- Моя,И- осторожно, нейтрально ответил Х-арн, не зная, сказать об этом с
гордостью или с сожалением.
- Да, это заметно,И- с глубокой задумчивостью в голосе произнес собеседник. И
опять было непонятно, порицал он Х-арна или...
- Спорим на что угодно,И- продолжал толстячок,И- что ее зовут как-нибудь Лидия
или Фидия, или Мидия... в общем, что-то в этом роде? Спорим?И- улыбнулся он
Х-арну. Причем улыбнулся так мило и настойчиво, что Х-арн, которого поразила
проницательность толстячка, ответил ему такой же улыбкой.
- Вы угадали. Ее зовут Лидия.
- Почему это угадал,И- обиделся толстячок.И- Я просто знаю женщин, а этих в
особенности, этих Лидий. Вот их-то я и любил больше всего.
- Зачем же вы назвали Лидию гадостью?И- съязвил Х-арн.
- А вы считаете женщину чем-то иным?И- искренне удивился тот.И- Человек вообще
так устроен, что обожает всякую гадость. А эту,И- он ткнул пальцем в
выходившую из воды Лидию,И- в особенности. Так вот, как всякий нормальный
человек... ничто человеческое мне не чуждо.
- Простите,И- возразил ему Х-арн,И- мне кажется, что это у вас парадоксальные
взгляды...
- А мне наплевать,И- равнодушно ответил тот,И- как хотите, так и считайте.
Впрочем, вы счастливый человек,И- и он еще раз с видом знатока оглядел Лидию.
Она только что вышла из воды и, вся золотисто-бронзовая, выкручивала длинные,
почти до пояса отросшие волосы.
- Диадема, венец, елочная игрушка!И- с форсированным восхищением заключил
толстячок.И- А, Толя?
Толя покашлял в знак согласия, и черты его плохо очерченного лица, точнее
перечеркнутого различного рода и направления морщинами, смялись всмятку. По
всей вероятности, Толя улыбнулся. К тому же восхищенный толстячок толкнул его,
и он, схватившись за грудь, как китайский болванчик, закивал головой, зайдясь
в приступе кашля.
- Нет, нет, вы счастливчик,И- окончательно заключил толстячок, и глаза его
завистливо сверкнули.
- Вы это серьезно?И- скептически ухмыльнулся Х-арн, задетый тем, что в его
положении его еще могут считать счастливым.
- Конечно. Расположились как на пляже, загорают себе... голенькие.
- Так в чем же дело,И- мрачно сказал Х-арн.И- присоединяйтесь. Места много.
- Э нет, голубчик, это вы можете, а мы свое дело знаем.И- И он еще раз
взглянул на Лидию.И- Русалка. Богиня. Эллада.
- Вы, наверное, чего-то недопонимаете,И- попытался объяснить ему Х-арн то,
чего и сам не понимал, вдруг поймав себя на тоскливой мысли, что ему очень
хочется кому-то пожаловаться.И- Нас не берут с ней вместе, понимаете?
- А по отдельности?И- с любопытством спросил словоохотливый толстячок. И,
противно рассмеявшись, тут же добавил:И- Впрочем, меня это не касается.
- Вы шутите,И- со злой обидой сказал ему Х-арн,И- а я-то думал, вы поможете
мне выпутаться из положения.
- Смешной человек. Ничего я не шучу. И выпутывайтесь сами как знаете. Устал я
с вами. И мухи загрызли.И- Толстяк сорвал веточку и яростно стал отбиваться от
мух и слепней, потеряв всякий интерес к Х-арну. Х-арн не стал навязываться.
Лидия, распластавшись, лежала рядом, обнаженная, влюбленная в солнце и песок,
влюбленная, как всегда, в себя. Она ничего не понимает и не хочет понимать,
она не делает никакого различия. Толстячок со своим человекообразным Толей
сидели на корточках и с любопытством смотрели, что делается на том берегу.
Х-арн был на редкость самолюбив, и это неожиданное равнодушие к нему
философствующего толстячка, к которому он даже успел уже привыкнуть и
почувствовать какую-то симпатию, больно его ударило. Он тоже перевел глаза на
тот берег, с тоской почувствовав, что с толстячком ему больше не видеться и не
говорить.
На том берегу лодочник высадил людей, вытащил на песок лодку и, сполоснув в
реке руки, вытер их о свою густую шевелюру. Потом отстегнул от пояса кожаный
мешок с деньгами. Встряхнув им, он направился к стоящему невдалеке дощатому
домику, напоминающему миниатюрную летнюю дачку. Одним пинком ноги он открыл
дверь и скрылся.
