывавший мелодию некогда
популярной песенки "Здравствуй и прощай", неожиданно рассмеялся.
- Олег, тебе эта штука на будущее не пригодится? - и протянул ему на
раскрытой ладони пресловутый блок-портсигар. - Вещичка больно красивая,
жаль было оставлять...
- Когда это ты успел? - поразился Новиков.
- А когда мимо проходил. Кто ж такие вещи в наружный карман кладет?
Грех не взять. Так их, фрайеров, и учат...
Трудно было придумать лучший способ, чтобы снять огромное нервное
напряжение, и они долго хохотали, стоя посреди лесной дороги и хлопая друг
друга по плечам...
У первого же городского телефона-автомата Шульгин, оторвавшийся от
берестинской машины, остановился. Новиков набрал свой номер. Ирина не
подходила довольно долго. Наконец сняла трубку.
- Привет, - сказал он. - Это я...
- Я так и думала. - В трубке слышалось дыхание - А где ребята?
- Едут за нами. Все живы и вертят дырки в пиджаках. Мы победили, и
враг бежит, бежит, бежит... И уже далеко убежал... За много-много световых
верст.
Ирина молчала.
- Ну-ну, успокойся... Мы едем. А ты накрывай столы. Все что найдешь,
выставляй. И учти, на Руси воинов из похода встречают с энтузиазмом и
восторгом, Допускаются радостные клики... Ты поняла меня?
- Да, Андрей. Жду. Только езжайте осторожнее...
- Все исполним. Мы будем в пути минут еще тридцать. У тебя есть
время. Ну, всего. Целую...
Он повесил трубку, усмехнулся печально своему отражению в остеклении
будки и вышел. Шульгин ждал, вновь делая вид, что ничего на этом свете его
не касается. Левой рукой он подбрасывал и ловил сверкающий стальной шарик.
- Дай я за руль сяду, - сказал Новиков. - Отвлекусь. Нервы ни к черту
стали. - Шульгин кивнул.
Трогаясь, Новиков слишком резко отпустил сцепление, и мотор сбился с
ритма, застучал, теряя обороты. Пришлось перегазовывать, выключать и вновь
включать скорость.
- Кто ж так ездит! - не удержался Шульгин. - Движок порвешь!
Андрей не ответил.
Шульгин подождал, пока они влились в поток движения и двигатель
зашелестел на пятой передаче, и вдруг сказал, наклонившись к голове
Новикова так, что глухо стукнулись друг о друга шлемы:
- Я вот все время думаю - зря тебя на классику потянуло. Придумал же
- "Одиссей покидает Итаку..." Забыл, что потом было? И главное - сколько?
А у меня жена через три недели приезжает...
ЭПИЛОГ. НА ДАЛЕКОМ БЕРЕГУ - 2
Часы в высоком резном футляре у дальней стены, почти невидимые в
полумраке, медленно и тягуче отзвонили четырежды. Новиков словно в
удивлении оглянулся на них и отложил толстую рукописную тетрадь.
- Однако... Увлеклись мы. А уже почти что утро...
Но на утро похоже было мало. Тьма за окнами не стала светлее, все так
же подвывал ветер и, судя по всему, разыгрывалась настоящая пурга. Дом
вздрагивал от особенно сильных ее порывов, стекла почти наглухо залепило
рыхлым снегом, и только одно окно, выходящее на подветренную сторону,
оставалось чистым. Присмотревшись, можно было заметить, как через разрывы
в низко летящих тучах проблескивает полная луна. Почти такая, как на
Земле, даже, пожалуй, ярче.
То, что Альба услышала, поразило ее. И не столько экзотикой чужой
далекой жизни, массой неведомых ей, но колоритных подробностей,
странностями психологии, хотя всего этого в рассказе Новикова было в
избытке. Здесь она как раз научилась ориентироваться довольно легко, тем
более, что по ходу чтения Андрей пояснял многие темные для нее места.
Альба совершенно искренне сопереживала героям повествования, характеры
которых вполне сочетались с теми представлениями об Андрее и его времени,
которые у нее уже успели сложиться. Люди романтического ХХ века и должны
были быть такими - решительными, отважными, самоотверженными, склонными к
авантюрным поступкам, и вообще она с детства не мыслила прошлого без
невероятных приключений и сильных страстей.
Но вот с точки зрения логики все ею услышанное выглядело странно.
Прежде всего потому, что ни она, ни кто угодно другой в ее мире и понятия
не имели о том, что еще триста лет назад Землю посещали представители
иной, гораздо более развитой цивилизации, забрасывали на нее своих
агентов, пытались вмешаться в историю человечества и с непонятной целью
изменить ее.
С тех пор люди вышли в дальний космос, изучили и освоили его на
полтораста световых лет вокруг Солнечной системы - и не обнаружили никаких
следов и признаков существования хоть какой-нибудь иной разумной жизни.
Вот это было странно, необъяснимо, невероятно даже, внушало сильные
сомнения в достоверности новиковского повествования.
В то же время никак нельзя было отрицать факта, что она действительно
сидит сейчас в кресле у камина, в деревянном доме, в девяноста с лишним
световых годах от Земли и разговаривает с совершенно живым и реальным
человеком ХХ века.
Об этом она и спросила, решив оставить уточнение многих других,
интересных, но не столь сейчас существенных деталей до более подходящего
момента.
- Вот! - словно даже с удовлетворением сказал Новиков, вороша длинной
кочергой поленья в камине. - Я ведь не случайно сразу спросил, знаете ли
вы что-нибудь о наших или любых других пришельцах? А раз не знаете, то
выводы для всех заинтересованных лиц напрашиваются самые неутешительные.
Вполне возможно, что никто из нас больше на Землю не вернется. По каким
угодно причинам. На выбор: или указанные пришельцы до нас все же доберутся
и, так сказать, нейтрализуют, или аппаратура у Левашова просто-напросто
сломается и придется нам всем здесь свой век доживать, а записки мои, - он
кивнул на брошенную вверх корешком на край стола тетрадь, - никто кроме
