к радости Фаула.
Взглянув на Кавинанта, Морэм увидел отвращение и испуг на его лице
и мягко спросил:
-_Что тебя тревожит, друг мой?
Мгновение Кавинант смотрел на Морэма. Казалось, за одну ночь Лорд
постарел на много лет. Дым и грязь битвы оставили отпечаток на его лице,
выделив морщины на лбу и вокруг глаз, словно внезапное обострение
усталости. Глаза его потускнели, но губы сохранили доброту, а движения
оставались по-прежнему выверенными, несмотря на то, что одежда была
изрядно истрепана и покрыта кровью.
Кавинант инстинктивно уклонился от того тона, которым Морэм
произнес "друг мой". Он не мог позволить себе быть чьим-то другом. И он
уклонился также от внутреннего побуждения спросить, какая причина сделала
посох Тамаранты столь могущественным в его руке. Он боялся ответа на этот
вопрос. Чтобы скрыть испуг, он быстро повернулся и пошел искать великана.
Тот сидел спиной к жалким останкам, которые прежде были
наствольем Парящее. Кровь и копоть чернели на его лице. Кожа была цвета
древесной коры. Но самым заметным в его облике была рана на лбу.
Разорванная плоть свисала над бровями, словно листва боли, и капли свежей
крови сочились из раны, словно раскаленные мысли, проникающие сквозь
трещину в черепе. Правой рукой он обнимал бурдюк с "глотком алмазов", а его
глаза неотрывно следили за Ллаурой, занимавшейся с маленьким Пьеттеном.
Кавинант подошел к великану, но прежде чем он успел заговорить,
Морестранственник сказал:
-_Можешь что-либо сказать о них? Может быть, тебе известно, что с
ними сделали?
Этот вопрос отозвался в мозгу Кавинанта черным эхом.
-_Я знаю только о ней.
-_А Пьеттен?
Кавинант пожал плечами.
-_Подумай, Неверящий!_- Его голос был полон клокочущего тумана.-
Я окончательно потерян. Ты можешь понять это?
Кавинант с усилием ответил:
-_Со мной то же самое. Теперь это же было сделано со всеми нами.
Как раньше было сделано с Ллаурой.
Спустя минуту он саркастически добавил:
-_А также с пещерниками.
Глаза Морестранственника стали испуганными, а Кавинант
продолжал:
-_Всем нам суждено разрушать то самое, что мы собираемся
сохранить. И в этом суть метода Фаула. Пьеттен_- это подарок нам, образец
того, что мы сделаем со Страной, если попытаемся спасти ее. И Фаул очень
уверен в себе. А пророчества, подобные этому, оправдываются.
Услышав это, великан уставился на Кавинанта, словно Неверящий
только что наложил на него проклятие. Кавинант попытался не отвести взгляда
от глаз великана, но потом посмотрел на истерзанную траву. Она выгорела
странными пятнами. Местами трава почти не была повреждена, а местами она
выгорела_- видимо, огонь Лордов наносил ей меньше вреда, чем
разрушительная сила юр-вайлов.
Минуту спустя великан сказал:
-_Ты забываешь, что между пророком и предсказателем есть разница.
Пророчество не есть предсказание будущего.
Кавинант не хотел думать об этом. Чтобы сменить тему разговора, он
сказал:
-_Почему бы тебе не воспользоваться целебной грязью, чтобы
залечить рану на лбу?
На этот раз великан отвел взгляд, глухо ответив:
-_Ее не осталось.
Он беспомощно развел руки.
-_Одни умирали. Другим грязь была нужна, чтобы сохранить руку или
ногу. И...- его голос на мгновение прервался,- я думал, что крошке Пьеттену
она тоже сможет помочь. Он всего лишь ребенок,- настойчиво сказал он,
взглянув на Кавинанта с внезапной мольбой, которую тот не мог понять.- Но
один из пещерников умирал очень медленно и в таких мучениях...
Новая струйка крови сбежала у него со лба.
-_Камень и море!_- простонал он.- Я не мог перенести этого. Хатфрол
Биринайр отложил для меня горстку грязи, несмотря на то, что ее не хватало.
Но я отдал ее пещернику, потому что он очень мучился.
Он сделал большой глоток из бурдюка, смахнув ладонью кровь со лба.
Кавинант пристально посмотрел на поврежденное лицо великана.
