Комов (пробует воспроизвести услышанные звуки). А это что было?
(Пауза.)
Малыш. А, понимаю. Ты совсем не умеешь, но я тебя понял. Не могу
ответить, ведь у тебя нет слова, чтобы назвать. А ты знаешь больше
слов, чем я. Дай мне слова. Ты дал мне много слов, но не те.
(Пауза.)
Комов. Какого это было цвета?
Малыш. Никакого. Цвет - это когда смотришь глазами. Там нельзя
смотреть глазами.
Комов. Где - там?
Малыш. У меня. Глубоко. В моём доме.
Комов. А как там на ощупь?
Малыш. Прекрасно. Удовольствие. Ч-чеширский кот! У меня лучше
всего. Так было, пока не пришли люди.
Комов. Ты там спишь?
Малыш. Я там всё. Сплю, ем, размышляю. Только играю я здесь,
потому что люблю смотреть глазами. А там тесно играть. Как в воде,
только ещё теснее.
Комов. Но ведь в воде нельзя дышать.
Малыш (изумлённо). Почему нельзя? Можно. И играть можно. Только
тесно.
(Пауза.)
Теперь ты всё обо мне узнал?
Комов (решительно). Нет. Ничего я о тебе не узнал. Ты же видишь,
у нас нет общих слов. Может быть, у тебя есть свои слова?
Малыш. Слова... Это только у людей. Я знал, что есть слова,
потому что помню. По бим-бом-брамселям. Что такое? Я не знаю. Было
удовольствие говорить. Игра. Но теперь я знаю, зачем многие слова...
Комов. Теперь ты знаешь слово "океан", но океан ты видел и
раньше. Как ты его называл?
(Пластичные движения Малыша на полу напоминают перекаты волн.
Пауза.)
Я слушаю.
Малыш. Что ты слушаешь? Зачем? Я назвал. Так нельзя услышать. Это
внутри.
Комов. Может быть, ты сможешь показать? У тебя есть листья,
прутья...
Малыш (сердито). Листья, прутья не для того, чтобы показывать.
Листья и прутья для того, чтобы размышлять. Если не знаешь, какой
вопрос, - камни и прутья, если тяжелый вопрос - листья. Тут много
всяких вещей. Вода, лед - он хорошо тает, поэтому... Нет слов.
(Вздыхает.) Много такого, для чего нет слов. Но это там, у меня.
(Вандерхузе горестно вздыхает.)
Майка (Малышу). А когда ты танцуешь? Это что?
Малыш (смотрит на Майку, выражение его лица смягчается, нежно).
Мам-ма... мам-ма... (Ровным голосом.) Это тоже для размышления. И для
понимания. Не знаю... Так получается.
(Пауза.)
(Комову.) Что делать? Ты придумал?
Комов. Придумал. Ты возьмешь меня с собой, я посмотрю и сразу
многое узнаю. Может быть, даже - все.
Малыш (делает несколько движений, резких, взволнованных.
Возвращается к Комову). Об этом я размышлял. Я знаю, что ты хочешь ко
мне. Я тоже хочу, но я не могу. Это вопрос! Когда я хочу, я все могу.
Только не про людей. Я не хочу, чтобы они были, а они есть. Я хочу,
чтобы ты пришел ко мне, но не могу. Люди - это беда.
Комов. Понимаю. Тогда я возьму тебя к себе. Хочешь?
Малыш. Куда? (Забирается с ногами в кресло.)
Комов. К себе. Туда, откуда я пришел. На Землю, где живут все
люди. Там я тоже, могу узнать о тебе все.
Малыш. Но ведь это далеко? Или я тебя не понял? (Спрыгивает на
пол.)
Комов. Да, это очень далеко. Но мой корабль...
Малыш (снова возбужденно мечется. Застывает). Нет! Я не могу
далеко. Один раз я играл на льдине. Заснул. Проснулся от страха.
Большой, огромный страх. Фрагмент! Я даже закричал. Льдина уплыла в
океан, и я видел только верхушки гор, я подумал, что океан проглотил
остров. Я очень захотел вернуться, и льдина сразу пошла обратно к
берегу. Теперь я знаю, мне нельзя далеко. Мне было худо, как от
голода. Хуже, чем от голода. Я не могу даже просто далеко и уже совсем
не могу очень далеко. (Садится на пол. Сидит неподвижно. Слышится
мелодия, затем песенка Малыша.)
