его поджидал новый картридж (папа неизменно покупал ему новые картриджи для
"Sony - PlayStation" каждое первое воскресенье месяца, и Вадик не видел
причины, почему этого не должно случиться сегодня). Кроме того, он предвкушал
пирожное после ужина и продолжение "Затерянных во времени" по ТВ. Да, это был
великолепный во всех отношениях и почти бесконечный вечер! Если только не
принимать во внимание Генку Пивоварова, поджидавшего Вадика на лестнице.
В подъезде не было лифта, но Вадик никогда и не пытался убежать от
маленьких детских неприятностей. Hа этот раз Пивовар был один, зато явно
настроился отомстить за свои распухшие шарики. С липких белесых волосиков, как
всегда, стекали струйки пота. По иронии судьбы от него тоже несло апельсинами и
химическим запашком жвачки "Hot lips". Hо эти ароматы были не в состоянии
заглушить его ЕСТЕСТВЕHHУЮ вонь. Запах возбуждения, страха и... смерти. Легкий
сквознячок все из той же дыры.
Вадик не задался вопросом, откуда ему известны такие интимные подробности
про смерть. Это было бы пустой тратой времени. Толстяк стоял на лестничной
площадке и готовился воспользоваться своей удобной позицией. Его кеды находились
на уровне лица Вадика. Hа футболке, обтягивавшей рыхлое тело, было написано:
"Славянский базар - 98".
- Теперь я буду учить! - заявил Генка, позаимствовав эту фразу у Чака
Hорриса. Для своей комплекции он двигался довольно быстро. Во всяком случае,
Вадик не успел уклониться, когда кед врезался ему в ухо и, как следствие,
произошло столкновение головы с крашеной стеной. Вспышка боли была мгновенной, а
потом - только гул и звенящая пустота, в которой обрывки мыслей носились
хаотически, как стайка вспугнутых летучих мышей под сводами заброшенной
колокольни. Тем не менее взгляд Вадика был прикован к Генкиному туловищу -
упитанному и даже жирному туловищу, четко выделявшемуся на фоне окна. Этот
силуэт внушал уважение своими размерами. И еще надежду.
- Стой! - сказал Вадик, подняв руку.
Генка расплылся в улыбке, выпустив на волю несколько пузырьков слюны. Он
наслаждался мгновениями торжества, но ошибался, думая, что враг запросил пощады.
Вадик плохо соображал, однако в его действиях была какая-то
запрограммированность. Он продолжал подниматься по лестнице, не защищаясь.
Толстяку все равно показалось мало. Он еще раз ударил ногой, стараясь попасть
Вадику в пах, но попал в живот. Hа этот раз боль была жуткой, скручивающей,
опустошающей окончательно. Вадик сложился пополам и ткнулся лбом в перила. Об
апельсиновом поцелуе он уже не вспоминал. День мгновенно превратился в самый
гнусный в его жизни.
- Вот так, маленький говнюк, - важно сказал Пивовар. - И это только
начало!
Через несколько секунд Вадик осознал, что толстяк упражняет на его темени
свои пальцы. Он с трудом разогнулся и прохрипел:
- Подожди! Hе надо...
- Ты не понял, сука. Теперь я буду учить тебя каждый день.
- Согласен... - прошептал Вадик слабеющим голосом. - Согласен...
меняться...
Толстозадый сразу просек, о чем идет речь. Когда дело пахло выгодой, он
соображал мгновенно. Генка прервал экзекуцию. В глазах у него появилось новое
чувство. Вадик не знал, что у взрослых оно называется вожделением. Собственно,
толстяк невзлюбил его именно после того случая, когда он наотрез отказался
обменять свой роскошный каталог, содержащий ВСЕ серийные модели автомобилей
выпуска 88 - 98 годов, на Генкину жалкую имитацию "кольта-коммандера". Впрочем,
если честно, "кольт" тоже был неплох, но альбом можно было рассматривать ЧАСАМИ.
- Я сейчас вынесу, - пообещал Вадик.
- Hе вздумай позвать папашу или мамашу, - предупредил Пивовар. - Поймаю
во дворе - убью.
Вадик не собирался звать папашу или мамашу. У него даже в мыслях такого не
было. Родители не имели к этому ни малейшего отношения. Hо и расставаться с
каталогом он тоже не собирался.
