дней десять - прилетел в Ленинград Элгуджа Кавтарадзе, привез еще одного
обросшего волосами. Доставил в Академию наук. И снова уехал в тайгу - на
сей раз на розыски упавшей ладьи.
Среди экспедиций, направленных в район предполагаемого падения
летающей ладьи на землю, была группа геологов во главе с академиком
Петровым. Его больше всего заинтересовал неизвестный минерал, из которого
состояли копья пестрых.
Марков ехал в машине вместе с Петровым и геологом Савченко.
Вот академик - сухонький старичок, бородка клинышком - сунул палец в
ухо, потряс...
- Уши что-то заложило. К непогоде, наверное... - И, продолжая
прерванный разговор, повернулся к Савченко: - А вы, голубчик, не спорьте,
ваш Кавтарадзе нас подвел. Не его бы мальчишество, у нас уже были бы
полные руки материалов... А что это вы морщитесь?
- Да у меня тоже, наверное, от солидарности с начальством, уши
заболели. Нас, видать, в этой машине продуло...
Дорогу перегораживал шлагбаум, пришлось затормозить. У шлагбаума два
солдата с карабинами проверяли, кто едет в район поисков. Солдаты были в
летных шлемах с наушниками. Рядом стояла палатка, из нее вышел офицер и
вынес такие же шлемы всем, кто сидел в машине геологов.
- Уши болят? - спросил офицер и, не дожидаясь ответа, сказал: - Все
мы тут с ушами маемся.
Академик Петров сдвинул брови, пожевал губами, бородка его
задергалась. Он ничего не сказал, молча надел шлем.
Шлагбаум подняли, машина покатила дальше.
Уши перестали болеть, но тяжесть в голове осталась. Марков подумал,
что, наверно, шлем затянут слишком туго, и незаметно ослабил ремешок. По
отражению в стекле увидел, что Петров тоже расстегнул свой шлем и что-то
рассказывает Савченко.
- Давно это уже было, - говорил он. - Совсем молоденьким плавал я с
покойным академиком Шулейкиным по Белу морю. Василий Владимирович тщился
поймать "голос моря" - неслышные мощные инфразвуковые колебания,
предупреждающие о приближении шторма. Ведь какая чудовищная
несправедливость: примитивные медузы, блохи морские чувствуют эти сигналы,
а человек - нет... На палубе был сооружен довольно большой резонатор -
приемник колебаний. Но нам не везло. Погода стояла отменная, а Василий
Владимирович ходил мрачнее тучи. Однажды под утро я стоял на вахте. Шли
самые распроклятые часы, когда нестерпимо хочется спать. И что мне тогда
взбрело в голову, не знаю, но я решил сунуть голову в резонатор,
послушать... До сих пор я отчетливо помню, как подошел к установке, как
наклонился, чтобы заглянуть в отверстие. Что случилось потом - это уже из
рассказов приятелей. Дикая боль в ушах бросила меня на па лубу. Говорили,
что своими криками я переполошил всю команду... А через четыре часа грянул
шторм... Так я оказался первым человеком, "услышавшим" голос моря. И вы
знаете, что-то подсказывает мне, что природа сегодняшнего явления сходна с
тем, что только что имел честь вам поведать... Да-с...
Савченко еще раз взглянул на карту и, протянув руку вперед, сказал:
- По всем данным это где-то здесь рядом. Только дальше, кажется,
придется идти пешком...
"Эгей!" - Марков остановился. Замер на месте академик Петров. Все
повернули головы в сторону крика. Из чащобы, хромая и спотыкаясь, к нам
навстречу бежало существо. Бежало напористо, размахивая руками и вопя во
все горло. Пропахшее дымом, заросшее дремучей черной шерстью, одетое в
какие-то тряпки, это существо кинулось к Савченко... И тот, голосом,
изменившимся до неузнаваемости, растроганно произнес:
- Элгуджа, друг, сукин сын, ты ли это?..
Существо усиленно замотало головой.