Поскольку ему в голову не приходили слова утешения, он спросил:
-_А как твои руки?
-_Мои руки?_- На мгновение Морестранственник, казалось,
растерялся, но потом вспомнил.- Ах, каамора. Друг мой, я_- великан,-
объяснил он.- Обычный огонь не может принести мне вреда. Но боль_- боль
учит многому.
Его губы изогнулись в гримасе отвращения к самому себе.
-_Говорят, великаны сделаны из гранита,- пробормотал он.- Не
беспокойся обо мне.
Под влиянием импульса Кавинант ответил:
-_В том мире, из которого я пришел, есть такие места, где маленькие
слабые леди целыми днями стучат по гранитным глыбам железными
молоточками. Это занимает много времени, но постепенно глыба
превращается в мелкие осколки.
Великан немного подумал, прежде чем спросить:
-_Это пророчество, Юр-Лорд Кавинант?
-_Не спрашивай. Я бы не понял, что это пророчество, если бы оно не
сбылось со мной лично.
-_Я тоже,- сказал Морестранственник. Смутная улыбка тронула его
губы.
Вскоре Лорд Морэм позвал отряд на завтрак, приготовленный им и
Протхоллом. Со стонами воины поднялись и подошли к огню. Великан тоже
встал. Он и Кавинант пошли следом за Ллаурой, чтобы подкрепиться.
Вид и запах пищи внезапно заставил Кавинанта ощутить
необходимость решения с новой силой. От голода он чувствовал себя
совершенно пустым, но протянув руку, чтобы взять немного хлеба, увидел, что
рука его в крови и пепле. Он убивал... Хлеб выпал из его руки.
-_Все это неправильно,- пробормотал он.
Еда была одной из форм подчинения физической реальности Страны.
Ему необходимо было подумать. Пустота внутри выдвигала требования, но
Кавинант отказывался их выполнять. Сделав глоток вина, чтобы прочистить
горло, он отвернулся от огня с жестом отчаяния. Лорды и великан озадаченно
посмотрели на него, но ничего не сказали.
Кавинант чувствовал необходимость подвергнуть себя испытанию,
чтобы отыскать ответ, который восстановил бы его способность к выживанию.
С гримасой упрямства он решил оставаться голодным до тех пор, пока он не
найдет то, что ему нужно. Может быть, в голодном состоянии его ум
прояснится настолько, что будет в состоянии решить фундаментальные
противоречия его дилеммы.
Все брошенное оружие было убрано с поляны и собрано в кучу.
Кавинант подошел к ней и вытащил оттуда каменный нож Этиаран. Потом,
движимый каким-то непонятным импульсом, он подошел к лошадям, чтобы
посмотреть, не ранена ли Дьюра. Обнаружив, что она не пострадала, он
почувствовал некоторое облегчение. Ни при каких обстоятельствах он не хотел
бы садиться на ранихина.
Вскоре воины закончили завтрак и устало двинулись к лошадям,
чтобы ехать дальше.
Садясь на Дьюру, Кавинант услышал, как Стражи Крови резким
свистом подозвали ранихинов. Этот свист, казалось, повис в воздухе. Потом со
всех сторон на поляну галопом примчались огромные лошади_- гривы и
хвосты развевались, словно охваченные огнем, копыта ударяли по земле в
длинных могучих ритмичных прыжках_- девять скакунов со звездами на лбу,
стремительных и буйных, как жизненный пульс Страны. В их бодром ржании
Кавинанту слышалось возбуждение от предстоящего возвращения домой, на
Равнины Ра.
Но члены отряда, покидая настволье Парящее этим утром, не
отличались ни бодростью, ни радостным возбуждением. Дозор Кеана
уменьшился на шесть воинов, а оставшиеся в живых были ослаблены.
Казалось, на их лицах лежала тень, когда они скакали на север, к реке
Мифиль. Лошадей, оставшихся без всадников, взяли с собой, чтобы сменять
уставших скакунов. Среди отряда трусцой бежал Морестранственник, и
казалось, что он несет груз всех мертвых. На сгибе руки он держал Пьеттена,
который уснул сразу же, как только солнце исчезло с восточного горизонта.
Ллаура ехала позади Лорда Морэма, держась за его одежду. Рядом с ним она
казалась сломленной и хрупкой, но у обоих было одинаковое выражение
невысказанной боли. Впереди них ехал Протхолл, и плечи его выражали такую
же молчаливую властность, как та, которой Этиаран заставляла Кавинанта
двигаться от подкаменья Мифиль к реке Соулсиз.
