землю, когда-нибудь дом дрогнет и поплывет... Зато южной двери, что вчера была
заперта, да еще и с глазком, просто нет, снята и унесена! И снова тихо, только
гуляет ветер. Были люди и ушли, а я так и не понял, что происходило. Со временем
все больше таких событий вокруг меня - что-то происходит и кончается, прежде,
чем я понимаю, зачем и почему. Жизнь задевает и бьет нас - мимоходом, походя, не
оглянувшись... Страшные звери люди, я боюсь их. Но в конце концов, все
кончилось, и мои ребята снова на своих местах, в уголках, щелях и на теплых
трубах. Остатки кефира разбавил теплой водичкой, накрошил хлеба, и ели с
удовольствием. В коридоре нашел баночку супа, прокисшего, но вполне сносного, и
мы принялись за суп. Проходя мимо одной из картинок, я заметил, что черное
слишком черно, а белое - бездумно бело, и не отвечает на вопросы отблесков,
разбросанных там и тут, ищущих своего начала... Приехала мусорка, гудит и рычит,
коты торопливо моются и спешат к ней. Сегодня воскресенье.
Мой узкая тропинка вдоль дома, по ней я хожу в подвал, покрылась тонкой корочкой
льда, очень опасной - стоит поскользнуться, как ударишься головой о стенку дома,
пористый красный кирпич. Подо льдом вижу серый теплый цвет, это показался
камень. Теперь будем ждать, когда над деревьями начнет роиться, мерцать
коричневато-красное сияние. Тогда зима окончательно потеряет вес... Снова нет
Стива. Предложил вареную картошку Серому, он понюхал и вежливо отказался.
Похоже, до сих пор потрясен вчерашним приемом. Подбежал новый подвальный,
серо-белый лохматый кот и мигом слопал картошку. Я же говорил, он долго не
продержится. Я бы дал ему супа, но Серый отнимет. Через полчаса Серый сунул рожу
в форточку, а я побежал вниз, налил супа новому бедняге. Он с жалобными вздохами
влип носом в консервную банку, она бывает вылизана так, что сияет почище
лампочки.
На коврике Макс с Костиком тоскуют, песен не поют, и даже бросили свою странную
любовь. Хрюша залег и спит на заповедном месте, свернулся так, что не знаешь,
где голова, а где куцый хвост. А я хожу и смотрю. Главное - смотреть, а не
размахивать руками. Посматривать, поглядывать, переходя из темноты к свету, а
писать... Это момент - написать, когда все усмотрено. Вот здесь должно быть
пятно! И поставил пятно... А у Клауса глаза ревнивые, завидущие, он не хочет,
чтоб вокруг меня толпились коты и кошки. Только он! Что я могу сделать! Время от
времени подхожу к нему, глажу и говорю, что он все равно мой самый лучший и
красивый кот. И, главное, самый умный! А они несчастные, бедные, глупые, кто их
пожалеет, если не мы с тобой? Но он не верит мне, я вижу по глазам и ушам. И ему
не жаль пропадающих котов и кошек. И его понимаю, и бросить других не могу...
95. Семнадцатое, минус пятнадцать снова!..
И невыносимо дует, а лед присыпало тонким слоем нежного снега; ветер закручивает
бледные смерчи, перемещает холодные барханы... Предатели все, и мороз, и снег, и
даже эта чертова труба! Согнувшись, передвигаюсь, проклиная ноги, ветер...
Редкие ветви на зеленоватом, холодном небе... Февраль не уйдет добром, только
хлопнув дверью.
Из подвала - ледяного, доступного всем ветрам и завихрениям, высовывается
трагически серьезный Хрюша с глазами позднего Маяковского. За ним Костик, за
Костиком Макс, с блестящим бандитским зубом и гривастой башкой... В подвальных
черных переходах бело-серый подкидыш, вспомнил вчерашний суп, и в плач... А вот
и Люська, примчалась, моя красавица, хвост задран, глаза сияют... Мои подозрения
все усиливаются, кажется, нам предстоят котята с двух сторон... Алиса
присоединилась к нам в подъезде, шагает шустро, только живот волочится по
ступеням. На второй лестнице устала, отдыхает, мы ждем ее...