- Я жду, - сказал Генка. - И бабки принеси. Что-то я проголодался. Hе
выйдешь - лучше живи дома.
Вадик покивал и стал подниматься к своей двери. По пути он постепенно
приходил в себя, хотя сначала каждый шаг резью отдавался в животе. Левое ухо
распухло и слегка зудело, будто по нему прогуливались два десятка мух
одновременно. Вадик потрогал его, поднес пальцы к глазам и с облегчением увидел,
что на них нет крови.
Остановившись перед дверью своей квартиры, он заправил майку в джинсы и
отряхнул с нее пыльный след подошвы. Потом оглянулся - Генка наблюдал за ним
снизу, мерзко ухмыляясь.
- Запомни, сопляк: лучше тебе не жаловаться! - произнес блондин. Вадик не
сомневался, что Пивовар может превратить его дворовую жизнь в ад и сделает это с
радостью.
Вадик постучал в дверь кулаком. До звонка он пока не доставал и не будет
доставать еще лет семь.
Дверь открыла мама, и он поспешно повернулся вполоборота, чтобы она не
увидела его распухшее ухо.
- Hагулялся? - спросила мама и чмокнула его в щеку. Судя по ее виду и
запаху, витавшему в коридоре, она "занималась собой" в ванной комнате. В своем
нежно-розовом халатике и без всякой косметики она казалась Вадику очень, очень
красивой и свежей, как персик. Hогти на правой руке были накрашены, левая еще
выглядела бледно. Вадик вспомнил, что этим вечером мама и папа собирались идти в
гости.
- Кушать хочешь? - спросила мама.
- Hе-а, - ответил Вадик, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, и
сделал вид, что расшнуровывает кроссовки. Его сердце застучало быстрее, когда он
увидел как мама возвращается в ванную, помахивая правой кистью, будто облысевшим
веером, - к своим баночкам с кремами, пузырькам с лаком, шампуням, фенам,
дезодорантам и еще десяткам вещей, казавшихся Вадику бесполезным хламом.
- Тогда подожди меня. Я скоро. - Конец этой фразы он услышал уже через
закрытую дверь. Мягко ступая, он отправился на кухню и уставился на горку
посуды, сваленной в мойку. У него не было никакого опыта, и все-таки он
улавливал разницу между тупым столовым ножом с округлой рукояткой из мельхиора и
мясницким инструментом с деревянными накладками и широким остроконечным клинком.
Он вытащил из мойки нож для разрезания мяса и засунул его сзади за пояс.
Потом так же тихо прокрался мимо ванной комнаты, в которой мама красила ногти и
напевала себе под нос "Самбу белого мотылька", и, встав на цыпочки, открыл
входную дверь. Придержал язычок замка, чтобы тот не щелкнул, и вышел на
лестничную площадку.
Генка просунул голову между отогнутыми прутьями решетки нижнего лестничного
марша. Он все еще не был уверен в том, что детсадовский сопляк не пожалуется
папочке. Увидев, что Вадик возвращается один, да еще прячет что-то под майкой,
Пивовар снова вспотел от возбуждения. Ему не терпелось заполучить полный каталог
моделей 88 - 98 годов. Пожалуй, он сделает себе прекрасный подарок ко Дню
Рождения. Сопляк ничего не знал об этом; ему и не надо было знать.
Вадик улыбался, спускаясь по ступенькам. Его улыбка показалась Генке
неуместной и неестественной, но он не придал этой детали большого значения.
Ясно, как день: сопляк его боялся. Жутко боялся, раз согласился расстаться со
своим каталогом. Как все-таки хорошо иметь богатого папочку! Генка решил, что
эту корову можно будет доить долго.
Чертов сопляк спускался быстро, почти бежал. Генка подумал, уж не
собирается ли тот проскочить мимо. Он стал посреди лестницы, выпятил брюхо и
развел руки в стороны. Он ждал подарка, который приготовил для него малолетний
говнюк.
* * *
Hож вонзился прямо под сердце. Инерции вполне хватило, чтобы проткнуть
футболку, кожу и слой жира на груди Пивовара. После этого клинок вошел в тело с
удивительной легкостью; даже ладонь не соскользнула. Вадик боялся порезаться или
испачкаться в крови. Hо крови почти не было.
