Женский голос в телефоне...
Н.Гумилев
В панике, торопливо, как будто этим что-то можно было поправить,
вернуть время назад, я сунул руку в карман, думая, что случайно нажал
кнопку радиовзрывателя. Маленькой коробочки там не было...
Я начал шарить по всем другим карманам, хотя твердо помнил, куда
положил ее, и никогда до сих пор не страдал рассеянностью. Излучатель
исчез бесследно.
В следующую минуту я понял, что произошло. Гриша... Он знал о том,
как я решил застраховаться от подвоха со стороны Скала, я показывал ему
свою самоделку. Когда мы прощались, он незаметно вытащил у меня из кармана
излучатель и как только вертолет удалился на достаточно большое
расстояние, так что взрыв не мог причинить вреда нашему судну, нажал
кнопку... "Пользуясь своим служебным положением", он разобрался-таки со
Скалом и его бандитами, пусть и ценою собственной жизни. Не знаю, сумел бы
я, окажись на его месте, поступить так же. Ответ на такой вопрос приходит
лишь в тот момент, когда кривить душой уже нельзя, даже перед самим собой.
Я постарался взять себя в руки. Капитан Чанг метался по мостику,
отдавая приказ повернуть к месту катастрофы, остановить судно, спустить
шлюпки. Что ж, он действовал, как и положено в таких случаях, я не стал
ему мешать, хотя и понимал, что все это пустая трата времени.
В течение часа шлюпки "Танахбала" прочесывали участок моря, над
которым, по нашим расчетам, произошел взрыв, но не нашли ничего, кроме
двух поролоновых подушек от сидений, обгоревших и изодранных. Потом шлюпки
снова подняли на борт, и мы продолжили свое плаванье. В дальнейшем оно
проходило без приключений.
В Москву я прилетел только к концу февраля. Моя докладная еще не
успела попасть в управление, поэтому, я старался не попадаться на глаза
начальству, чтобы не пришлось сочинять все сначала. К счастью, почта
запоздала всего на три дня. Я чуть-чуть подправил ее, добавил отчет о
гибели Гриши Ратманова, сообщил о благополучном спасении заложников и стал
дожидаться решения своей судьбы.
Но руководству, как это часто случалось за последнее время, было не
до меня. Я болтался без дела, посещал "кулуары", стараясь почувствовать
"веянье времени" и сориентироваться в обстановке. Я изучал сводки, пытаясь
оценить тяжесть удара, нанесенного мафии гибелью Скала.
Лишившись главаря, подпольная торговля детьми поутихла, боюсь, к
сожалению, лишь временно. Зато в некоторых центральных газетах прошла
серия статей, оправдывающих практику передачи детей с физическими и
психическими недостатками из детдомов на усыновление или удочерение за
границу. В сентиментально-сладких тонах описывалась роскошная жизнь прежде
несчастных питомцев наших нищих приютов и спецлечебниц, любовь к ним новых
родителей... Во всем этом было, конечно, много правды, но одновременно
чувствовалось - общественное мнение становится все хладнокровнее к судьбе
своего потомства. Кто-нибудь "подберет", спасет... Это настораживало.
Очередной политической сенсацией стало заявление российского
правительства о том, что отныне стратегические ракеты с ядерными
боеголовками, до сих пор направленные на Соединенные Штаты и их союзников,
будут перенацелены. Новые цели не указывались, и это создало атмосферу
некоторой растерянности в ближнем зарубежье. Все силы были брошены на
пропаганду, на создание миролюбивого "имиджа", этим занимались даже
далекие от вопросов идеологии сотрудники.
Наконец, нашлось дело и мне. Учитывая охлаждение между некоторыми
новорожденными независимыми государствами и Центром из-за дележа
оставшегося после распада Союза имущества, нужно было срочно укреплять
взаимопонимание и бывшие некогда братские узы.
