Сэмюэль ДИЛЭНИ
ДРАГОЦЕННОСТИ ЭПТОРА
Багровый бред бессонницы двойной,
прибой, вернулись в гавань корабли
из моря, ну а мне идти сквозь строй
двойных огней и страхов там, вдали.
Так полог ночи подними скорей
веревками ветров, потом узрей
картину пред собой и молви: - Вот
я со скалы увидел небосвод.
Начальные строки эпической поэмы
о борьбе между Лептаром и Эптором
однорукого поэта Гео.
После этого он привел ее к морю.
Ей было не по себе, она села, ссутулившись, на обломок скалы и
задумчиво водила пальцами ног по мокрому песку. Ее взгляд отрешенно
скользил по поверхности воды.
- По-моему, это было просто ужасно! По-моему, это было просто жутко!
Зачем вы мне это показали? Ведь это был мальчик. Почему они сделали это с
ним, как они могли это сделать с ребенком!?
- Это был всего лишь фильм. Это был учебный фильм.
- Но этот фильм о том, что было на самом деле!
- Да. Это было. Но было давно, несколько лет назад, далеко отсюда, в
нескольких сотнях миль.
- Но это было! Вы выследили их с помощью лазера, а когда на экране
появилось изображение, вы сняли об этом фильм, и... О боже! Зачем вы
показали его мне?
- Подумай сама: чему же мы хотели тебя научить?
Но девушка потеряла способность рассуждать спокойно: перед ее глазами
неотступно стояла жуткая картина.
- Он был еще совсем ребенком, - сказала она. - Ему лет двенадцать, не
больше!
- Ты сама еще ребенок. Тебе еще нет шестнадцати.
- Ну так что же я должна понять из этого фильма?
- Посмотри вокруг. И подумай.
Но картина, запечатленная в мозгу, заслоняла все вокруг. Она была
слишком живой, слишком яркой, в ней преобладал красный кровавый цвет...
- Ты достаточно способна, чтобы найти причину прямо здесь, на этом
пляже, в деревьях позади, в скалах внизу, в раковинах у твоих ног. Ты
смотришь, но не видишь. - Его голос зазвучал мягче. - Ты действительно
прекрасная ученица. Ты всему быстро учишься. Припомни что-нибудь из урока
телепатии, который был месяц назад.
- Метод, аналогичный радиопередаче и приему, - процитировала она, -
позволяет считывать синаптические структуры сознательной мысли с коры
головного мозга одного человека и дублировать в коре мозга другого, что
приводит к дублированию полученных сенсорных впечатлений... Ну и что! Я не
могу применить этого! Я ничего с собой не могу поделать!
- Тогда обратимся к истории. Ты великолепно ответила на все вопросы.
Может быть, тебе поможет знание истории мира до и после Великого Огня?
- Ну, это... это интересно.
- Фильм, который ты смотрела, - тоже своего рода история, то есть это
произошло в прошлом.
- Но это было так... - ее взгляд блуждал в сверкающих волнах, -
ужасно!
- История захватывает тебя только потому, что она интересна? А тебе
никогда не хотелось докопаться до причин, которые стоят за поступками
людей в жизни и в твоих книгах?
- Ну конечно, хочется! Я хочу знать, зачем пригвоздили того человека
к дубовому кресту. Я хочу знать, что заставило одних людей причинить
невероятные мучения другому человеку.
- Хороший вопрос... Кстати, примерно в то же время, когда его распяли
на кресте, в Китае додумались изобразить силы Вселенной в круге,
наполовину черном, наполовину белом. Однако, чтобы не создавалось
впечатление, что может существовать однородная сила - только черная или
только белая - на черном поместили белую точку, а на белом черную.
Интересно?
Она нахмурилась, удивленная таким неожиданным переходом. А он
продолжал:
- Помнишь ли ты тот фрагмент из мемуаров ювелира, в котором он
вспоминает, как в возрасте четырех лет ему довелось вместе с отцом
наблюдать сказочную саламандру в очаге у огня, и как отец внезапно
отпустил ему затрещину настолько сильную, что мальчик пролетел через всю
комнату и врезался в посудную полку. Свой поступок отец объяснил тем, что
Челлини был слишком маленьким, чтобы запомнить это чудо, если его не
сопроводить болью.
