Рассказы невежественных людей по-
ражают слух. Мудрый удивительного
не рассказывает.
из древних
Человек, не имеющий чувства юмора,
должен иметь хотя бы чувство, что
у него нет чувства юмора.
С. Е. Лец
КОЛЛАПС
Тангенциальный коллапсатор изобрел инженер Павел Лаврентьевич
Манюнчиков. Не хватайтесь за энциклопедию -- в ней не найти Павла
Лаврентьевича. Гораздо проще найти его в курилке маленького института
"НИИЧТОТОТАМПРОЕКТ", коротающего восемь рабчасов за обсуждением
последнего заседания Верховного Совета. А зря, зря не берутся биографы за
жизнеописание господина Манюнчикова, ибо был господин Манюнчиков
человек обиженный и втайне страдающий.
Надо сказать, что Павла Лаврентьевича обижали все. Его обижали
коммунисты ("Почему у нас так плохо?!"), а также капиталисты ("Почему у них
так хорошо?!"), правительство ("Умники!"), народ ("Дураки!"), начальство
("Хам и бездарь!"), сослуживцы ("Выскочки и сопляки!"), жена ("Стерва
безмозглая!"), работники торговли ("Жулье!"), работники милиции
("Сатрапы!") -- и многие-многие другие, полный перечень которых вполне
заслуживает упоминания если не в энциклопедии, то уж хотя бы в телефонном
справочнике.
И вот как-то раз сидел Манюнчиков в своем совмещенном санузле,
неисправный бачок которого лишь усугублял страдательные порывы, и думал,
придерживая брюки: "А как хорошо было бы, если бы все они, которые меня
обижают, вдруг взяли бы и исчезли к соответствующей матери!.. И, может
быть, тогда проявились бы, наконец, мои выдающиеся способности, талант,
или -- чем черт не шутит? -- даже гениальность!.."
И тут неожиданно Манюнчиков ясно представил себе схему. Не сразу он понял,
что это такое, но почувствовал всем своим существом, что это нечто очень
важное и лично ему крайне необходимое -- и сразу же принялся лихорадочно
срисовывать видение, портя импортную женину помаду и разматывая рулон
дефицитнейшей туалетной бумаги.
Когда бумага смоталась окончательно, а вместе с ней смоталось и озарение,
Павел Лаврентьевич удовлетворенно откинулся на неисправный бачок, оглядел
свое творение, ничего не понял и укрепился в мыслях о собственной
гениальности.
Умыв руки и вернувшись в комнату, Манюнчиков вновь предпринял попытку
разобраться, что же он все-таки наваял. Получилось нечто среднее между
пылесосом, электрошашлычницей и противотанковым ружьем.
Долго сидел Павел Лаврентьевич над детищем своим, и уже потихоньку злиться
начинал, не находя ему ни объяснения, ни применения, но решил для
отдохновения души в журнале научно-популярном порыться, кроссворд
поискать. Полистал-полистал, кроссворда не нашел, зато статейку одну
обнаружил. Пульсары-коллапсары, дыры разные черные и белые, тарелки
летающие некондиционные -- в общем, пришел гений Манюнчиков в волнение
страшное, потому как понял суть изобретения своего.
А изобрел Павел Лаврентьевич оружие ужасное, название которому --
ТАНГЕНЦИАЛЬНЫЙ КОЛЛАПСАТОР!
На следующий же день принялся Павел Лаврентьевич за расчеты, потому как
без расчетов скрупулезнейших самая замечательная модель у тебя же в руках
шарахнуть может и родителя своего же сколлапсировать.
И вот тут-то и выяснились в знаниях Манюнчикова пробелы немалые, а точнее
-- один большой девственный пробел с редкими оазисами обрывочных и весьма
куцых знаний. И от открывшейся истины в расстройстве душевном засел Павел
Лаврентьевич в библиотеке -- книжки умные читал, выписки делал. А когда
заполнился пробел бездонный выписками до середины -- приступил товарищ
Манюнчиков к сборке аппарата своего, с немалым трудом рассчитанного.
Только вот сослуживцы Павла Лаврентьевича, выскочки и сопляки
вышеупомянутые, как-то косо поглядывать на него начали. Да и то сказать --
на перекуры не ходит, кроссворды не решает, о заседании последнем и говорить
не хочет -- совсем, видать, свихнулся человек. Пришлось Манюнчикову в целях
конспирации включаться обратно в жизнь коллектива, отчего работа пошла
куда медленнее, зато сигареты закончились куда быстрее. Ну да бог с ними, с
сигаретами, а только сделал Павел Лаврентьевич модель действующую, сделал
все-таки, несмотря на общественную нагрузку, чтоб ей пусто было...
