Великан в вас подобен исполинскому дубу,
покрытому яблоневыми цветами. Его сила
связывает вас с Землей, его аромат поднимает
вас в пространство и в его несокрушимости вы
бессмертны.
Вам сказали, что даже если вы цепь, вы
слабы, как ваше слабейшее звено.
Но это лишь наполовину истина. Вы и
крепки, как ваше крепчайшее звено.
Оценивать вас по самому малому из ваших
дел - значит измерять силу океана по хрупкости
его пены.
Судить о вас по вашим неудачам - значит
возлагать вину на времена года за их
непостоянство.
Да, вы подобны океану, и, хотя севшие на
мель корабли ждут прилива у ваших берегов, вы,
даже если вы океан-, не можете торопить свои
приливы.
Еще вы подобны временам года и, хотя зимой
своей вы отрицаете свою весну, Весна, покоясь в
вас, улыбается в дремоте и не таит обиды. Не
думайте, что я сказал это, чтобы вы говорили
друг другу:"Он воздал нам хвалу. Он видел в нас
лишь доброе".
Я говорю вам словами известное вам самим в
мыслях. Но что есть знание, облеченное в слово,
как не тень бессловесного знания? Ваши мысли и
мои слова - волны, расходящиеся от запечатанной
памяти, которая хранит следы нашего прошлого и
тех давних дней, когда Земля не знала ни нас,
ни саму себя и тех ночей, когда земля пребывала
в смятении.
Мудрые люди приходили дать вам от своей
мудрости. Я пришел взять от вашей мудрости.
И вот я нашел большее, чем мудрость. Это
пылающий дух в вас, все более распаляющийся,
Пока вы, не замечая его возрастания, сетуете на
угасание ваших дней. Это Жизнь, ищущая Жизнь в
телах, которые страшатся могилы. Здесь нет
могил. Эти горы и равнины - колыбель и ступени.
Всякий раз, как вы проходите мимо поля, где
покоятся ваши предки, вглядитесь и вы увидите
самих себя и детей ваших, пляшущих, взявшись за
руки.
Истинно, часто вы веселитесь, не ведая
того.
Другие приходили к вам; за золотые
обещания, ставшие вашей верой, вы дали им лишь
богатство, силу и славу.
Я дал вам меньше, чем обещание, но вы были
великодушнее ко мне.
Вы дали мне более сильную жажду жизни.
Воистину нет большего дара для человека,
чем тот, что превращает все его цели в
запекшиеся губы, а всю Жизнь - в источник.
И в том моя честь и награда, что, когда бы
я ни пришел к источнику напиться, я вижу, что
живая вода сама жаждет.
И она пьет меня, пока я пью ее.
Иные из вас считали, что я горд и слишком
робок, чтобы принимать дары.
Да, я слишком горд, чтобы принимать плату,
но не дары. И хотя я кормился лесными ягодами
среди холмов, когда вы могли усадить меня за
стол и спал на галерее храма, когда вы с
радостью приютили бы меня, все же разве не ваша
нежная забота о моих днях и ночах делала еду
сладкой для моих уст и окутывала мой сон
видениями?
За это я более всего благодарен вам.
Вы даете много, но вовсе не знаете того.
Истинно, доброта, которая глядится в
зеркало, обращается в камень. И доброе дело,
которое упивается собой, порождает проклятие.
Некоторые из вас отзывали меня в сторону и
опьянялись моим одиночеством. И вы говорили:"Он
держит совет с лесными деревьями, но не с
людьми. Он сидит одиноко на вершинах холмов и
смотрит на наш город".
Верно то, что я поднимался на холмы и
бродил в дальнем краю.
Как еще было мне увидеть вас, если не с
высоты и не издалека?
Как можно быть воистину близко, не будучи
далеко?
А другие из вас звали меня, но безмолвно,
и говорили: " - Незнакомец, возлюбивший
недостижимые выси, почему ты живешь среди
вершин, где орлы вьют свои гнезда? Почему ищешь
ты недосягаемое? Kакие бури хотел бы ты поймать
в свои сети и за какими диковинными птицами
охотишься в небе?
Приди и будь одним из нас. Спустись,
насыть свой голод нашим хлебом и утоли жажду
нашим вином."