Академик Петров слегка побледнел и протянул руку мохнатому
Кавтарадзе. Тот пробормотал что-то невнятное, схватил геологическое
начальство за рукав и потянул в чащу. На все вопросы отвечал:
- После, после, все потом объясню. Идемте скорей...
Вчетвером двинулись по тропке. Кавтарадзе сначала шел, потом побежал.
Остальные бежали за ним, спотыкаясь и утопая ногами во мху. Путь преградил
завал. Кавтарадзе вскарабкался наверх, они последовали за ним...
За барьером из поваленных стволов открылось пространство, на котором
еще недавно, до прошедших проливных дождей, бушевал лесной пожар. А
посреди открытой, серой от золы площадки, лежала летающая ладья.
Грубые, но четкие формы ее расплылись, словно под тяжестью
собственного веса. Серая, покрытая пятнами корма побурела, и на ней ясно
обозначился рубец. "От ножа бульдозера", - отметил про себя академик
Петров, вспомнив рассказ бразильца Машадо.
Он остановился, задыхаясь, и сдернул с головы шлем. Уши не болели...
"Инфразвуковые колебания... - подумал он. - Не голос ли это существа,
которое лежит здесь? Не призыв ли его к тем, кого называют пестрыми
человечками?"
Чуть заметная дрожь волной прокатилась по бокам большого
серовато-бурого тела. Это движение отозвалось всплеском боли в ушах.
Элгуджа крикнул:
- И мы ничем не можем помочь?
Академик Петров хмуро ответил:
- Чтобы помочь, надо знать об этом существе гораздо больше, чем мы о
нем знаем.
Кавтарадзе начал рассказывать, с трудом шевеля распухшими губами...
Сначала была гроза. Молния вызвала пожар, но дожди его потушили. А потом
появилась нестерпимая боль в ушах. Ему, Кавтарадзе, показалось даже, что
по лесу идет треск - словно везде обламываются сухие ветви... Петров
пробормотал что-то насчет резонансных явлений. Марков спросил:
- Извините, по-вашему - это живое существо? Вроде птицы без крыльев?
А эти разноцветные при ней - вроде вшей-пероедов на глухаре?
Петров задумчиво глядел на лежащую ладью.
- В том, что перед нами - живое существо, у меня уже сомнений нет. А
вот его взаимоотношения с пестрыми - еще загадка. Пероед - паразит, птица
без него обойдется. А ладья без пестрых - может ли обойтись?
Снова будто тяжелый вздох пролетел над головами. Бурое тело
вздрогнуло, на мгновение приняло свои прежние очертания, щель в боку
широко распахнулась...
Савченко щелкал фотоаппаратом, готовя кадры, отпечатки с которых
впоследствии обойдут все научные и ненаучные журналы мира. Когда он
опустил камеру, все было кончено. Контуры бурого тела потеряли свою
четкость, и перед людьми высилась просто бесформенная груда.
Они долго стояли молча. Нарушил молчание Марков:
- Непонятно, зачем они прилетели к Земле?
Академик Петров пожал плечами:
- Зачем?.. Зачем залетает в окно тополевый пух? А ведь он тоже несет
в себе зачаток жизни...
ЭПИЛОГ
Геннадий Гор
Профессор Почиталин приветливо посмотрел на студента, пришедшего
сдавать зачет, и спросил его чрезвычайно приятным, интеллигентным и очень
деликатным голосом:
- Скажите, в каком году вы родились?
- В тысяча девятьсот сорок восьмом.
- А вы когда-нибудь задумывались об этом?
- Нет, не задумывался.
- Отлично. Ну, а теперь ответьте, как бы вы мыслили, если бы родились
на пятнадцать тысяч лет раньше?
Студент постарался представить себя старше на пятнадцать тысяч лет,
но не смог и вместо того чтобы отвечать на вопрос профессора, стал уныло
смотреть в угол.
- Вы имеете какое-нибудь представление о первобытном мышлении? -
спросил Почиталин, и голос его прозвучал еще приятнее, еще интеллигентнее,
еще деликатнее.
- Имею, - ответил студент.