Кавинант рассеянно размышлял над тем, сколько еще времени ему
придется подчиняться выбору других людей. Но потом он оставил эту мысль и
поглядел на Стражей Крови. Казалось, из всех членов отряда лишь они одни
не пострадали морально в битве. Их короткие накидки свисали лохмотьями,
они были такими же чумазыми, как и остальные, один из них был убит,
несколько ранено. Они защищали Лордов_- особенно Вариоля и Тамаранту_-
до самого последнего момента. Но в них не было заметно ни усталости, ни
подавленности, ни уныния. Баннор ехал на ранихине рядом с Кавинантом и
осматривался вокруг непроницаемым взором.
Лошади могли двигаться только медленным, спотыкающимся шагом,
но даже эта медленная езда позволила добраться до брода через Мифиль еще
до полудня.
Отпустив лошадей на водопой и кормежку, все, кроме Стражей Крови,
погрузились в реку. Натираясь чудесным песком с речного дна, они смыли
кровь, грязь и боль смерти в широком течении реки Мифиль. Чистая кожа и
ясный взор проступили из-под пятен битвы. Незалеченные целебной грязью
раны открылись и были начисто промыты; обрывки грязной одежды
оторвались и уплыли прочь. Кавинант вместе со всеми выстирал одежду, смыл
и соскоблил пятна с тела словно в попытке избавиться от влияния
совершенного им убийства. И чтобы заполнить душевную пустоту, вызванную
голодом, он выпил огромное количество воды.
Потом, когда с этим делом было покончено, воины пошли к лошадям,
чтобы достать из мешков новую одежду. Переодевшись и снова взяв в руки
оружие, они разошлись по постам в качестве часовых, дав теперь возможность
искупаться Тьювору и Стражам Крови.
Стражам Крови удалось войти и выйти из реки без единого всплеска,
но купались они очень шумно. Через несколько минут они уже переоделись в
новую одежду и сидели верхом на ранихинах. Ранихины успели восстановить
силы, повалявшись в траве Анделейна, пока их всадники купались. Теперь
отряд был готов продолжать путь. Высокий Лорд Протхолл подал сигнал, и
отряд поскакал на восток вдоль южного берега реки.
Остаток дня прошел легко для всадников и лошадей. Под копытами
была мягкая трава, сбоку_- чистая вода. Сам Анделейн, казалось, пульсировал
соком силы и здоровья.
Люди Страны черпали исцеление в окрестностях гор. Но для
Кавинанта этот день был тяжелым. Он был голоден, и живительная близость
Анделейна лишь усиливала его голод.
Он старался не смотреть туда, отказывая себе в этом зрелище, как
отказывал в пище. Его исхудалое лицо застыло в мрачном напряжении, а глаза
были пусты от решимости. Он двигался по двойному пути: его плоть тряслась
на спине Дьюры, удерживая его среди членов отряда, но мысленно он бродил в
глубине пропасти, и ее темная, пустая бездонность причиняла ему боль.
Я не буду...
Он хотел жить.
Я не...
Время от времени прямо на дороге перед ним, как личный призыв
Страны, встречалась алианта, но он не поддавался.
"Кавинант,- думал он,- Томас Кавинант Неверящий. Грязный гадкий
прокаженный".
Когда все усиливающееся чувство голода заставило его заколебаться,
он вспомнил кровавое прикосновение Друла на своем кольце, и его решимость
восстановилась.
Время от времени Ллаура смотрела на него глазами, в которых
отражалась гибель настволья Парящее, но он только сильнее укреплялся в
своей решимости и продолжал путь.
Я больше не буду убивать!
Ему надо было найти какой-то другой ответ.
Этой ночью он обнаружил, что с его кольцом произошла перемена.
Теперь все свидетельства того, что оно сопротивляется красным вкраплениям,
исчезли. Под чудовищной луной его обручальное кольцо стало совсем алым,
горя холодным светом на пальце, словно в алчном подчинении власти Друла.
На следующее утро он сел на Дьюру человеком, раздираемым двумя
противоположными безумиями.
Но в полуденном ветерке чувствовалось предвкушение лета. Воздух
стал теплым и благоуханным от цветения земли. Повсюду самонадеянно
