умельцем, портрет Президента России, а на размахнувшемся во всю стену
книжном стеллаже, в рамочке под стеклом, с хитрым прищуром глаз, прита-
ился Михаил Сергеевич. Никодимов подошел поближе к книгам, перебрал нес-
колько томов (на почетных позициях, не ребром, а суперобложкой навстречу
ищущему, стояло три одинаковых тома Коперника "De revolutionibus orbit
Coelestium" на греческом, испанском и французском языках), удивленно
обернулся:
- Да у вас тут не меньше книг, чем в библиотеке. И почемуѕто основная
направленность - о космосе.
- Вы очень приметливы, - счастливо улыбнулся краевед, - я пытаюсь оп-
ределить место вот нашей деревни в развитии мировой космонавтики.
Никодимов закашлялся, растерянно обернулся еще раз на книги и попро-
сил:
- Нет, я так вообще ни в чем не разберусь. Давайте начнем сначала.
Как вас зовут, вы - кто?
С чисто женской смекалкой молодой человек ответил вопросом на вопрос:
- А почему вы задаете вопросы. Зачем? Выѕто сами кто?
От злости на неприятную и неудобную ситуацию Юра бухнул несуразное:
- Я- лакмусовая бумажка.
На его удивление ответ совершенно успокоил собеседника и даже какѕто
более расположил к гостю. Он внезапно засуетился, встревожился, придви-
нул одно из двух весьма потертых кресел ближе к Никодимову и, крикнув
задорно, что сейчас принесет настоящий кофе, выпорхнул в соседнюю комна-
ту. Юра не присел на подвинутое кресло, а растерянно, с бухающим гулко
сердцем отправился вдоль стен, пытаясь навскидку распознать, что же
всеѕтаки в этом храме, естественно, кроме наглядно выставленных вымпе-
лов, относилось к самой деревне.
Вблизи краснота наградных тканей оказалась не сплошной. Через, видимо
строго вымеренное, некоторое расстояние, на уровне глаз человека средне-
го роста, тянулись картонные окошки, забранные толстым мутноватым плек-
сигласом, сквозь который виднелись большого формата чутьѕчуть помятые, с
трещинками фотографии с множественными мужскими и женскими лицами в
овальных рамочках с подписанной под каждой Ф. И. О., напомнившие Юре
собственные школьные выпускные фотографии. Таких окошек было десятка
полтора, он просмотрел их почти все и не заметил ничего необычного: да,
приметно, что пара снимков относится к революционным и даже дореволюци-
онным, остальные - как бы история страны в отдельно взятом населенном
пункте. Никодимов вернулся к книжному стеллажу.
Внизу, на самой нижней полке, лежала подшивка районной газеты. Про-
листав бегло, он отметил, что подобраны отдельные номера за разные годы,
сверху подшита совсем свежая, за 1997 год, а рядом стопочкой высились
картонные канцелярские папки с прошитыми суровыми нитками пачками испи-
санных листков не единообразного формата. Он вытащил снизу не самую
толстую и полистал... Его прервал вернувшийся с кофейным подносом моло-
дой человек, весело воскликнувший:
- О, у вас удивительный вкус, но лучше я, дайте, - и, живо установив
поднос на небольшой полированный столик под портретом Ельцина, он выхва-
тил папку и, закатывая глазки, с выражением прочел:
9
"Мир есть разверзающаяся разверстость того, что ни к чему не испыты-
вает напора... и никогда так остро не ощущается оставленность, брошен-
ность на произвол даже не то, чтобы судьбы, а так - чтоѕто типа плавания
в открытом океане на неприспособленном для того пластмассовом (обяза-
тельно - красном по цвету, у меня на домашнем именно такой) обломке
крышки от унитаза, как при засыпании в одиночестве в кажущейся огромной
и гулкой, как пещера, однокомнатной квартире, особенно когда все предме-
ты еще помнят, как в ней все звенело, трещало, летело и переливалось от
присутствия многих человеческих тел.