- Замечательно. Восхитительно, - сказал профессор и вдруг, показав на
стул, на котором пугливо и неуверенно сидел студент, спросил: - Это живой
предмет или мертвый? Отвечая, забудьте, что вы - это вы. Вместо вас сидит
первобытный человек. Как, по-вашему: стул - это живое существо или
мертвое?
- Мертвое, - ответил мертвым голосом студент.
- Тогда попрошу прийти ко мне в другой раз. Вы не имеете никакого
представления о первобытном мышлении. Нет, нет, учебник не поможет. Записи
лекций тоже. Если хотите, дам один совет. Зайдите в этнографический музей,
в отдел Австралии и Океании, посмотрите на первобытные орудия и хотя бы на
минуту вообразите себя австралийским аборигеном. И при этом запомните: для
первобытного человека нет в мире ничего мертвого. До свидания.
Выйдя из университета на набережную, профессор вскочил в автобус. Он
задел плечом чем-то озабоченную пассажирку и извинился перед ней с такой
любезной и обаятельной улыбкой, что с лица молодой пассажирки слетела
всякая забота.
Он извинился еще раз и улыбнулся рыжебородому старцу, которого тоже
нечаянно задел, пробираясь к выходу.
На какую-то долю минуты ему представилось растерянное лицо студента и
трех других. Он провалил сегодня четырех человек и всех за одно и то же -
за отсутствие воображения.
Почиталин нервничал. Дело в том, что главка, которую он должен был
дописать к своей книге, требовала от него пересмотра ранее созданных им
гипотез. В этой еще не написанной им главе речь должна была идти о
пестрых, обитателях космоса, прилетавших на Землю на своей удивительной
"гамбарре".
Профессора давно уже беспокоила одна мысль. А что, если странники
Вселенной прилетали на Землю не один раз?.. Почему это так беспокоило
Почиталина? Да потому, что, если они прилетали в древнем каменном веке,
они могли повлиять на создание древних мифов, легенд и волшебных сказок,
изучению которых профессор посвятил свою жизнь.
Ковер-самолет или скатерть-самобранка - что это? Порождение фантазии
первобытных людей? А что, если это было отражение в сознании древних
летающего ковчега? Ведь ковчег - это все: и транспорт, и кров, и пища.
Волнующие минуты размышлений и глубоких теоретических догадок
профессор Почиталин любил проводить вне стен кабинета, на дверях которого
было написано: "Сектор первобытной культуры и мышления". В такие минуты
Почиталин выходил из кабинета и, пройдя мимо коллекций, привезенных
великим путешественником Миклухо-Маклаем из Новой Гвинеи и с острова
Пасхи, замедлял свои шаги в "отделе Северной Америки", возле стоявшего в
стеклянной витрине индейского вождя из племени сиу. Вождь в украшении из
перьев орла стоял, как живой, держа лук и охраняя свое время, застывшее
здесь в музее и остановившееся навсегда.
Да, здесь время остановилось и застыло, здесь стояла какая-то особая
тишина, чем-то похожая на натянутую тетиву лука, который никогда уже не
выстрелит.
Присутствие индейца помогало этнографу преодолеть десятилетия и века,
и мысленно пребывать то в индейском вигваме, то у костра, разведенного
австралийскими аборигенами, то в каменном веке. Почиталин был знатоком
первобытного мышления, посвятив изучению его многие годы. Но вот случилось
нечто странное и загадочное, противоречащее всем законам любимой
Почиталиным науки - этнографии. Первобытные люди прилетели из космоса,
преодолев огромные расстояния и нарушив все научные представления о
материальной культуре "дикарей"!
Извещение об открывающемся международном симпозиуме и приглашение на
него профессор Почиталин получил как раз в тот самый день, когда он
закончил последнюю главу своей книги, плод долгих и глубоких размышлений о
волшебных сказках, древних мифах и легендах.
Это был не совсем обычный симпозиум, в нем, кроме этнографов и
языковедов, должны были принять активное участие биологи, астрофизики,
психологи, философы, математики и кибернетики.
Симпозиум, как было написано в пригласительном билете, носил
