наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от за-
гару. Хорошо было жить ей с куколкой.
Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в
городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не пос-
мотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: "Не выдам
меньшой прежде старших!", а проводя женихов, побоями вымещает зло на Ва-
силисе. Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по
торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого
дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке
жила баба-яга: никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят.
Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в
лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благопо-
лучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.
Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну
заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем
по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила одну свечку там, где
работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на
свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню,
да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.
- Что теперь нам делать? - говорили девушки. - Огня нет в целом доме,
а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!
- Мне от булавок светло, - сказала та, что плела кружево. - Я не пой-
ду.
- И я не пойду, - сказала та, что вязала чулок. - Мне от спиц светло!
- Тебе за огнем идти, - закричали обе. - Ступай к бабе-яге! - и вы-
толкали Василису из горницы. Василиса пошла в свой чуланчик, поставила
перед куклою приготовленный ужин и сказала:
- На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем
к бабе-яге; баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.
- Не бойся, Василисушка! - сказала она. - Ступай, куда посылают,
только меня держи всегда при себе. При мне ничего не "станется с тобой у
бабы-яги. Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перек-
рестившись, пошла в дремучий лес. Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо
ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне
белая, - на дворе стало рассветать. Идет она дальше, как скачет другой
всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, - стало всходить
солнце.
Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру выш-
ла на поляну, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из челове-
ческих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо верей
[2] у ворот - ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка - рот
с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная.
Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном
коне; подскакал к воротам бабыяги и исчез, как сквозь землю провалился,
- настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на забо-
ре засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Ва-
силиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья
хрустели; выехала из лесу бабаяга - в ступе едет, пестом погоняет, поме-
лом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг
себя, закричала:
- Фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:
- Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.
- Хорошо, - сказала баба-яга, - знаю я их, поживи ты наперед да пора-
ботай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!
Потом обратилась к воротам и вскрикнула:
- Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отвори-
тесь!
Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Ва-
силиса, а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растяну-
лась и говорит Василисе:
- Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от трех черепов, что на заборе, и начала тас-
кать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек
на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела,
все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба
да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:
- Когда завтра я уеду, ты смотри - двор вычисти, избу вымети, обед
состряпай, белье приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и
очисть ее от чернушки [3]. Да чтоб все было сделано, а не то - съем те-
бя!
После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухи-
ны объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:
- На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-ба-
ба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!
Кукла ответила:
- Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися;
утро мудреней вечера!
Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в
окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник - и совсем
рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула - перед ней явилась ступа с
пестом и помелом. Промелькнул красный всадник - взошло солнце. Баба-яга
села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.
Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во
всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего при-
няться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы
последние зерна чернушки.
- Ах, ты, избавительница моя! - сказала Василиса куколке. - Ты от бе-
ды меня спасла.
- Тебе осталось только обед состряпать, - отвечала куколка, влезая в
карман Василисы. - Состряпай с Богом, да и отдыхай на здоровье!
К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабуягу. Начало смеркаться,
мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело; только свети-
лись глаза у черепов.
Затрещали деревья, захрустели листья - едет бабаяга. Василиса встре-
тила ее.
- Все ли сделано? - спрашивает яга.
- Изволь посмотреть сама, бабушка! - молвила Василиса.
Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и
сказала:
- Ну, хорошо!
Потом крикнула:
- Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга
наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
- Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закро-
ма мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в
него намешал!
Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса приня-
лась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
- Молись Богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сдела-
но, Василисушка!
Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой
всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикну-
ла:
- Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села
обедать; она ест, а Василиса стоит молча.
- Что ж ты ничего не говоришь со мною? - сказала баба-яга. - Стоишь
как немая!
- Не смела, - отвечала Василиса, - а если позволишь, то мне хотелось
бы спросить тебя кой о чем.
- Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь
знать, скоро состареешься!
- Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я
шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой
одежде: кто он такой?
- Это день мой ясный, - отвечала баба-яга.
- Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и
весь в красном одет; это кто такой?
- Это мое солнышко красное! - отвечала баба-яга.
- А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих во-
рот, бабушка?
- Это ночь моя темная - все мои слуги верные!
Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.
- Что ты еще не спрашиваешь? - молвила баба-яга.
- Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узна-
ешь - состареешься.
- Хорошо, - сказала баба-яга, - что ты спрашиваешь только о том, что
видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы вы-
носили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты
исполнять работу, которую я задаю тебе?
- Мне помогает благословение моей матери, - отвечала Василиса.
- Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно
мне благословенных!
Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забо-
ра один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказа-
ла:
- Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим
тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только
с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего
дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп. "Верно, дома, -
думает себе, - уж больше в огне не нуждаются". Но вдруг послышался глу-
хой голос из черепа:
- Не бросай меня, неси к мачехе!
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, реши-
лась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что
с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак
не могли, а который огонь приносили от соседей - тот погасал, как только
входили с ним в горницу.
- Авось твой огонь будет держаться! - сказала мачеха.
Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее
дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всю-
ду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы
не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в
город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и
поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
- Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого
лучшего; я хоть прясть буду. Старушка купила льну хорошего; Василиса се-
ла за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая,
как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да
таких берд [4] не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не
берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
- Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да ло-
шадиной гривы; а я все тебе смастерю.
Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приго-
товила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое,
что сквозь иглу вместо нитки продеть можно.
Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
- Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе.
Старуха взглянула на товар и ахнула:
- Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во
дворец.
Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает.
Царь увидал и спросил:
- Что тебе, старушка, надобно?
- Ваше царское величество, - отвечает старуха, - я принесла диковин-
ный товар; никому, окромя тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно - вздиво-
вался.
- Что хочешь за него? - спросил царь.
- Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.
Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли
найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь
позвал старуху и сказал:
- Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки
