Твоя теща живет в Иокогаме.
х х х
Мужчина приходит к врачу и говорит:
- Доктор, я не могу уринировать.
- Ваш возраст?
- Девяносто шесть.
- Вы уже достаточно уринировали, - говорит врач.
х х х
ЛЮБОВЬ - ЭТО НА 90 ПРОЦЕНТОВ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. НО
ДРУГИЕ 10 ПРОЦЕНТОВ - ЭТО ЧТО-ТО.
х х х
ХАЯ И ДРУГИЕ ПЕЙСАТЫЕ
Я просыпаюсь утром в чьей-то явно еврейской, я чувствую по запаху,
постели. Ортодоксальные еврейки Нью-Йорка пользуются всем только нату-
ральным и органическим, и поэтому воняют точно как в гомеопатической ап-
теке.
Кому-то ебнул по голове огарок с факела тетки-Свободы, и он сказал,
что НьюЙорк - это "мелтинг пот" . Я даю 8 баксов и еще 2 доллара тип то-
му, кто покажет мне хоть один мелтинг . В Нью-Йорк-сити все китайцы жи-
вут строго по своим чайна-таунам: как только карибы въехали на Флатбуш,
а фирдманы с фридманмами - на Брайтон, так все остальные с Флатбуша и
Брайтона быстро съехали. Я стопроцентно определяю чайна-тауны, где чей.
Может быть, я не слишком хорош в чем-нибудь другом, но в чайна-таунах я
- профи.
Например, я еду и вижу на драйв-вэе группу из семи-восьми молодых
мужчин, склонившихся над старой машиной. Мужчины полностью в нижнем
белье или в трусах и в незаправленных рубахах. По мужчинам не похоже,
что они чтонибудь активно ремонтируют. Мужчины просто смотрят, стоят и
смотрят. Такие мне нравятся. Они не озабочены тем дерьмом, ради которого
другие рвут друг другу глотки. Это таун мексиканцев.
Или, например, ночью я оказываюсь на участке трассы между коричневыми
госбилдингами. Улицы тут же оказываются захламленными. Мои фары высвечи-
вают левый лакированный ботинок, оранжевую рубашку, старое портмоне:
гнилой грэйпфрут: еще один левый ботинок: светло-голубые джинсы: разор-
ванную шину. "Йо-йо, мэн, готта сам стаф, бразэ?" - слышу я через окно.
Здесь чайнатаун черного дерна - ниггеров-африканов и примазывающихся к
их госпривилегиям карибов .
Ортодоксальные жиды тоже живут зонами. И в деле помощи грядущим поко-
лениям милитантов я скоро сделаю карту их зональных дислокаций.
Я подхожу к окну. О, божий мир в ньюйоркском варианте, какой же ты
поганый! Под окном стоит Понтиак с бампером, подвязанным веревкой, два
вэлфэрщика с лицами, выражающими кризис личности, делают вид, что метут
проезжую часть, на торце бэйкери спрэем нарисован не батон с булками, а
член с двумя яйцами. На тротуаре столько кульков, плевков и окурков, что
жизненный цикл нью-йоркеров я бы описал так: "Все срет, срет, срет пока
не умирает." На остановке скулбаса прямо напротив окна стоят два скулбоя
с носом и с ушами. С висков, чтобы я не спутал, свисают аккуратно зави-
тые пейсы. Мягкие, детские, но жидовские. Я, точно, проснулся среди жи-
дов.
Ее зовут Хая. В Хае 300 паундов веса. Мало кто готов к тремстам паун-
дам, но я готов. Хая толстая всюду вокруг и не очень чистая. Я нако-
нец-то получил в НьюЙорке первый кусок американской задницы, и он, как и
все американское, - просторный и жидовский.
Я уже неделю вожу Хаю в дом граждан продвинутого возраста. Продвину-
тая не сама Хая, а та еврейка, за которой Хая ухаживает, миссис Любинс-
ки, чудом уцелевшая во время холокоста и прожившая после этого еще 55
лет. Все евреи во время холокоста почему-то чудом уцелели.
В Нью-Йорк-сити надо быть особенно осторожным. Евреев здесь так мно-
го, что даже президент нашей страны - еврей, Билл по папе Блит. В каждом
супергастрономе у нас слева от касс кошерный корнер .
В Нью-Йорк-сити каждый, кто не негр, не хиспаник и не китаец, навер-
няка еврей.
Если кому-то эта статистика кажется необъективной, то для объектив-
ности я уточню: среди ньюйоркских негров тоже попадаются евреи, называ-
ется "сефарды" . У моего сексфрэнда Хаи, еврейки ортодоксальной, не за-
подозришь, все трое детей негритосы.
- Строгая еврейка, где ты взяла этот чернушник? - спрашиваю я Хаю,
когда ее старшая с братом неожиданно приходят из йешивы раньше времени.
- Запомни: самая опасная часть человека - это рот, - учит меня поли-
тически корректная Хая.
- Знаю: если бы я был обезьяной, меня взашей прогнали бы из племени.
- Мой супруг пасст эвэй . Он был африкан-америкэн. Он был джюиш из
Эфиопии.
Возраст самой Хаи тоже слегка продвинут. Ей за пятьдесят. Так что я
добивался Хаю целую неделю: она вела себя как старая дева, испугавшаяся
сексуальных домогательств.
Хая - набожная кошерная еврейка-пропагандистка. Она носит купку на
голове, чтобы вероломные римляне, увидев красивые еврейские волосы, не
сделали еврейским женщинам рэйп . Она ест мясо только парнокопытных, по-
тому что зверей с другими ногами не было рядом с Мозесом. Она пьет моло-
ко, при дойке которого в двух метрах стоял жид. Хая - член движения
"Сделаем Америку кошерной". Она хочет спасти мир.
Я думаю, что Хая стала набожна после того, как она стала такой, как
она стала. Сейчас ни один мужик не захочет посмотреть на нее дважды. А
мое советское либидо как КГБ. Оно не дремлет ни с кем. К тому же я люблю
особенное и питаю интерес к древним культурам.
Через неделю Хая, сидя на заднем сиденье, развязала купку и вяло
вспомнила, как тридцать лет назад она отдалась первому, еще не эфиопско-
му, мужу. Он был негр-нелегал из Тринидада. Негру была нужна грин-карта
и, чтобы жениться на Хае, гражданке США, он взял в рент авто, квартиры у
него не было, и овладел Хаей на заднем диване.
Хаина страсть во время кар-секса со мной была вялой и медленной, в
Хаеженщине, подумал я, чувствуется начало конца. Но это начало конца
придало Хае особую сексуальность, как по-особенному сексуальна кончающа-
яся женщина, сидящая в баре, где одни мужики.
Наш второй раз был в койке у нее дома. На второй раз Хая возродилась
к половой жизни. Мы разделись. Я взобрался на 300 паундов.
- Джизис Крайст ! - сказал я. - Покажи мне движение!
- Не лежи как гигантская кастрюля с тестом для мацы: Подними эти
большие ноги из красного дерева:
- Мамочка, я не могу тебя найти:
- Что за фак! Двигай их! Тряси ими!
И Хая задвигалась. И это было движение. Она начала то вращаться, то
подпрыгивать, то отскакивать. Я старался поймать ее ритм. Она делала то
вращение, то вверх-вниз. Я ловил ритм вращения, но на вверх-вниз я нес-
колько раз вылетал из седла, почти с койки на пол. Один раз, вылетая, я
схватился за ее сосок. Сосок - самая неприличная часть Хаиных сексорга-
нов. По форме, черному цвету и изношенности его легко принять за свисаю-
щую ручку поезда ньюйоркского сабвэя . Я хватался за что попало и опять
возвращался на центр 300 паундов. Я то ли скакал, то ли лошадь меня нес-
ла. Я не понимал, то ли трахаю я, то ли трахают меня, но именно так и
бывает при факе высокого класса.
После первых порывов Хая остепенилась и возвращается к ортодоксии.
Хая говорит мне, что я трахаю ее не так, как их козлищи, что их козлищи
делают это подругому. Она учит меня как именно.
Во время секса я не могу касаться голого Хаиного тела, потому что его
не касался Мозес. Перед сексом Хая наглухо накрывается простыней. Я тра-
хаю Хаю через дырку в простыне. Даже через дырку в простыне Хая не дает
мне на шаббас , по субботам. Так евреи пытаются испоганить мне уик-энд.
Я иду в Хаину кухню. Хая сидит и сочиняет письмо. Вероятно, очередной
общественной организации, призывающее ее членов к кошруту. Я заглядываю
в письмо. Нет, я ошибся. Хая пишет приговоренному к смертной казни, что-
бы он за день до смерти перешел на парные копыта.
В кухне типично еврейский пейзаж. В раковине полно воды и грязной по-
суды. Сверху плавают бумажные тарелки и пятна жира. Я с трудом подавляю
рвотный позыв.
- Послушай, Хая, - говорю я. - Я знаю, что ты хочешь спасти мир. Не
могла бы ты начать с кухни?
- Кухня - это не главное, - отвечает Хая.
Я тихо выхожу из Хаиной квартиры.
Первый человек, которого я встречаю на улице, - полноценный взрослый
еврей-ортодокс - в черной кипе на лысине и в черном костюме.