Потеряв надежду на использование австралийского и новогвинейского
космодромов, обладатели ракет "Апогей" задумали приспособить в качестве
мобильной площадки для запуска один из недостроенных кораблей. Корпус его,
украшенный выведенным славянской вязью гордым именем, славным в истории
российского флота, воспетом в песнях, был уже готов и даже спущен на воду
в Южной верфи. Смелый этот замысел, сулил, однако, немало политических
осложнений с Турцией и США. Тем не менее, российские политики и ученые,
тем более руководящие круги ВПК, не хотели остаться в стороне и предложили
свою помощь для осуществления проекта. Словом, меня снова послали в Город.
Я чувствовал некоторую усталости и не прочь был взять "таймаут".
Уезжая из Москвы, я написал заявление с просьбой об отставке, но все еще
не мог решиться пустить его по инстанции. Действительно, множество проблем
возникало передо мной в случае удовлетворения рапорта - жилье, работа,
нормальное питание, наконец. В той удивительной смеси бардака,
сумасшедшего дома и воровской малины, в которую превратилась моя бывшая
Родина, трудно было найти себе место. Надежды еще раз обнаружить под
каким-нибудь деревом или камнем десять миллионов долларов почти не было...
Организовать частное сыскное бюро, наняться охранять коммерческие и
иные тайны какой-нибудь фирмы или заниматься рэкетом мне как-то не
хотелось. Что сказал бы Гриша? Подобно тени отца Гамлета, он, незаметно
для меня самого, превратился в незримого судью моих поступков и мыслей.
Пойти работать в НИИ? Но я совсем отстал от проблем современной
науки, не знал ни элементной базы, ни того, что теперь печатают
специальные журналы. Да и финансирование научных учреждений не оставляло
надежд на сколько-нибудь приличный заработок.
Я решил повременить с заявлением, а пока что... попробовать писать.
Возможно, к этому меня подтолкнул успех моего последнего отчета. В самом
деле, времени у меня, похоже, будет много, и чем я хуже тех авторов
бесчисленных детективов и триллеров, которые тысячами пестрых обложек
заполняют раскладки и прилавки магазинов! Если получится, можно будет
подумать и о том, чтобы стать профессиональным поставщиком
развлекательного чтива. А уж сюжетов у меня хватит на сто томов.
Город встретил меня ароматом ранней весны, ярким солнцем, щебетом
птиц, набухающими почками деревьев. Зима была малоснежной, и на газонах
уже повсюду появилась молодая зеленая трава. Я снова жил в той самой
квартире, откуда когда-то отправился спасать Веронику, даже номер моего
телефона не изменился. Я вспоминал, как она мне звонила, у нее была манера
растягивать слова и делать придыхание в конце фразы... "Ну здравствуй, это
я", - так обычно она начинала наш разговор. Где она теперь? Всякая надежда
найти ее след исчезла с гибелью Скала. Она могла сейчас быть в любой точке
земного шара, куда ни ткни наугад пальцем в глобус.
Я не спрашивал старого бандита о Веронике, так как был почти
наверняка уверен - она осталась ухаживать за детьми в "интернате", и я
встречу ее вместе с ними. Кроме того, мне не хотелось демонстрировать ему
свои уязвимые места, он, чего доброго, потребовал бы за Веронику особый
выкуп. А потом, когда я увидел, что среди сопровождающих нет ни одной
женщины, события начали развиваться таким темпом, что мне стало не до
вопросов...
В тот вечер я собрался лечь пораньше и заснуть, чтобы избавиться от
навязчивых воспоминаний. Я уже разделся, когда в прихожей резко зазвонил
телефон. Поеживаясь от холода - в доме, как и в прошлые мои приезды, плохо
грели батареи - я, шлепая босыми ногами по линолеуму, прошел к столику и
поднял трубку. С книжной полки широко улыбаясь на меня глядел кипарисовый
чертик.
- Алло?
Какую-то секунду длилось молчание, я уже решил было, что кто-то по
ошибке набрал неверный номер и хотел повесить трубку. Потом знакомый голос
тихо произнес:
- Ну здравствуй, это я...