В одиночестве своих душ говорили они эти
слова; Но если бы их одиночество было глубже,
они бы знали, что я искал лишь тайну вашей
радости и боли и охотился лишь на ту часть
вашей сущности, что блуждает по небу.
Но охотник был и добычей; Ибо многие
стрелы покинули мой лук лишь затем, чтобы найти
мою грудь. И кто летал, тот и ползал; Ибо,
когда я расправлял свои крылья под солнцем, их
тень на земле была черепахой. И я, верующий,
предавался сомнению; Ибо часто я вкладывал
перст в свою рану, чтобы более поверить в вас и
лучше узнать вас. И вот с этой верой и знанием
я говорю: Вы не заточены в свои тела, и вас не
удержат дома и поля.
Суть ваша обитает над горами и блуждает с
ветром. Она не тварь, что выползает на солнце
погреться или роет ходы во тьме, чтобы уйти от
опасности Но нечто свободное, дух, который
окутывает землю и движется в эфире.
Если эти слова туманны, не пытайтесь
прояснить их. Ибо смутно и туманно начало всех
вещей, но не конец их и я буду рад, если вы
будете помнить меня как начало. Жизнь и все
живое постигается в тумане, а не в кристалле. И
кто знает, может, кристалл - это рассеивающийся
туман?
Мне хочется, чтобы, вспоминая обо мне, вы
помнили: То, что кажется в вас самым слабым и
смутным, - самое сильное и ясное. Разве не ваше
дыхание подъяло ваши кости и укрепило их? И
разве не сон, который никто из вас не помнит,
построил ваш город и придал облик всему, что в
нем есть? Если бы вы только могли видеть
приливы того дыхания, вы перестали бы видеть
все остальное. И если б вы могли слышать шепот
того сна, вы не смогли бы слышать другие звуки.
Но вы не видите и не слышите, и пусть
будет так. Пелену, что застилает ваши глаза,
поднимут руки, которые ее соткали, и глину, что
закрывает ваши уши, снимут пальцы, которые ее
замешивали.
И тогда вы увидите. И тогда вы услышите.
Вы не будете жалеть о том, что познали
слепоту и раскаиваться в том, что были глухи.
Ибо в тот день вы узнаете скрытые цели
всех вещей. И вы благословите тьму, как
благословляли свет.
Сказав это, он посмотрел вокруг и увидел,
что кормчий его корабля стоит у руля и смотрит
то на поднятые паруса, то вдаль.
И он сказал: - Терпелив капитан моего
корабля. Дует ветер и неспокойны паруса;
Даже руль просит дать ему направление; Но
спокойно ждет капитан, когда я умолкну. И
матросы, которые слушали хор великого моря,
терпеливо слушали меня. Теперь им не нужно
больше ждать: Я готов. Ручей достиг моря, и
вновь великая мать прижимает своего сына к
груди.
Прощай, народ Орфалеса! Этот день подошел
к концу. Он закрывается перед нами, как водяная
лилия перед своим завтрашним днем. То, что нам
было дано здесь, мы сохраним. И если этого
будет мало, мы соберемся вместе и протянем руки
к Дающему. Не забывайте, что я вернусь к вам.
Еще мгновение, и моя страсть соберет песок
и пену для другого тела. Еще мгновение, минута
покоя на ветру, и другая женщина родит меня.
Прощай, народ Орфалеса и юность, что я
провел с тобой. Лишь вчера мы встретились во
сне. Вы пели мне в моем одиночестве, и я из
ваших страстей построил башню в небе. Но вот
промелькнуло сновидение, окончился наш сон и
минула заря. Полдень над нами. Наше
полупробуждение превратилось в ясный день, и
нам пора расставаться.
Если мы еще встретимся в сумерках памяти,
мы вновь заговорим, и вы споете мне более
проникновенную песню. И если в другом сне
встретятся наши руки, мы построим другую башню
в небе.
Сказав так, он дал знак матросам; те
тотчас подняли якорь, отвязали корабль от
причала, и они поплыли на восток.
Крик вырвался из уст народа, как из
единого сердца и поднялся в сумрак, и разнесся
над морем, словно могучий рев трубы.
Лишь аль-Митра молчала, провожая взглядом
корабль, пока он не исчез в тумане.
И, когда народ разошелся, она все еще
одиноко стояла на берегу, вспоминая в своем
сердце его слова:
"Еще мгновение, минута покоя на ветру, и
другая женщина родит меня".
