цену себе набивал, наподобие всех прочих оракулов, чьи предсказания обретают
смысл только задним числом. Словно затмение нашло, в самом деле. Или... Или
напустили на него это затмение, что ли?
Вчера под вечер, когда от сомнений и противоречия вых сведений шла
кругом голова и курить уже было невмоготу, Агранов вдруг решительно
^отодвинул бумаги, вызвал автомобиль и приказал водителю ехать, не слишком
спеша, по Владимирке в сторону Измайлова.
После того как профессора, мистика и ясновидца, похитил из хорошо
охраняемого дома, точнее, маленькой надежной индивидуальной тюрьмы странный
полковник Шульгин и после того как, перевербовав самого Агранова с
непонятной до сих пор целью, вновь исчез, предоставив их обоих своей
дальнейшей судьбе, Агранов переселил Константина Васильевича в укромную
сторожку на лесном кордоне. Здесь Удолин уже не считал себя заключенным, тем
более бежать ему было некуда и незачем, он просто жил вдали от городской
суеты и опасностей переходного периода на попечении пожилого егеря. Они
коротали время в прогулках по лесу, долгих неспешных разговорах о природе и
звериных повадках, профессор от скуки писал длинные, не совсем понятные даже
ему самому трактаты о дзен-буддизме, а ненастными вечерами у русской печи со
стаканом самогона в одной руке и козьей ножкой в другой разъяснял
собеседнику разницу между гвельфами и гибеллинами. И каждый находил в этом
свое удовольствие и интерес.
Агранов, как всегда, привез профессору большой пакет с деликатесами и
несколько заказанных им книг. Из веЖЛИВОСТИ поговорили минут двадцать об
обычных при встрече столичного жителя с провинциалом вещах, както: о
последних декретах власти, о ценах на хлеб и ливерную колбасу в системе
свободной торговли, о слухах насчет предстоящей отмены "сухого закона" и о
том, что в театре Вахтангова готовится какая-то невероятно новая
постановка... Затем егерь деликатно прокашлялся после третьей рюмочки
чистого медицинского и, закинув на плечо ремень старой берданки, отправился
пройтись по участку, посмотреть, не рубят ли окончательно потерявшие стыд и
страх перовские мужики мачтовые сосны.
- Что значит привычка, - кивнул ему вслед Удолин, - вся жизнь в
тартарары укатилась, а ему сосны... - И, не меняя интонации, обратился к
чекисту: - А на сей раз что привело тебя в мою скудную обитель? Проверить,
не сбежал ли я в Белую Россию, или опять появились сложности в твоих
жандармских делах? Однако? тут-го у тебя вроде все более чем в порядке,
насколько мне известно.
- Второе, Константин Васильевич, как это ни прискорбно. Я и сам
считал, что теперь тревожиться почти что и не о чем, за исключением самых
обычных практических вопросов, а вот нет... И снова тайны и интриги такого
рода, что без вас и разобраться затруднительно...
Агранов, один из наиболее могущественных людей советского режима,
имевший право и возможности арестовать и без суда расстрелять любого
находящегося на гсрритории республики человека, независимо от его подданства
и социального положения, за исключением, может быть, двух-трех десятков
представителей высшей номенклатуры и членов ЦК, в присутствии профессора
всегда чувствовал себя первокурсником, да еще и не слишком успевающим. Он
верил и неоднократно имел гозможность убедиться, что вздорный, неряшливого
вида и склонный к малопонятным умствованиям старик обладает потусторонними
способностями вплоть до непосредственного общения с так называемыми
"воображае мыми мирами", откуда и получает сведения о прошлом и будущем.
Доведенный до отчаяния неспособностью самостоятельно найти ответ на
странные, не имеющие логическо го объяснения события последних дней, Агранов
стал излагать сомнительной с политической точки зрения личности такие
сведения, за разглашение которых любой другой подлежал бы немедленному
заточению в самой глухой камере внутренней тюрьмы. С последующим расстрелом,
разумеется.