Тебе нельзя ко мне,
А к тебе мне -
Беда...
Вот какая смешная
Получается игра, -
Простая шарада,
Как дважды два.
Есть остров у меня,
У тебя -
Острова...
Вот какая смешная
Получается игра...
(вскакивает на ноги, подходит к Комову.) Нет. К тебе я не могу.
Комов (натужно-весело). Ну, хорошо. Я знаю, ты любишь задавать
вопросы. Задавай, я буду отвечать.
Малыш (идет к разбросанным на полу прутьям и камням. Садится на
пол, хочет взять один из прутьев и не берет. Комову). Нет. У меня
много вопросов к тебе. Почему падает камень? Почему пальцев десять, а
чтобы считать, нужен всего один? Почему я весь день живу, а вечером
перестаю жить. Ведь, когда я засыпаю, я перестаю жить? Да? Много
вопросов. Но я не буду сейчас спрашивать. Сейчас плохо.
(Пауза. Где-то слышна мелодия песенки.)
(Комову.) Я прошу тебя, думай, что делать. Если сам не можешь
быстро думать, пусть думают твои машины в миллион раз быстрее, потому
что мне хуже, чем вчера. А вчера было хуже, чем позавчера.
(Вандерхузе опять протяжно вздыхает. Малыш быстро подбирает в
корзину камни и исчезает. Пауза. Песенка стихает.)
Комов. Ничего не поделаешь. (К Вандерхузе.) Яков, прошу тебя, дай
радиограмму в Центр, пусть доставят сюда ментоскоп, я вижу, мне без
него не обойтись.
Вандерхузе. Хорошо... Но я бы хотел обратить ваше внимание,
Геннадий... За весь разговор на индикаторе ни разу не зажегся зеленый
огонь...
Комов. Я видел.
Вандерхузе. Но это не просто отрицательные эмоции, Геннадий. Это
ярко выраженные отрицательные эмоции...
Комов. Да, Яков, ярко выраженные... Но - не Малыша. Мы мешаем не
Малышу, мы мешаем аборигенам. Вы же видели, сам Малыш не в состоянии
объяснить, чем, собственно, ему мешают люди.
Вандерхузе. Вы хотите сказать, Геннадий, что аборигены...
Комов. ...создали между собой и нервной системой Малыша
устойчивую внутреннюю связь. Вы помните, он испугался на льдине, и они
тут же вернули его к берегу, он хотел есть, и они тут же его
накормили... И теперь через Малыша они ясно дают нам понять, что не
желают нас, поэтому с нашим появлением Малыш находится в таком сильном
возбуждении.
Майка. А мне показалось... Но может быть, я ошибаюсь, я в
контактах никогда до этого не участвовала...
Комов (заинтересованно). Что вам показалось, Майя?
Майка. Мне показалось, что Малыш уже потянулся к нам, сам,
аборигены - против, и поэтому ему стало хуже, они по-прежнему не хотят
нас а Малыш - к нам.
Комов (подхватывает). А Малыш если будет полностью доверять нам
и, более того, будет испытывать достаточно сильную нужду в нас, этим
нам поможет. Так я вас понял?
Майка (беспомощно). Не совсем так, Геннадий Юрьевич...
Комов (встает). Об этом мы с вами еще поговорим, а сейчас идемте,
Майя. Мне нужна будет ваша помощь.
(Комов и Майка уходят. Вандерхузе продолжает сидеть отрешенно и
печально. Появляется Малыш.)
Вандерхузе (замечает Малыша). Иди ко мне, мой мальчик.
(Малыш приближается к Вандерхузе.)
(С усталой добротой.) Мы совсем замучили тебя. Я ни о чем не
стану спрашивать. Ты рассказал нам о себе, если хочешь, я расскажу
тебе, о чем помню я. (Встает.) Подожди меня здесь. (Уходит.)
(Малыш остается один. Он с любопытство, но опасливо подходит к
разным вещам в рубке, рассматривает их. Возвращается Вандерхузе. В
руках у него футляр для скрипки. Вандерхузе вынимает скрипку и
начинает играть. С первыми звуками скрипки загорается экран. На экране
перед Малышом река, идет лед, весна... и музыка льется, льется...
