здесь, во Франции, государство - это я. И я не допущу позора
нации. Я желаю быть уверенным, что наследник престола не будет
иметь ни капли английской крови!
- Да, ваше величество, я лично позабочусь об этом...
-----
Людовик пятнадцатый:
- Apres nois le deluge - после нас хоть потоп!
Действительно, это будет после нас, и нам на это наплевать. А
когда вода схлынет, плевки уже будут смыты. Точно так же, как
после обеда завтрак не имеет никакого значения, а после ужина и
обед упраздняется...
-----
Один Фридрих - другому:
- В германской истории слишком много Фридрихов. Все
Фридрихи, а толку мало.
- Однако во Франции тоже были одни Людовики, и ничего, жили.
- Франция нам не указ - у нас тут Россия под боком, а ни
одного Петра нет.
-----
Робеспьер - Дантону и Марату:
- Дела идут из рук вон! Надо кого-то казнить для острастки.
Предлагаю кандидатуру Дантона. Кто за?
Дантон:
- Я против!
Марат:
- Я воздержался.
Робеспьер:
- Принято большинством голосов.
Дантона казнили, а чуть позже по тому же сценарию казнили и
Робеспьера. Когда голосовали за Марата, он опять воздержался,
но был убит в ванне Шарлоттой Корде. Опыт Французской Революции
свидетельствует,что воздержание - самый приемлемый метод в
революционных делах, но и он ничего не гарантирует.
-----
Наполеон в Египте - солдатам:
- Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид! Египет
существовал еще в те поры, когда Франция полностью
отсутствовала. Не исключено, что он будет существовать и тогда,
когда Франция исчезнет с лица земли. Таким образом, если мы не
будем тянуть кота за хвост, то успеем стяжать вечную славу...
-----
Наполеон, в раздумье расхаживая по стене московского Кремля,
Мюрату:
- Эти русские - странный народ... Они построили огромную
крепость, почти неприступную, и теперь, вместо того, чтобы
защищать ее, сдают вместе с самоей Москвою без единого
выстрела... Мюрат, что они затевают?
- Не знаю, мой император. В этой России ничего понять
невозможно! Кто выиграл Бородино - мы или они? В Европе
стоило взять столицу, и государство у наших ног. Здесь же мы
выигрываем сражение, берем город, но выясняется, что столица
совсем в другом месте. А завтра выяснится, что существует еще
одна, либо целых две... Надо уносить ноги, мой император!
- Пожалуй, ты прав, генерал. А вот интересно, согласился бы
ты стать императором такого государства?
- Я бы, возможно, и согласился, а вот они, похоже, нет...
Ведь я бы ни за что не сдал такую великолепную крепость!
- Да-да, мой верный Мюрат, ты бы защищал ее до конца, и
проиграл бы войну. А вот их император отсиживается во второй
столице, но войну выиграет. Разница в том, что когда я
выигрываю сражение, говорят, что победу одержали французы, а
когда русский народ победит, все заслуги припишут его
императору.
-----
Наполеон после Ватерлоо - Мюрату:
- Теперь я понимаю, что дело не в стратегии, а в выборе
правильного направления. Ведь еще два года назад можно было
направить наши усилия в сторону острова Святой Елены, превратить
его в рай земной и жить припеваючи безо всех этих хлопот.
-----
-----------
-----
Архимед возбужденно - Сократу:
- Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!
- Весь мир? - уточнил Сократ.
- Если точка хорошая, то весь, - подтвердил Архимед.
- Но тогда как же мы определим, что живем в перевернутом
мире?
Архимед задумался. Поразмышляв некоторое время, он сказал:
- Очень просто. Ведь в перевернутом мире верх и низ
поменяются местами. Следовательно, если запомнить, где был верх
изначально, то потом легко определить, остался ли он на месте,
или поменялся местами с низом.
Теперь задумался Сократ.
- Пожалуй, ты прав, - решил он наконец. - Выбрав подходящую
точку зрения в качестве опорной, можно перевернуть мир
даже не прилагая никаких усилий. Я готов приступить
немедленно. Вот только не знаю, сойдемся ли мы в
определениях относительно верха и низа...
-----
Пифагор уже в десятый раз объяснял доказательство своей
знаменитой теоремы. Он устал и был раздражен непонятливостью
своего лучшего ученика.
- Ну, теперь ты, наконец, понял, что сумма квадратов катетов
равна квадрату гипотенузы? Ведь это так просто. Это почти
очевидно!
- Да, учитель, похоже, это действительно так.
- Что значит "похоже"! Мы ведь с тобой математики. Либо это
так, либо не так, и третьего не дано.
- Так то оно так, а как до дела дойдет, так ни одного
прямого угла не найдешь... Куда ни сунешься в Сиракузах - все
углы кривые.
- Но чем ближе они к прямым, тем точнее выполнится найденное
мной соотношение. Этого-то ты не станешь отрицать?
- Ну... Раз вы говорите, значит так оно и есть.
- Опять - двадцать пять... Я не просто говорю - я это
доказал. Отныне это - истина, и никто не сможет ее опровергнуть!
- А никто и не собирается. Всем на это просто наплевать.
- А нам наплевать, что всем на это наплевать! Мы строим
величественное здание геометрии, постигаем законы, заложенные в
самой природе вещей. Дело ведь не в углах, а в том, чтобы
показать всем, что мир устроен не абы как, но подчиняется
строгим правилам, которые...
От волнения Пифагор даже побледнел и никак не мог подобрать
нужного слова.