Как водится, Удолин выслушал его внимательно и молча, только задал в
самом конце несколько уточняющих вопросов. Поскреб пятерней длинные
седоватые волосы.
- Сиди здесь. Я пойду к себе, немного думать буду. Только без меня
больше не пей...
Зная, что размышления профессора могут продлиться и час, и больше,
Агранов накинул шинель и вышел водвор. Здесь было темно. Не по-городскому, а
глухо, безнадежно, будто в подземелье. Новолуние, да еще и небо затянуто
плотными тучами. Как там, интересно, егерь Петр Лукич ухитряется ходить по
лесу, выслеживать порубщиков? А может, и не ходит вовсе, а только вид
сделал, сам же забился в кособокую баньку позади сеновала, да и потягивает
там свой самогон в одиночку...
Агранов на всякий случай расстегнул коробку "маузера", попробовал,
легко ли взводится курок. Хотя как раз тут бояться вроде и нечего. Остро
захотелось больше не возвращаться в Москву, отсидеться, пока обстановка не
прояснится.
Он выкурил папиросу, пряча в рукав огонек, подошел к машине, приказал
шоферу, пригревшемуся в теплой каретке, пересесть на открытое водительское
сиденье и отнюдь не спать, а достать из кобуры "наган" и прислушиваться.
Мало ли что.
Вернулся в сторожку, и как раз вовремя. Из глубины дома послышалось
покашливание и шарканье ног, заплясали тени по бревенчатым стенам, прикрывая
ладонью от сквозняков огонек толстой церковной свечи, появился профессор.
Сел на лавку, астматически дыша.
- Знал бы ты, Яков, сколько сил мне стоят твои загадки, Умру вот от
паралича сердца, не выходя из транса, и что ты тогда будешь делать?
Пропадешь ведь...
- Знаю, Константин Васильевич, оттого и прибегаю к вашей помощи только
в самой крайности, оттого и подкармливаю вас по двойной академической
норме...
- Ноги протянуть с твоей академической, - привычно брюзжал профессор,
наливая себе доверху зеленую граненую рюмку. - При старом режиме я без
всякой нормы шел к Кюба или Донону, заказывал... - И махнул рукой, не желая
терзать себе душу воспоминаниями. Плеснул в рот спирту со сноровкой
питерского извозчика.
- Наше счастье, Яша, что случай сегодня легкий. Не пришлось мне даже в
высшие мыслесферы воспарять. Мог и не беспокоить меня, откровенно говоря.
Хватило бы и банальной цыганки... - Как уважающий себя пророк, Удолин
слегка кокетничал. - Ты вот думал, что, ежели "маузер" носишь, шинель
генеральскую и в какой-то там хамской коллегии числишься, так от
превратностей жизни застрахован и черт тебе, само собой, уже не брат. Однако
получается совсем даже наоборот. Умным ты себя считаешь, и я тебя за такого
считал, а нашлись вот куда умнее, получается...
- Опять, что ли, наши друзья-полковники? - не выдержал витиеватой
преамбулы Агранов.
- О полковниках особый разговор, - поднял коричневый от никотина
палец Удолин. - Поближе нашлись люди, тем не чета, зато хитростью и
подлостью наделенные в избытке... Я всех ваших тонкостей не знаю, в умах и
душах читать как по-писаному не навострился еще, однако узнал я вот что...
- Он снова потянулся к бутылке, но Агранов аккуратным движением успел снять
ее со стола.
~ Чуть позже, Константин Васильевич, сперва с делом покончим.
- Так, значит, так, - вздохнул профессор и продолжил: - Обманывают
тебя, Яша, в этом все дело. Люди, которые тебя окружают, с которыми ты
сейчас ближе вего общаешься, строят грандиозную интригу, исторических, можно
сказать, масштабов. Заговор, если угодно, способный весь мир еще раз с ног
на голову поставить...
- Это я знаю. Сам, так сказать, один из строителей, - насмешливо
оттопырил нижнюю губу Агранов.
- Дурак! - вдруг сорвался на крик Удолин. - Не знаю, что там ты
надеешься построить, а пока тебя как строительный материал используют...