- Я помню его рассказ, - сказала девушка. - И помню, что Челлини
сомневался, была ли затрещина причиной того, что он запомнил саламандру,
или саламандра была причиной того, что он запомнил затрещину.
- Да, да! - вскричал учитель. - Вот она, причина!
В возбуждении он откинул на спину капюшон, и она увидела его лицо в
медно-красном свете уходящего дня.
- Разве ты не находишь закономерности? - Изрезанный морщинами лоб,
паутина прожилок в глазах - ей стало неловко разглядывать эти признаки
старости и она опустила глаза.
- А я не знаю, что такое саламандра.
- Она напоминает голубых ящериц, которые поют за твоим окном, -
объяснил он. - Только она не голубая и не поет.
- Тогда зачем ее запоминать? - с вызовом проговорила юная
слушательница и усмехнулась. Учитель не обратил на это внимания.
- А еще художник, - продолжал он, - который, как ты помнишь, был
другом Челлини, из Флоренции. Он писал портрет Джоконды. Между прочим,
чтобы писать с нее портрет ему приходилось выкраивать время, отрываться от
работы над другой картиной. Она предупреждает о большом несчастье, несущем
в себе много горя для всего человечества. Ее название "Тайная вечеря" и
изображает она того самого человека, которого распяли на дубовом кресте.
Какие чувства терзали художника, когда он брал кисть, чтоб изобразить
Грядущую Муку? Наверное, тяжелые. А вспомни теперь портрет Джоконды! Он
написал ее с улыбкой на лице, но улыбка не столько радует, сколько
удивляет. И уже не одно столетие зрители в недоумении спрашивают: "Почему
она так странно улыбается?" А причина вполне понятная. Ты только
внимательней отнесись к тому, что окружает любой вопрос.
- А Великий Огонь? - спросила она. - Когда с неба обрушилось пламя, и
закипела вода в гаванях, это же был чистый абсурд. Какие причины могут
быть у такого события? По-моему, невозможно объяснить каждый случай. Тем
более оправдать, как в примере с тем мальчиком.
- О, нет, - возразил он, - это не абсурд. Действительно, когда
Великий Огонь начал уничтожать все вокруг, люди кричали: "За что? За что?"
Так и ты сейчас спрашиваешь: "Как может один человек поступать так с
другим человеком?" А надо спросить: "Почему?" и ответить самой прямо
сейчас, прямо здесь! Здесь, на пляже ты найдешь причину!
- Я не могу, - грустно ответила девушка. - Перед моими глазами стоит
только то, что сделали с ребенком, а это было ужасно.
- Хорошо. - Он поправил капюшон. - Возможно, ты поймешь причину,
когда немного успокоишься. А теперь нам пора возвращаться.
Она соскользнула с валуна и пошла рядом с ним, босиком по песку.
- Тот мальчик... Я не обратила внимания - он был связан? Кажется, у
него было четыре руки, так ведь?
- Так.
Ее передернуло еще раз.
- Знаешь, я не могу просто так ходить и говорить, как это было
ужасно. Я должна что-то сделать. Написать стихи, или что-нибудь разрушить,
или построить... Иначе я сойду с ума!
- Неплохая идея, - пробормотал он, когда они подходили к деревьям у
реки. - Очень даже неплохая.
А несколько дней спустя, за несколько сот миль от этого пустынного
пляжа...
1
На берег с шорохом накатывали волны. В синеве вечера тускло мерцали
огни на кораблях, плавно скользящих мимо замшелых свай в направлении
доков.
Грязные потоки воды омывали подножье грязного каменного города.
С корабля, только что вставшего на якорь, спустили трап, подвешенный
на цепях, Матросы, вслед за медлительным Капитаном и высоким Помощником,
бегом устремились по заскрипевшему трапу. Доски прогибались под тяжестью
их тел, когда босые ноги тяжело зашагали на берег. Шумными компаниями,
парами и поодиночке они разбрелись по портовым улицам к призывным желтым
огням таверн, на запах опия в прокуренных, полных дыма помещениях, к
публичным домам с их весельем и блеском.