- Так разве ж я спорю, учитель. Ясно, что мир сотворен не с
кондачка. После весны - лето, после осени - зима; солнце
восходит по утрам, а заходит вечером... и так далее. Но...
Я давно уже заметил, что как где появляется люди, так сразу
все портят. Какие там прямые углы! Явятся, все кругом загадят,
сотворят одну большую помойку, а потом еще жалуются, что мир
устроен не так, как надо...
Ученик даже сплюнул с досады.
- Да, - сказал Пифагор печально. - Ты прав. Но может быть
все как раз оттого, что они еще не постигли всей красоты и
гармонии мироздания.
- Возможно и так, но боюсь, что к моменту прозрения от всей
гармонии останутся только рожки да ножки. Вот бы состряпать
математическую теорию поумнения человечества, тогда можно было
бы определить заранее, что произойдет раньше.
- Это было бы неплохо, - задумчиво согласился Архимед. - Но,
видишь ли, "поумнение", как ты изволил выразиться, идет такими
микроскопическими темпами, что для его анализа потребуется
ввести в рассмотрение бесконечно малые величины. А изобретения
таковых следует ожидать никак не раньше семнадцатого века от
рождества Христова. Этот же последний, увы, еще даже и не
родился...
-----
Аристотель - Платону:
- Знаете, Платон, по-моему, этот Демокрит со своими атомами
слегка переборщил. Ну, в самом деле, не может же быть,
чтобы весь этот столь разнообразный мир состоял из каких-то
мелких неделимых частиц, притом еще и одинаковых.
- Да, конечно, все это крайне сомнительно. Мир слишком
разнообразен, чтобы его можно было составить из одинаковых
атомов.
- Но в этом что-то есть. Вас никогда не смущал тот факт, что
при всем разнообразии людской породы, наши пороки до удивления
одинаковы.
- Честно говоря, никогда не задумывался над этим.- Платон
вдруг подозрительно уставился на собеседника. - Уж не хотите ли
вы сказать, Аристотель, что людские пороки суть те атомы, из
коих состоит любая живая душа?!
-----
Платон - Сократу:
- Я знаю, что ничего не знаю. Но уж это я знаю абсолютно
точно.
- Так нас теперь двое - это большая сила!
- Знания - всегда сила...
-----
Сократ - Платону:
- Ты мне друг, Платон, но что же мне теперь, разорваться?!
-----
Генерал ордена иезуитов:
- Проклятье! Еретиков столько, что средних веков нам явно
не хватит!.. Ничего, прихватим и Возрождение.
-----
Галилей был стар и немощен, Джордано Бруно, напротив, молод
и полон сил. Тем не менее, они спорили:
- Вы согласны, уважаемый сеньор Галилей, что Земля вертится
вокруг солнца, а не наоборот?
- Разумеется, это так. Но все относительно, Джордано, все,
увы, относительно. Если считать Землю неподвижной, вертится
Солнце. Но остановите Солнце, и Земля вынуждена будет
приступить к вращению. Единственное, что можно утверждать
совершенно определенно: Земля и Солнце одновременно не могут
оставаться в покое.
- Что касается Солнца, то его сеньоры иезуиты в покое не
оставят, - усмехнулся Бруно. - Но предположим, что вопреки
принятой теперь доктрине, оно таки покоится. И, допустим, я
установил это с полной очевидностью. Должен ли я, как истиный
ученый, отстаивать свою точку зрения даже под угрозой смерти?
Галилей грустно покачал головой:
- Я в этом не уверен. Ученый должен стремиться принести
науке максимальную пользу. Не думаю, однако, что смерть
настоящего ученого полезна науке.
- Не думаете? - воскликнул Бруно с горячностью
в голосе. - Но вы не можете не признать, что отречение от
истины, ставшей тебе известной, принесет науке вред,
следовательно, отречение для настоящего ученого недопустимо!
- Верно, верно, - согласился Галилей. - Но ведь оставшись в
живых ученый может в дальнейшем принести науке большую пользу,
нежели тот вред, который наступит вследствие отречения. Тут
нужно все взвесить. Хотя, если ты абсолютно уверен, что
никакого толку для науки от тебя уже не будет, можешь смело
класть голову под топор, или идти на костер. И кстати, если уж
отрекаться, то отрекаться! Громко скажи всем, от чего именно ты
отрекаешься, чтобы впредь ни у кого не возникало соблазна
отрекаться от того же самого...
Исторический опыт резюмирует следующее: если ты еще молод,
постарайся умереть за науку, а если уже стар - живи для нее.
-----
Джордано Бруно - Галилею:
- Эти ослы никак не могут понять, что костер не может
крутиться вокруг грешников!
- Верно, друг мой, верно, но вы никак не хотите понять,
что грешники всегда не прочь сплясать вокруг костра.
-----
Галилей, стоя в задумчивости у башни в Пизе:
- Видит Бог, мне все равно, как будут падать эти камни.
Пусть даже они вознесутся - меня интересует истина... Хотя,
надо полагать, все камни полетят в мою сторону.
-----
Галилей - суду святой инквизиции:
- Ну, хорошо, сеньоры, пусть она не вертится. В конце концов,
все относительно, а уж потомки раскрутят ее по своему
усмотрению...
-----
Галилей стоял. Суд святой инквизиции сидел. Все прочие - кто
как.
- Видите ли, уважаемые сеньоры, мое утверждение,
относительно того, что не Солнце вертится относительно Земли, а
наоборот, Земля вертится относительно своей оси было неверно
истолковано и неправильно понято. Ничего этого я не утверждал и
продолжаю не утверждать. Я высказал только, да и то, вскользь,