В такси я быстро насобачился отличать ортодоксальных евреев от мужчин
других наций, даже если они не в униформе. Они знают, что Христофор Ко-
лумб был евреем, они ходят с завитыми на бигудях пейсами, и они никогда
не дают мне тип. Я называю их пейсатыми. Когда трип , например на девять
пятьдесят, закончен, пейсатый дает тебе десять долларов и ждет сдачи. Я
никогда не даю два квотера . Я достаю специально заготовленный мешок с
пятьюдесятью пенни и бросаю его на заднее сиденье, метя пейсатому в мо-
шонку, чтобы они поменьше размножались.
Я перевозил столько пейсатых и так их вожу, что, попади я к их богу
вместе с их раббаем , он поместил бы в рай сначала меня, и только потом
раббая. На проповедях раббая пейсатые спят, а у меня в тачке они после
первого же поворота начинают молиться.
В машине пейсатые для безопасности садятся исключительно на заднее
сиденье, и обязательно пристегиваются ремнями безопасности.
Пейсатый в униформе проходит рядом со мной. От него пахнуло подмышка-
ми. В черной плотно застегнутой холи-одежде , в черной кипе, аккуратно
пришпиленной к волосам, в черных ботинках, пейсатый может идти прямо на
Халловин . На Халловине он сойдет за почерневший кусок гавна без всякой
маскировки. И неприятный запах уже готов. Вдобавок пейсатые никогда не
улыбаются, и выражение лица у них такое, как будто они трое суток не мо-
гут посрать.
Я удивляюсь, как пейсатые могут возбуждать своих еврейских женщин.
Иногда мне кажется, что у них вообще нет члена. Ссут они, может быть,
ухом.
У телефона-автомата на углу стрита и авеню стоит ненормальная еврейка
Сара из соседнего с Хаей билдинга и разговаривает по телефону. Сара про-
фессионал телефонного секса. Она делает секс по телефону, потому что не
все захотят увидеть у своего члена Сару лично.
- Хей, Влад, - кричит Сара. - Хочешь блоу-джоб за тридцать долларов?
Я расцениваю это как завышенное мнение еврейского народа о самом се-
бе. Пуэрториканки делают блоу-джоб за двадцать пять.
"ВОНТ ОЙЛ? НЬЮК ИЗРАЭЛ! " - такое граффити сделано моим бритоголовым
единомышленником на своде эстакады Нью-Утрихт, пересекающей Бруклин. А
я, бруклинский таксист, точно идентифицировал и остальные логова.
Этой ночью я иду на дело. Днем я купил спрэй с нэйви-блю . Сейчас
ночью я забираюсь на свод эстакады Нью-Утрихт и дописываю к концу граф-
фити еще три локейшна : "ЭНД ОЛСО КРОНХАЙЦ, БОРО-ПАРК ЭНД ВИЛЬЯМСБУРГ
/ПОЛОСОЙ 1 КМ НА ЗАПАД И ВОСТОК ОТ ЭПИЦЕНТРА - БЭДФОРД АВЕНЮ/".
Я ЗАМЕЧАЮ ТО, ЧТО МЕНЯ ОКРУЖАЕТ, ПОТОМУ ЧТО Я НЕ
ЗАНЯТ ПОИСКОМ ПАРКОВКИ.
х х х
Что общего между Джорджем Вашингтоном, Томасом Джефферсоном и Абрахамом
Линкольном?
Они были последними белыми в Америке с такими фамилиями.
х х х
Ты слышал о кукле "Разведенная Барби"?
Она идет в комплекте с вещами Кена.
х х х
Какая женщина в Нью-Йорке - "ДЕСЯТКА"?
"ДВОЙКА" с хорошим апартментом.
х х х
Пассажир говорит мне, что его хобби - комфортабельные путешествия и
что недавно он купил себе большой новый Линкольн.
- Ну и как? - спрашиваю я. - Вы получаете от него удовольствие?
- Да, - говорит пассажир. - Теперь я наслаждаюсь акрами и акрами ка-
пота.
х х х
О Фольксвагене:
Фольксваген - очень экономичная машина. Она такая неудобная, что вы не можете
ездить на ней часто.
х х х
ЧЕМ СТАРШЕ СТАНОВИТСЯ СУПРУЖЕСКАЯ ПАРА, ТЕМ
БОЛЬШЕ ОНИ РАЗВЛЕКАЮТ ДРУГ ДРУГА СМЕХОМ ВМЕСТО
СЕКСА.
х х х
Идеал жены для австралийца:
Два фута ростом и с плоской головой, чтобы было куда поставить пиво.
х х х
В ТЕХАСЕ НЕТ ГЕЕВ И ФЕМИНИСТОК. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ
ЖИВЫХ.
х х х
Три мыши стоят и разговаривают. Это очень крутые мыши, и каждый из
них хочет показать, что он таф гай .