Несколько человек... Один, два, три... пять... - Прикрыв глаза, он словно
пересчитывал сейчас тех, кого видел внутренним взглядом. - Да, пять человек
составили план, в котором ты... не пойму, то ли приманка, то ли главная
жертва. Не хватает ясности. В тумане все как будто. Или меня астральное
зрение подводит, или их защищает что-то... Думай сам, Яков, догадайся, на
чем тебя подловить могут те, кому ты доверяешь полностью, в чьих руках
судьба твоя, как кощеево яйцо. В какой игре и для каких целей за болвана
подставят... Ибо ждет тебя, Яков (хотел бы я ошибиться), смерть скорая и
лютая, если не догадаешься, кто и зачем тебя погубить хочет.
Но мысли Агранова были сейчас направлены только в одном направлении.
~ Подумайте, Константин Васильевич, подумайте, как это может быть
связано с теми полковниками? После нашей последней встречи они исчезли. Мы с
ними заключили соглашение. Какую-то его часть выполнили они, какую-то я.
Войну вот закончили, сами видите. Ну а теперь? Они как раз и могут меня за
болвана посчитать и в совсем большой игре моей головой расплатиться...
- Да что ты споришь, шлемазл! - От возмущения Удолин перешел на идиш.
- Уж тех-то господ я никогда и ни с кем не спутаю. Вот кто нам с тобой
сейчас и нужен! Найти бы их, может быть, и спасешься еще. Только далеко они
сейчас. Чувствую я их присутствие еле-еле, но чувствую, а вот в нашем мире
или в надмирных сферах - понять пока не могу...
- Скорее уж в надмирных, - стараясь сохранять. привычный
самоуверенно-насмешливый тон, ответил Агранов, хотя стало ему как-то не по
себе. Угадал и это старец. - Один из них, Александр Иванович который, убит
недельки две назад. А вот про Андрея Дмитриевича, действительно, сведений не
имеется...
- Убит? Выть такого не может. Что я, по-твоему, ауру живого человека
от некробиотической не отличаю? Живы оба, и надо их искать... Твои же
здешние друзья - враги тебе, все до одного. Не вижу среди них верных тебе.
И кровопролитие ждет Москву и Россию совершенно чудовищное. Хуже, чем в
восемнадцатом году. Думай, Яша, думай.., А то давай прямо сейчас с тобой
сбежим! Есть у меня под Осташковом место тайное, там отсидимся...
- Подождем еще, Константин Васильевич. Совсем плохо станет - сбежим.
Я вас не брошу. Только Агранова так просто не съешь. Зубы обломают...
А вот теперь, когда прошел еще один отвратительный, сумбурный день,
как-то отстоялось в голове все сказанное профессором и несказанное, а только
обозначенное намеком, всерьез подумалось Агранову, а не затеяли и вправду
товарищи по заговору свою собственную игру ? Лучше всего сейчас пробиться на
прием к самому Троцкому и изложить все свои соображения. Но удастся ли? Он
не знает ничего сверх того, что ему было доложено перед смертью
Дзержинского, он с удовольствием воспользовался поводом избавиться от
политических противников и просто недостаточно лояльных к нему соратников, а
уж скоропостижная смерть Ильича вообще была яичком к Христову дню. Теперь он
занят вопросами государственного строительства и внешней политикой, вполне
доверяет (или делает вид?) своей ВЧК, буквально на днях переименованной в
ГПУ. Впрочем, правильно, новая власть нуждается в новых названиях,
символизирующих дальнейший прогресс и разрыв с непопулярной в массах
политикой...
Агранов жадно докурил папиросу, раздавят начавший тлеть мундштук в
пепельнице из снарядной гильзы, снова поднял трубку, вызвал сменившего его
на посту начальника секретно-политического отдела Вадима Самойлова.
Уже целый час тянулась раздражающая Агранова тяомотная. какая-то
невсамделишная беседа, когда стороны то начинают спорить по пустяковым
вопросам, уточнять и сравнивать поступившую из разных источников информацию,