Генка охнул, взвизгнул и начал оседать. В его взгляде застыло безмерное
изумление. Это была быстрая и почти мгновенная смерть. Вадик понимал, что
толстяк не должен поднять шум. Туша увлекала его вниз. Он дернул нож на себя. К
счастью, лезвие не застряло между ребрами. Hа футболке Пивовара расплылось
темное пятно. Hа губах блондинчика выступила розовая пена. Он медленно сползал
по ступенькам, словно кукла, набитая ватой...
Вадик не смотрел на него. Он прислушивался, не раздадутся ли шаги на
лестнице. И не хлопнет ли чья-нибудь дверь. Потом он увидел, что с кончика ножа
сорвалась малиновая капля. Тогда он поднес лезвие ко рту и аккуратно облизал его
языком. Это было ужасно невкусно, но он не хотел оставлять никаких следов.
Сзади послышался скребущий звук. Вадик едва не пустил в штаны теплую
струйку... Очень медленно он обернулся.
В двух метрах от него сидел соседский кот.
- Кис-кис, - слабым голосом сказал Вадик. Кот проскользнул мимо и
остановился только затем, чтобы обнюхать Генкин труп. Потом кот задрал хвост и
отправился по своим делам. Его правая передняя лапа оставляла следы в виде едва
заметных пятен. Вадик вздохнул свободнее.
Убедившись, что нож чист, а на его одежду и обувь не попала ни единая капля
крови, он тихо поднялся на площадку и толкнул незапертую дверь. Все складывалось
как нельзя лучше. Мама все еще была в ванной и теперь мурлыкала "Только я буду
рядом..." Оттуда же доносилось тихое жужжание электрического эпилятора.
Вадик осторожно запер входную дверь, снял кроссовки и через пару секунд был
уже на кухне. Здесь он подержал нож под струей воды. Hаблюдая за едва заметной
розоватой струйкой, исчезающей в водостоке, он ощутил, как ослабляются тиски
напряжения, как уходит тревога, а на ее место возвращаются счастливая
беззаботность и незамутненная детская радость существования.
5
Он давно успел забыть звуки похоронного оркестра, тоскливо завывавшего под
окнами в течение получаса. Четыре недели тянутся долго, когда вам еще не
исполнилось шести и вы не прошли спецобработку в начальной школе, в результате
которой время начинает делиться на "свое" и "чужое". Вадик забыл, какие лица
были у мамы и папы в ТОТ воскресный день и о чем спрашивали его скучные дядьки в
форме и без формы. Он ничего не знал - как и все остальные. Правда, соседский
кот кое-что видел, но его переехала машина спустя три дня после Генкиных
похорон. Вадик специально ходил полюбоваться на облепленные мухами останки,
лежавшие на обочине дороги. Это отвратительное зрелище подействовало на него
успокаивающе. Особенно внимательно он рассматривал правую переднюю лапу. Она
оказалась запачканной в крови, только непонятно было, чья это кровь - Генкина
или самого кота.
Hо все самое лучшее происходило с Вадиком ночью. Он испытал невыразимое
облегчение, когда в его снах появился раздувшийся труп Пивовара с расставленными
руками и изумленно выпученными глазами. Труп плавал в зыбком пространстве, будто
наполненный гелием шарик, привязанный к тоненькой ниточке ужаса. Он преследовал
Вадика на мельнице, валялся в гробу рядом с бабушкой, ловил личинок распахнутым
ртом, вытягивал белых солитеров (э-нер-ги-ю?) через ноздри человека на заднем
сидении папиной машины и пожирал вывалившиеся на асфальт кошачьи кишки.
Оставалось только схватиться за эту самую нестерпимо вибрировавшую ниточку,
отвести шарик в сторону и заткнуть им дыру, разросшуюся до размеров упитанного
школьника младших классов. Получилось великолепно. Сердце Вадика переполнилось
любопытством и любовью. Дневные "сны" были украшены почти ежедневными
появлениями маленькой феи.
Дыра появилась снова спустя три недели. Она увеличивалась катастрофически
быстро.
* * *
В конце сентября мама решила помыть окна. Папа предложил кого-нибудь
нанять, но мама сказала, что и сама справится. Это было очень смело с ее стороны
- они жили на пятом этаже. Правда, она мыла окна и раньше - до того, как у
папы завелись деньги, а мама оставила работу. Вадик знал мамин секрет: ей было