Люди, которых он высадил, все как один повернулись лицами к реке, прощаясь
взглядом с дорогой, которой они пришли к переправе, грустно повздыхали и
побрели туда, куда лежал их новый путь. Молчаливая суровость лодочника не
предвещала никому из них ничего хорошего.
Лодочник вышел из своей летней дачки (Х-арну почему-то вспомнилась Рига, река
Лиелупе, один из ее рукавов, сплошь покрытый малюсенькими дачками, наподобие
этой). К поясу лодочника теперь был пристегнут пустой мешок, а в руках он
держал какой-то сверток. Лодочник сел в лодку. В свертке оказались бутерброды,
на которые он с жадностью набросился.
На этом берегу все замолчало, сраженное зноем. Лидия лениво лежала, отдыхая
после купания, собеседник Х-арна сидел в знакомой Х-арну йоговской позе
Сиддхасана, и лицо его выражало блаженство. По-видимому, он медитировал. Может
быть, он медитировал на своих воспоминаниях о женщинах, которых он ставил
превыше государства. Подошедшие новые лица негромко приветствовали сидящих,
но, видя, что те не отвечают, тоже уселись ждать, стараясь быть по возможности
незаметнее. Постепенно и Х-арн отдался во власть полудреме, полувидениям.
По-настоящему задремать Х-арну никогда не удавалось. Но в таком вот состоянии
(видимо, это было состояние предельной усталости), когда ему удавалось
отключаться от своих переживаний, перед ним вставала смена реалистически
виденных картин, а может быть, событий (он не знал, как правильно определить
виденное). Вот и сейчас их легковая машина неслась по Загородному проспекту в
направлении Силеногорска. Они ехали на свою дачу. Машину вела Лидия. Виноват,
конечно, он: нельзя доверять руль раздраженной женщине. Впрочем, он хотел
поменяться. Она не согласилась. "За жизнь свою дрожишь? Успокойся. Оставлю я
тебе твою жизнь, оставлю". В этот раз они ссорились из-за мебели. Она хотела
продать гамбургский гарнитур, резной, черного дерева, и купить венецианский,
светлый, для чего нужно было переклеить обои в комнате. Этот гарнитур в
единственном экземпляре хранился на мебельном складе для дипломатического
корпуса Республики Мали. Но мэр города Бомако, с которым она познакомилась на
вечере в Доме ученых, где Лидия работала главным бухгалтером, пообещал
похлопотать, и хлопоты его увенчались успехом. Платите и берите. А какой
гарнитур? А? Роскошь?
- Анекдот,И- сказала Х-арну Лидия в ту же ночь в постели.И- Фантастика.
Какой-то черножопый эфиоп... одно слово, и гарнитур наш. Скажи, Х-арн?
- Они не эфиопы.
- Какая разница, Х-арн, все равно черножопый.
- Хотел бы я быть таким "черножопым",И- со злостью ответил Х-арн и погасил
лампу.
Но Х-арна не интересовал венецианский гарнитур. Х-арн сейчас был увлечен
машинами и последней маркой видеомагнитофона, который ему привезли из Японии.
За видеомагнитофон он еще не выплатил последнего взноса. Отдать надо было
русской иконой. И Х-арн колебался. Он боялся продешевить. Он боялся, что икона
уйдет за границу. Он боялся криминала. Если бы не эта ссора, он, может быть,
что-нибудь заметил, а так он увлекся, раздраженный и злой, потерял
бдительность. Вечно они ссорились с Лидией то из-за кооператива, то из-за
машины, то из-за дачи, а чаще всего из-за тещи.
Когда они доехали до мраморной скульптуры Силена, они все еще ссорились. Силен
держал на коленях по голенькой нимфетке, одна из которых вцепилась ему в
бороду, а другая прижимала руку пьяного божества к своей каменной груди.
Второй рукой мраморный фавн прикрыл нежный бугорок Венеры одной из нимфеток,
отчего на лице ее нарисовалось неописуемое блаженство. Даже сквозь мрамор
чувствовалось, как в бугорке этом пульсирует юная, жаркая кровь. Силен
улыбался и словно подмигивал Х-арну, как бы говоря: "Бросай старух, приятель,
и переходи на школьниц. Коротенькие платьица и крутые ягодицыИ- вот высшая
поэзия чувственного мира". Х-арн завидовал Силену, однако Лидию бросать не
собирался.
