жизнь, разговаривая с пилигримами в храме, он ни разу не слышал каких-либо
слов о ее источнике или устье. Вероятно, она была бесконечна, и везде
примерно одна и та же, что с точки зрения географии было просто невозможно.
Река была Богиней.
Ни одного паруса...
- Лодка исчезла!
- Да, милорд, - в голосе Ннанджи даже не прозвучало удивления.
Уолли поежился при виде подобного проявления божественной силы, но
заставил себя вернуться к более насущным мыслям. Он уже дважды рассказывал
свою историю, но на этот раз все должно было быть сложнее. Хонакура отнесся
к ней как к упражнению в теологии. Веря во множественность миров и
бесконечную последовательность жизней, он был озадачен лишь тем, что умерший
Уолли Смит перевоплотился во взрослого Шонсу, а не в ребенка. Это было
чудом, но жрецы могли поверить в чудеса. Хонакура хотел услышать о Земле и о
предыдущей жизни Уолли, но Ннанджи это не интересовало.
Джию не заботил механизм или сущность происходящего. Ее вполне
удовлетворяло, что человек, которого она любит, скрыт внутри тела воина,
невидимка без ранга или гильдии, столь же чуждый Миру, как и она сама. Лишь
благодаря этому рабыня посмела полюбить Седьмого. Отношение Ннанджи к
подобному было бы совершенно иным.
Двое дошли до конца пирса и остановились.
- Ннанджи, мне нужно кое в чем признаться. Я никогда тебе не лгал, но я
не сказал тебе всей правды.
Ннанджи моргнул.
- Зачем? Это тебя Богиня выбрала в качестве Ее посланника. Для меня
большая честь, что мне позволено тебе помогать. Тебе незачем что-то еще мне
говорить, лорд Шонсу.
Уолли вздохнул.
- Значит, похоже, я тебе все-таки солгал. Я сказал, что мое имя
Шонсу... но это не так.
Глаза Ннанджи расширились - странные бледные пятна на чумазом лице. Ни
один мужчина Народа не мог выглядеть небритым, но его рыжие волосы накануне
почернели от смеси угля и жира. Последующие приключения добавили к этому
гуано и паутину, дорожную пыль и кровь. Размазанная не слишком тщательно,
образовавшаяся в результате грязь придавала ему комичный и нелепый вид.
Однако шутить с Ннанджи не стоило. Ннанджи стал смертоносным убийцей,
слишком молодым для того, чтобы можно было доверять - с его искусством
владения мечом, которому столь быстро научил его наставник, или могуществом,
которое он получил вместе со своим новым рангом - воин-Четвертый
потенциально был способен нанести громадный ущерб. Ннанджи, вероятно,
находился под неослабным контролем, пока его возраст и возможности не стали
соответствовать друг другу. Возможно, именно поэтому боги повелели, чтобы он
был неотвратимо связан колдовской клятвой, к которой вела нынешняя беседа.
- Я встречался с богом, - сказал Уолли, - и он сказал мне следующее:
Богине нужен воин. Она выбрала лучшего во всем Мире, Шонсу-Седьмого. Что ж,
бог сказал, что лучшего не нашлось, что, вероятно, не то же самое. Так или
иначе, этот воин потерпел неудачу, и неудачу катастрофическую.
- Что это значит, милорд?
- Бог не сказал. Но некий демон заставил Шонсу прийти в храм. Попытка
жрецов изгнать демона не удалась. Богиня забрала его душу - и оставила
вместо нее демона. Или то, что Шонсу считал демоном. Это был я, Уолли Смит.
Только я не демон...
Уолли подумал, что не слишком связно рассказывает, но его забавляли
озадаченные кивки в ответ. Другие могли бы попросту высмеять столь абсурдную
байку, но Ннанджи, похоже, очень хотелось в нее поверить. Его преклонение
перед героем чуть не погибло мучительной смертью накануне, но Богиня
ниспослала чудо, чтобы поддержать Ее посланника, и восхищенные чувства
Ннанджи ожили вновь, еще более сильные, чем когда-либо. Ему следовало бы уже
из этого вырасти, и Уолли оставалось лишь надеяться, что обучение будет не
слишком болезненным и не будет откладываться надолго. Ни один человек не мог
бы жить согласно принципам героического поведения Ннанджи.