Один из душных июльских дней 1939 года. Изѕза открытых занавесок ви-
ден огрызок звездного неба, по деревянному, с широкими и глубокими щеля-
ми полу тянется широкая полоса мертвящего лунного света. За окном, в аб-
солютном безветрии, слышны чьиѕто смутные шаги, говор странный, стук и
вообще непонятное тарахтенье. Я неторопливо, стараясь оттянуть самый
последний момент - момент окончательного выключения крохотной электри-
ческой лампочки в самодельной настольной кривоватой лампе, готовлюсь ко
сну. Достаю из неумело (мной) сколоченного из подручного материала
(какѕто - филенчатая фанерная доска, полированная крышка от шкафа, четы-
ре разноцветных колесика от разнотипных магазинных детских самокатов,
несколько необструганных, не изѕза небрежности, а по соображениям рацио-
нальности и экономии усилий - они пошли на основание, досок, штук шесть
разномастных гвоздей и с десяток разнокалиберных шурупов) передвижного
ящика твердую, потому что внутри не перья, а просто куски отдельные ма-
терии и ваты, подушку (да на ней и гигиеничнее спать и здоровее, я так,
по крайней мере, гдеѕто читал), клетчатый оранжевый плед, засунутый в
застиранный пододеяльник и простыню, от долгого незаменимого применения
слегка вытертую. Но вот, укладываю я все это на совершенно шикарный,
доставшийся от нэпмана, а ему, как в застолье сообщил курирующий лично
меня гепеушник, от какогоѕто там графа, диван. Белье кладу, для продле-
ния восхитительного чувства шикарности, сначала в подножье сего восхити-
тельного лежбища. Как всегда критическиѕлюбовно окидываю его взором,
стараясь, тем более сейчас, когда спать хочется, но не хочется выключать
свет и засыпать в одиночку, не пропустить ни малейшей любопытной де-
тальки. Что ж, монстр - хорош. Громаден, что является поводом зависти
многих коллег и даже, не побоюсь признаться, и женского пола, бархатен,
зараза, от верхушек до ножек, заботливо оббитых великолепнейшим материа-
лом вкруг. А вот серединки подлокотников деревянные отделаны красным де-
ревом, дорогим, наверное, раз имуществоѕто графское. До сих пор, надо
отметить, мягок и пружинист, ни одна, хаѕхаѕха, революция не продавила
вещь! Я, впрочем, думаю, что не контрреволюционное высказывание допус-
тил, потому что сделанѕто он наверняка руками трудового эксплуатирован-
ного пролетариата, который на сто процентов наша база и монолит".
Инженер Кац, внимательно и сторожко прислушавшись к какомуѕто незна-
комому звуку за оконным запыленным стеклом, прервал свой внутренний мо-
нолог, разделся и приступил к отходу ко сну: нырнул в одних черных, са-
тиновых трусах под одеяло, как положено лег на бочок и твердо уснул, по-
нимая, что завтра ему предстоит тяжелейший день - день тактических заня-
тий.
Земля есть выход на свет постоянно замыкающегося... Мир, возлежа на
земле, стремится вывести, возвести ее над ее пределами...
- Что это, - устало перетоптавшись с ноги на ногу, затуманенно спро-
сил Никодимов.
- Да вы садитесь, садитесь, - радушно предложил хозяин, читавший лис-
точки тоже стоя, почти навытяжку, и первым направился к креслам.
- Ну, вот и кофе остыл, - недовольно поразился он, усевшись и прих-
лебнув из фарфоровой старинной чашечки, на округлой стеночке которой
блекло проступал герб: в обрамлении дубовых листьев сияла коронованная
Луна.
Юра осторожно дошел до столика, сел и, блаженно вытянув ноги, не об-
ращая внимания на то, какое это произведет впечатление, взял пахучий
черный напиток.
Они помолчали, выпили еще по одной. "Весьма крепкий", - подумалось
Никодимову.
Юноша первым прервал молчание:
- Меня зовут Николай, можно, я не возражаю, звать Николенька. Вы -
Юра, который совсем недавно приехал в Подпольное и, как все новички,
жаждующий узнать, где находится. Так?
- Да.
- В таком случае, вам необходимо срочно садиться за письменный стол и
начинать писать мемуары, через которые вы познаете себя, а значит, и
нас. Все поселенцы Подпольного пишут мемуары. Да вот я вам и прочитал
один такой.
- Какиеѕто вы все, - не сумел удержаться от грубости, вызванной разд-
ражающим непониманием происходящего, Никодимов, - мутные.
- Ну, милый мой, - развел весело худенькие, с рыжими веснушками ручки
в стороны собеседник, - что ж вы хотите, черты, сполна отражающие чело-
века, да, впрочем, и сам сей мир в глобальности, не отличаются ясностью.
- У меня такое ощущение, - задумчиво и печально проговорил Юра, не
захотев услышать фразы Николеньки, - что я иду навстречу какойѕто край-
ней, неразрешимой трудности. Она предваряет смерть, страдание и восторг,
располагает к игривости, но равно и к подозрительности. располагает к
игривости, но равно и к подозрительности.