Коллапсатор вышел большой, черный, тангенциальный, работающий на
батарейках "Крона". Долго сидел Павел Лаврентьевич на кровати, долго
вертел в руках детище свое родимое -- и, наконец, решился. Выставил он
мощность (самую малую), прицелился в старый будильник "Чайка" (звонивший
на редкость противно), и нажал кнопку.
Загудел слегка коллапсатор, засветился, буркнул что-то невнятное... И исчез
будильник "Чайка", исчез со всеми своими семнадцатью псевдорубиновыми
камнями!
Павел Лаврентьевич даже рукой провел по пустому столу. Чисто.
Сколлапсировал будильник! Ай да Манюнчиков, ай да сукин сын!..
Получилось!.. И тут Манюнчиков, действительно сукин сын, не утерпел.
Сунул он коллапсатор свой за пазуху, квартиру запер тщательно и во двор
вышел. Идет по двору Павел Лаврентьевич Манюнчиков и чувствует себя
сильным и уверенным. "Теперь, -- думает,-- кого хошь сколлапсирую. Нету на
меня теперь никакой управы, вплоть до милиции, потому как вещественных
доказательств аппарат мой не оставляет. Раз -- и нет! А на нет и суда нет".
Вот так, думая о разных приятных для себя вещах, дошел Манюнчиков до
голубятни в углу двора. А надо сказать, что голубей Павел Лаврентьевич тоже
не любил -- и за булькание их глупое, и за окраску несерьезную, и за гнусную
склонность гадить куда попало, не исключая и его, Манюнчикову, личность.
Так что подошел он к голубятне, по сторонам оглянулся, коллапсатор свой
вытащил... Хлоп -- и нет голубятни, как и не бывало, со всеми ее гадами
пернатыми.
Хихикнул злорадно Павел Лаврентьевич и хотел было дальше направиться, как
вдруг услышал за спиной:
-- Ах ты, ирод, антихрист окаянный! Что ж ты птичку невинную, божье
творение, изничтожаешь?! А ну подь сюды, сто чирьев тебе на седалище! В
милицию пойдем...
Обернулся испуганно Манюнчиков, и увидел деда-голубятника, коего в
сумерках ранее не приметил. Вредный был дед, злопамятный,
склерозоустойчивый.
Глянул еще раз по сторонам Павел Лаврентьевич -- на этот раз внимательно --
улыбнулся ехидно ругателю-орнитологу -- и кнопочку надавил. Раз -- и нет
деда.
Плюнул тогда Манюнчиков на асфальт и в приятном расположении духа
домой пошел.
Утром Павел Лаврентьевич на работу опоздал по причине сколлапсированного
будильника. И не просто опоздал, а на целых сорок три минуты. Так что вахтер
на проходной аж подпрыгнул от радости и служебного рвения и палец в
телефонную дырку сунул -- начальству доносить. Посмотрел Манюнчиков --
одни они в холле с вахтером. Давно ему, кстати, этот вахтер не нравился, и
фуражка его противная, и морды выражение неприятное для глаза, и вообще...
Рванулся подлец-вахтер в сторону, но не зря коллапсатор у Павла
Лаврентьевича звался тангенциальным, ой не зря! Хлоп -- и нет вахтера. А на
нет -- и суда нет. Пора идти на работу.
В тот же день Манюнчиков подкараулил на лестнице своего начальника -- хама
и бездаря -- и отправил вслед за вахтером. А назавтра пришла очередь и зама --
тупицы и чистоплюя -- имевшего неосторожность разогнать в туалете
курильщиков, в том числе и Павла Лаврентьевича лично. Хотели еще
Манюнчикова в колхоз заслать, но ответственная за колхозы -- дура крашеная
-- запропастилась куда-то, искали ее, искали, не нашли и бросили.
Думал Павел Лаврентьевич и жену свою, Люсю, сколлапсировать, да передумал
ввиду некоторой пользы ее существования, в горячих обедах и стираных носках
проявляемой. Так что с этим пришлось повременить.
Ну, ясное дело, стал народ вокруг нервничать, слухи поползли разные, дескать,
люди куда-то пропадают. Кто международный империализм винит, кто --
сепаратистов и номенклатуру, а некоторые, страшно сказать,-- самого...