Они повернулись и снова направились в сторону берега.
- С другой стороны это, наверное, можно рассматривать, как нить бус -
таково одно из представлений жрецов. Душа - нить, бусины - отдельные жизни.
В этом случае Богиня нарушила правила. Она развязала нить и передвинула одну
из бусин.
- Но... - начал было Ннанджи и замолчал.
- Нет, я не могу этого объяснить. Никто не знает, какими мотивами
руководствуются боги. Так или иначе, я не Шонсу. Я ничего не помню из его
жизни до того, как я проснулся в хижине пилигримов, где Джия ухаживала за
мной, а старый Хонакура бормотал что-то о том, как я кого-то убил. До этого,
насколько я помню, я был Уолли Смитом.
Он не пытался объяснить, каким образом он думает по-английски, но
говорит на языке Народа. Ннанджи вряд ли понял бы саму идею о существовании
более чем одного языка, а Уолли сам не знал, каким образом происходит
перевод.
- И ты не был воином в другом мире, милорд?
Управляющим на нефтехимическом заводе? Как объяснить это воину
железного века в доисторическом Мире? Уолли вздохнул.
- Нет. Наши гильдии и ранги не такие, как у вас. Я бы мог сказать тебе,
что я был аптекарем-Пятым.
Ннанджи поежился и прикусил губу.
Однако был еще инспектор-детектив Смит, которого, вероятно, крайне
потряс бы вид кровожадного, поклоняющегося идолам, владеющего рабами сына.
- Мой отец был воином.
Ннанджи облегченно вздохнул. Богиня оказалась не столь непостоянна, как
он боялся.
- И ты был человеком чести, милорд?
Да, подумал Уолли. Он был законопослушным и порядочным человеком,
честным и добросовестным.
- Думаю, да. Я пытался им быть, как я пытаюсь здесь. Некоторые из наших
обычаев иные, но я сделал все, что мог, и я обещал богу, что буду поступать
так и здесь.
Ннанджи заставил себя слабо улыбнуться.
- Но когда начальник храмовой гвардии заявил, что я самозванец, он был
прав. Я не знал, ни как приветствовать вышестоящих, ни как отвечать на
приветствия. Я не мог отличить одного конца меча от другого.
- Но... - быстро заговорил Ннанджи, - но ты же знаешь ритуалы, милорд!
Ты великий воин!
- Это пришло позднее, - сказал Уолли, и продолжал рассказывать, как он
трижды встретил полубога, как ему удалось войти к богам в доверие, и как
затем он получил искусство Шонсу, легендарный меч и неизвестную миссию.
- Боги дали мне умение владеть мечом, они дали мне сутры. Но они не
дали мне ничего из личной памяти Шонсу, Ннанджи. Я не знаю, кем были его
родители, или откуда он, или кто его учил. В этом отношении я все тот же
Уолли Смит.
- И у тебя нет родительских меток?
- Одна теперь есть. - Он показал Ннанджи меч, появившийся на веке его
правого глаза прошлой ночью, знак отца воина. - Вчера утром ее еще не было.
Думаю, это какая-то шутка маленького бога, или, возможно, знак, который
подтверждает то, чем мы занимались вчера.
Ннанджи сказал, что вторая возможность ему нравится больше. Мысль о
том, что боги могут шутить, его не привлекала.
Они дошли до конца пристани, упиравшегося в берег, и снова пошли к
Реке. Это была странная история, почти столь же странная в Мире, какой она
была бы и на Земле, и Уолли пытался, как мог, объяснить, каково это -
чувствовать себя двумя людьми одновременно, насколько его профессиональные
познания отличались от его личной памяти.
- Кажется, я понял, милорд, - наконец сказал Ннанджи, хмуро глядя на
скользкие от дождя, грубо отесанные доски. - Ты меня крайне озадачил, так
как вел себя не так, как другие с высоким рангом. Ты говорил со мной, как с
другом, хотя я был лишь Вторым. Ты не убил Мелиу и Бриу, когда у тебя была
такая возможность - большинство Седьмых с радостью воспользовались бы
возможностью сделать очередную зарубку на поясе. Ты относишься к Джии, как к
леди, и ты даже дружески расположен к Дикой Эни. Так ведут себя люди чести в
твоем другом мире?