От Силена, обозначавшего начало Силеногорска, дорога сворачивала влево и вниз
к морю. У самого моря располагалась их дача. По дороге к даче и до самой дачи
они все еще ругались. И, конечно же, в этой бестолковой ругани он ничего не
заметил. Да и что он мог заметить? Эти люди работают так, как вилами на воде
пишут: никаких следов. Это, пожалуй, единственный аппарат в государстве,
который работает четко и бесшумно, как мотор самой комфортабельной
американской марки. Правда, теща потом на свидании давала ему понять, что она
якобы делала знаки глазами, и даже руками махала с риском для жизни (она
всегда все делала с риском для жизни: мужа отхватила с риском для жизни,
кооперативИ- с риском для жизни, заграничную путевкуИ- ну, это понятно, тут
никто не спорит). Но теща врет. Впрочем, черт ее знает, может, и не врет...
Хотя теще, знаете, верить. В общем, их взяли с Лидией тут же, на даче, как
только они въехали в ворота. Да и в том ли суть, что они не заметили? Какая
разница, где бы их взяли: на даче или в кооперативной квартире, или, ну это
вряд ли, на вечере в Доме ученых.
Х-арн очнулся. Стук копыт вспугнул его видения, чему Х-арн был очень рад.
Видения эти, как кошмарный сон, преследовали его даже здесь. Зной висел в
воздухе, и, казалось, он повис навеки. Ничего не изменилось за это время, что
Х-арн пребывал в каком-то другом, дурном, как ему теперь казалось, мире,
представления о котором он имел теперь смутные, нереальные и болезненные. Он
даже совсем хотел бы искоренить память о нем, но знал, что это невозможно и
что за все придется предъявлять счет.
Стук копыт, похожий на лошадиный, окончательно вернул Х-арна в реальность. Он
увидел возле себя лежащую Лидию, расслабленную, как кошка, и снова мокрую
(значит, она успела за это время еще раз выкупаться). К толстячку и его
спутнику, все так же задумчиво глядящим на тот берег и утратившим свою
веселость, присоединились три женщины, одна из них совсем молодая. Женщины
сидели на песке в скорбных позах, обхватив головы руками в ожидании переезда.
Стук копыт раздался отчетливее и уже не прекращался. Он доносился с
противоположного берега. Потом он стал громче (Х-арн еще не успел подумать
изумленно, откуда в таком месте лошади), и на белую, раскаленную зноем дорогу
вышел кентавр. Х-арн подумал, что у него галлюцинации и что, может быть, ему и
правда не мешает искупаться. Но видение не рассеивалось. Это был настоящий
кентавр. Он постоял некоторое время на дороге, как это делают дикие животХные,
потом подошел к реке, согнул передние ноги и, подломившись, стал пить прямо из
речки, припав к ней ртом.
- Лидия,И- воскликнул Х-арн.И- Ты погляди!И- Лидия привстала и посмотрела в
сторону, куда указывал Х-арн. Она увидела кентавра и радостно вскрикнула.
- Ой, Х-арн, какая прелесть! Это же кентавр. Какая прелесть!
"Нет,И- подумал Х-арн,И- женщину ничем не удивишь. Эту женщину,И- поспешил
добавить он, зная по собственному опыту, что другие женщины удивляются часто и
охотно, особенно если удивление их хорошо оплачено.И- Нет, но Лидия, Лидия-то
какова. Прелесть. Словно мы в зоопарке".
Кентавр тем временем напился, поплескал в лицо водой и, поднявшись, направился
к лодочнику. Лодочник к этому времени уже кончил трапезу и стряхивал с голых
колен крошки, которые прилипли к телу. Они с кентавром пожали друг другу руки,
после чего лодочник сходил в свою дачку и вышел оттуда через минуту уже с
огромным мешком, который он нес как куль муки, на загривке. Мешок, так же, как
и маленький поясной, был из кожи и так тяжел, что, когда лодочник взвалил его
на кентавра, у того слегка подогнулись передние ноги. Кентавр обхватил мешок
руками, сказал что-то лодочнику. Тот кивнул. И кентавр неторопливой гарцующей
походкой удалился в лес. Причем если лодочник нес мешок на загривке, как это
делают грузчики, то кентавр, у которого мешок лежал на крупе, придерживал его
вывернутыми назад руками, что поразило Х-арна из-за неестественности
положения. Но потом, когда звучные шаги кентавра растаяли в сухом воздухе,