Пришлось милицию вызывать. Двух не в меру ретивых служителей порядка
Павел Лавретьевич быстренько сколлапсировал, а остальные сами смылись. По
причине отсутствия вещественных доказательств и скудной оплаты
героического труда работников органов.
И всем бы доволен был Манюнчиков, но стала к нему закрадываться этакая
подленькая мыслишка: "А куда ж все эти, сколлапсированные, деваются? Хоть
и подлецы они все, а интересно..."
Снова засел Павел Лаврентьевич за книги да расчеты, еще треть пробела своего
с великим трудом засыпал и вывел-таки формулу конечную, вывел, глянул -- и
ужаснулся, потому как по формуле этой треклятой выходило, что все, кого он
сколлапсировал, живы-здоровы, только перешли они все в восемнадцатое
измерение, где испытывают неудобства немалые, и ровно через девять дней и
шесть часов после факта исчезновения вернутся обратно крайне обозленные -- и
окажутся в радиусе трех с половиной метров от тангенциального
коллапсатора!..
Дернулся Павел Лаврентьевич, на часы взгляд бросил, с воплем к двери кинулся
-- да поздно было. Грянул гром, ударила молния, противно зазвонил будильник
"Чайка" на семнадцати псевдорубиновых камнях, и толстый сизый голубь
обгадил весь пиджак гражданина Манюнчикова под радостный вопль
ворвавшегося деда: "Хватайте его, ирода, люди добрые!.."
Не ищите в энциклопедии имя Манюнчикова Павла Лаврентьевича. Ни к чему
это. И в курилке институтской тоже не ищите, не стоит. Впрочем, если у вас
много лишнего времени...
СЧАСТЬЕ В ПИСЬМЕННОМ ВИДЕ
В воскресенье вечером Павел Лаврентьевич Манюнчиков получил письмо
следующего содержания:
"Письмо -- счастье.
Это письмо -- подлинное счастье. Находится в Голландии. Оно обошло вокруг
света 1000 раз. Теперь оно попало и к вам. С получением этого письма к вам
прийдет удача и счастье. Но с одним условием -- отправьте его дальше. Это не
шутка. Никаких денег не надо, потому что ни за какие деньги не купить
счастья. Отправьте письмо тому, кому вы желаете счастья. Не задерживайтесь с
отправлением. Вам необходимо отправить 20 штук в течение 96 часов после
получения этого письма.
Жизнь этого послания началась в 1853-м году. Артур Саян Даниель получил
его и велел секретарше размножить. Через четыре дня он выиграл миллион.
Служащий Хорита из Нагасаки, получив это письмо, порвал его и через четыре
дня попал в автокатастрофу.
Хрущев получил это письмо, отдыхая на даче в 1964-м году. Он выругался и
выбросил его в урну. Через четыре дня Хрущева свергли. Ни в коем случае не
рвите это письмо, отнеситесь к нему серьезно! Итак, 20 писем в течение 96
часов. Результат -- на четвертые сутки после отправления. Желаем счастья!"
Дочитав письмо, Павел Лаврентьевич собрался было последовать пагубному
примеру Никиты Сергеевича и служащего Хориты, но тут, после рекламного
сообщения, начался третий тур телеигры "Поле чудес", где молодой майор и
две агрономши никак не могли получить стиральную машину, угадав
последнюю букву в иностранном слове "аборт",-- и назойливое письмо мирно
упокоилось в глубинах потертых брюк несуеверного Манюнчикова.
Обнаружилось письмо только завтра, на работе, когда Павел Лаврентьевич,
зайдя в курилку, полез в карман за сигаретами. Естественно, Манюнчиков не
преминул показать послание приятелям, большинство которых отнеслось к
нему скептически. Однако, Сашка Лихтенштейн из соседнего отдела вдруг
заявил, что его теща получила такое же, в отличие от некоторых, размножила --
и спустя четыре дня умотала, наконец, в свой Израиль -- после чего лично он,
Сашка Лихтенштейн, искренне верит в счастье. Манюнчиков глянул в сияющие
Сашкины глаза -- и его осенило.
Вернувшись в отдел, Павел Лавретьевич быстро набрал на клавиатуре своей
персоналки (кстати, соотечественницы упрямого служащего Хориты из
Нагасаки!) текст письма, проверил, нет ли ошибок -- и сбросил текст на
принтер. Через восемь минут два десятка экземпляров лежали перед довольным
Манюнчиковым.
По дороге домой Павел Лавретьевич раскидал письма по первым попавшимся
почтовым ящикам и с приятным чувством выполненного долга стал ждать