Малыш видит то прошлое, земное, в котором мальчика еще не было, но с
которым была связана жизнь его родителей или его дедов. Леса,
проселочные дороги среди летних лугов, веселые, счастливые люди...
Вандерхузе опускает скрипку. На экран врывается война... Идет всеобщая
мобилизация, десятиклассники и десятиклассницы с выпускных балов - за
винтовки... За кадрами звучит баллада о Ромео и Джульетте.
В ту весну ей было шестнадцать,
Джульетта звали ее,
На школьных учебниках девочка
Выводила имя свое.
Имя было, конечно, Ромео,
Лучше имени этого нет,
Самый лучший из всех мальчишек,
Самый лучший на этой земле.
А мальчишке было шестнадцать,
Любил он стихи и бокс,
И в классе - на школьных учебниках
Рисовал он профиль ее.
Ах, Джульетта, Джульетта, Джульетта!
Лучше имени этого нет,
Лучшей девочки нет на свете,
Лучшей девочки нет на земле.
Ни Монтекки, ни Капулетти
Не грозили тогда бедой...
Почернела роса на рассвете,
И назвалось этой войной.
И остались на школьных учебниках
Профиль девочки, имя его...
В Ленинграде погибла Джульетта,
И Ромео погиб под Москвой.
Ах, Джульетта, Джульетта, Джульетта!
Лучше имени этого нет,
Лучше имени нет - Ромео,
Когда только шестнадцать лет.
Когда будет тебе шестнадцать,
Ты, дружок, погрусти о них,
Вспомни с нежностью и печалью,
Чтобы лучше любить и жить.
Ах, Джульетта, Джульетта, Джульетта!
Лучше имени этого нет,
Лучше имени нет - Ромео,
Когда только шестнадцать лет.
Когда будет тебе шестнадцать,
Ты, дружок, погрусти о них,
Вспомни с нежностью и печалью,
Чтобы лучше любить и жить.
Ах, Джульетта, Джульетта, Джульетта!
Лучше имени этого нет,
Лучше имени нет - Ромео,
Когда снова шестнадцать лет.
Три последних куплета идут уже на кадрах послевоенной земли.
Снова мир, жизнь, счастливые дети... Малыш все это время неотрывно
глядит на экран, потом в страстной мольбе тянет к экрану руки.
Убегает.)
Зонг
Галактические лайнеры,
Курс созвездия Тельца...
В бесконечности оставлена
Синим шариком Земля.
Взмах рук, шаг ног,
Миллиардный народ,
Враг-брат, враг-друг,
Разберись попробуй тут:
Кто - я? Кто - ты? Кто - мы?
Взгляни!
Нет,
Не понять нам самим себя.
Где
Тот другой, тот иной,
Где чужие глаза?
Взгляни!
Кто - я? Кто - он? кто - мы?
Что мы смогли?
Что не смогли?
Свет-тень, свет-тень,
Свет-тень, свет-тень...
И межзвездные сигналы мы
Посылаем без конца,
Если есть нам где-то равные,
Друг, откликнись! Я - Земля .
Взмах рук, шаг ног,
Милллиардный народ.
Враг-брат, враг-друг, -
Разберись попробуй тут.
Кто - я, кто - ты, кто - мы.
Взгляни!
Нет,
Не понять нам самим себя.
Где
Тот другой, тот иной,
Где чужие глаза?
Скажи, кто - я,
Кто - он, кто - мы?
Что мы смогли?
Что не смогли?
Свет-тень, свет-тень,
Свет-тень...
Занавес
Действие третье
Картина первая
Комната Майки. Майка в домашней одежде сидит с ногами на койке,
перед ней разложены карты, записи, аэрофотоснимки. Возле кровати стул,
на стуле бутылка с соком. Майка занята делом, но это не мешает ей
тихонько насвистывать мотив и вполголоса напевать.
Майка. Твой голос мне одна отрада,
Он чуть надтреснутый с годами,
И, как прошедшее, глухой,
Но для меня - одна отрада,
Твой голос - мне одна отрада,
Мне в голосе твоем покой.
Твое молчанье мне отрада,
Я в нем тону и воскресаю,
Такой неравный этот бой,