Капитан, положив ладонь на рукоятку меча, спокойно сказал:
- Вот они и ушли. Следовало бы набрать новых матросов на место тех
десятерых, которых мы потеряли на Эпторе. Десять надежных матросов,
Джордде. Мне не по себе, когда я вспоминаю то месиво из костей и мяса, в
которое они превратились.
- Десять на место мертвых, - съязвил Помощник, - и двадцать на место
живых, которых нам больше не видать. Сомневаюсь, что многие захотят
продолжить с нами это плавание. Хорошо, если мы потеряем только не больше
двух десятков.
В отличие от капитана, его помощник был невероятно худ. Любой костюм
висел на нем бесформенным мешком.
- Я никогда не прощу ей плаванья на этот чудовищный остров, - сказал
Капитан.
- Я бы поостерегся говорить так громко, - пробормотал Помощник. - И
вообще, она не нуждается в вашем прощении. К тому же, она пошла с ними и
подвергалась той же опасности, что и они. Чудо, что она уцелела!
Понизив голос, Капитан спросил:
- Скажите, а вы-то сами верите слухам в ее сверхъестественные
способности?
- Странный вопрос! - протянул Помощник. - А вы?
- Я - нет, - поспешил заверить капитан. - И все же, из тринадцати
остались в живых только трое, но и из трех - она одна без единой царапины...
- Может быть, они не трогают женщин, - предположил Джордде.
- Может быть, - ответил Капитан.
- После возвращения она ведет себя очень странно. Бродит по ночам. Я
сам видел, как она ходит вдоль борта и подолгу смотрит то на воду, то на
звезды.
- Десять здоровых мужчин, - в задумчивости проговорил Капитан. -
Изрублены на кусочки, разорваны в клочья. Я бы не поверил в такое
варварство, если бы сам не видел эту руку, плавающую в воде. Мороз по
коже, когда вспомнишь, как люди столпились у борта, пораженные этим
зрелищем. А рука просто поднялась, как шлагбаум, и исчезла в набежавшей
волне.
- Да хватит вам! - сказал Помощник. - Надо думать, где мы наберем
столько людей.
- Интересно, она сойдет на берег?
- Если захочет, Капитан. Это не ваше дело. Ваше дело - корабль и
точное исполнение ее приказаний.
- Я не согласен с этим, - он окинул взглядом свой корабль. Помощник
похлопал Капитана по плечу:
- Если захотите выговориться в таком духе, говорите тише и только со
мной.
- Я не согласен с этим, - повторил Капитан. Затем он резко повернулся
и зашагал прочь. Помощник поспешил вслед за ним. На пристани было тихо.
Однако совсем недолго - вскоре тишину нарушил грохот бочки,
скатившейся откуда-то. За ней на мгновение мелькнула фигура и скрылась.
В то же самое время по улице, ведущей к порту, шли двое мужчин. Тот
из них, который был побольше, отбрасывал на тесно прижавшиеся друг к другу
здания большую тень, повторявшую по-обезьяньи его жестикуляцию. Он шлепал
босиком по мостовой, и его огромные ступни напоминали окорока. Голени его
были обернуты кусками кожи и обмотаны ремнями. Свою речь он сопровождал
взмахами одной руки, а тыльной стороной другой руки поглаживал короткую
бороду цвета красного дерева.
- Значит, ты хочешь наняться на корабль, друг мой? Думаешь, там
потребуется умение слагать стихи и подбирать рифмы вместо мускулов и
умения натягивать паруса?
Его спутник, хрупкий юноша в белой тунике, перехваченной кожаным
поясом, засмеялся в ответ:
- Четверть часа назад это казалось тебе неплохой идеей, Урсон. Ты
говорил, что именно плавание на корабле поможет мне стать мужчиной.
- О, эта жизнь либо превращает в мужчину... - рука Урсона взметнулась
вверх, - либо ломает мужчину. - Рука упала. Юноша остановился, откинул со
лба прядь черных волос и, глядя на корабли, сказал:
- Ты так и не объяснил мне, почему за последние три месяца тебе не
удалось наняться ни на один корабль. - Он рассеянно разглядывал черные