- Да, - сказал Уолли. - Друзей труднее приобрести, чем врагов, но от
них больше пользы,
Лицо Ннанджи прояснилось.
- Это сутра?
Уолли рассмеялся.
- Нет, это лишь моя собственная поговорка, но она основана на некоторых
из наших сутр. Так или иначе, она действует; посмотри, сколь полезной
оказалась Дикая Эни!
Ннанджи с некоторым сомнением согласился - воины не должны искать
помощи у рабов.
- Я готов принести тебе вторую присягу, милорд, если ты возьмешь меня
под свое покровительство. Я все равно хочу научиться у тебя искусству
владения мечом, и кодексу чести... - он сделал паузу и задумчиво добавил: -
И, думаю, я бы хотел научиться и тому, другому кодексу чести.
Уолли облегченно вздохнул. Он немного боялся, что его юный друг, что
вполне естественно, попросту сбежит от него, как от сумасшедшего.
- Для меня большая честь снова стать твоим наставником, Ннанджи,
поскольку ты чудесный ученик и в один прекрасный день станешь великим
воином.
Ннанджи остановился, вытащил меч и упал на колени. Уолли хотел еще
кое-что ему сказать, но Ннанджи никогда не были свойственны колебания или
глубокие размышления, и он начал произносить вторую присягу:
- Я, Ннанджи, воин-Четвертый, принимаю тебя, Шонсу, воин-Седьмой, как
своего господина и наставника, и клянусь быть преданным, покорным и
смиренным, жить по твоему слову, учиться по твоему примеру, и заботиться о
твоей чести, именем Богини.
Уолли произнес формальные слова согласия. Ннанджи поднялся и с
определенным удовлетворением убрал меч в ножны.
- Ты упоминал и другую присягу, наставник?
Полубог предупреждал, что воины жить не могут без страшных клятв, и
Ннанджи не был исключением.
- Да. Но прежде чем мы к этому перейдем, я должен сказать тебе о моей
миссии. Когда я спросил, чего требует от меня Богиня, в ответ я получил лишь
загадку.
- Бог дал тебе поручение и не сказала, в чем оно заключается? Почему?
- Хотел бы я это знать! Он сказал, что это вопрос свободы воли; что я
должен поступать так, как считаю правильным. Если бы я только следовал
приказам, то я был бы даже не слугой, а лишь орудием.
Другое объяснение могло, конечно, заключаться в том, что полубог не
доверял Уолли - его отваге или его честности - и мысль об этом внушала ему
беспокойство.
- Вот что мне сказали:
Брата первого скуешь,
От другого - ум возьмешь.
Когда низко пасть придется,
Встанет войско, круг замкнется -
Будет выучен урок.
Меч вернешь, как выйдет срок.
Неизбежен ход событий,
Только вместе должно быть им.
Ннанджи на мгновение скорчил недовольную гримасу, шевеля губами, словно
обдумывал только что услышанное.
- Я не слишком хорошо разбираюсь в загадках, - пробормотал он, потом
пожал плечами. Это была проблема Шонсу, не его.
- Я тоже - пока Имперканни не сказал кое-что вчера, после битвы.
А! Ннанджи ожидал, что услышит нечто подобное.
- Тысяча сто сорок четвертая? Последняя сутра?
Уолли кивнул.
- Она касается четвертой клятвы, клятвы братства. Она почти столь же
ужасна, как клятва на крови, за исключением того, что она связывает двоих
как равных, не как сеньора и вассала. Фактически, она еще более серьезна,
Ннанджи, поскольку она первостепенна, абсолютна и необратима.
- Я не думал, что Богиня допускает необратимые клятвы.
- Видимо, в отношении этой допускает. Думаю, вот почему в загадке
говорится "скуешь". Если мы принесем эту клятву, мы оба окажемся скованы
одной цепью, Ннанджи!
Ннанджи кивнул, находясь под впечатлением сказанного. Они снова пошли
дальше.
Уолли дал ему возможность немного подумать.