Так я собрал своих, кормил кашей и остатками вчерашнего обеда. Когда доедали,
бесшумно и быстро впрыгнул в форточку Серый, даже не задел края, особый
котовский шик, и давай подкрадываться к мискам. Люська, негодница, тут же ему
пощечину, хоть бы уважала возраст! Он зажмурился, помотал головой, но скольжение
к еде не прекратил. "Поели? Дайте и Сереже тоже! " Он уплетает так, что посуду
мыть не придется.
А в коридоре уборщица и мусорщица, орут на пару, клянут котов за лужи и кучи.
Тут же под лестницей огромное говно, вещь совсем не наших масштабов, что я не
понимаю, что ли! В чем, в чем, а в этом я специалист. Но им наплевать, люди
великая нация, все дозволено!
"Котов ваших надо убивать!".
"Вот-вот, чуть что, убивать... Зачем тогда приручали?.."
"Это не мы!"
А ведь знают, что я встречаю своих и провожаю, и никаких куч не позволю в
общественных местах. Но бесполезно уговаривать, слабый всегда виноват... Их
неприятно удивляет, что каждый зверь имеет свое имя, а не просто "кошка".
Привыкли к кличкам.
Я сижу, вокруг меня мусор, запахи, шерсть, из окна дует ветер, на лестнице крик,
но я спокоен - поели. Что будет завтра, не знаю, и знать не хочу. Жизнь
складывается из моментов, ничтожных движений, мелких усилий... мы отыгрываем у
смерти время, день за днем... чтобы в конце основательно продуться.
Когда я уходил, меня догнал серый кот с белой мордой, перегнал и остановился,
смотрит. "Вася, живой еще! Все-таки не забываешь наш десятый... " Худой, и
просит есть. Я с радостью вспомнил, что на подоконнике оставил немного каши с
рыбным бульоном. Только б не добрались наши! "Вася, погоди!" Нашел кашу,
выбежал, а его нет. Пошел к подвалу, вижу - сидит у дверей, значит, не забыл,
как мы здесь встречались, разговаривали о кошках, о погоде... "Каким ты был
сильным, помнишь, как с тобой дрался хромоногий Стив, как ты гонял нашего
бесхвостого молодца, а потом признал его?.. Вася... помнишь Феликса?.. До вас
самым сильным был Пушок, его ударили ножом в шею, рана не могла зажить, он
раздирал ее, как только покрывалась корочкой, потом начала гнить... он долго
умирал, вот здесь, в этой подвальной комнате. И тогда вы поделили власть с
Феликсом, и обходили друг друга, зная, что равны... Вася, Вася, наши усилия
поддержать жизнь уходят в песок, в эту холодную землю. И все-таки, жизнь
складывается из дней, а за день можно и побороться, ты понимаешь это..."
Вася вылизал миску дочиста, стоял и смотрел на меня. Он был сыт, но хотел
слышать знакомый голос. Морда одутловатая, посечена шрамами, он стал даже меньше
ростом, чем был. "Ну, иди, иди..." Он мотнул головой и пошел, и скоро слился со
снегом, как будто и не было его.
96. Восемнадцатое февраля, минус четырнадцать...
Люська и Алиса были заперты дома, в передней лужи и кучи. Алиса тут же
намылилась удрать, спешу найти остальных. Ветер разгуливает в подвале широким
хозяйским шагом. Никого... Костик, правда, нашелся, этот вечно крутится около
дома. Уборщица доложила, что черно-белого украли у той алкоголички. С плохим
настроением я двинулся дальше. Кому нужно красть щенка у хозяина, хорошему
человеку, что ли? Лучшие люди старухи и алкаши... Наконец, появляется Макс,
испуганный, взъерошенный, снова повздорил с Серым? Дома успокоился, набросился
на кашу... А я, проходя мимо одной из картинок, увидел, что желтый пустоват,
груб, и борется с серым, с которым следовало бы дружить. Так бывает - ничего не
видел, и вдруг совершенно ясно! В хорошей картине каждый цвет и пятно на своей
вершине, она чудом угадана; чуть в одну сторону - тут же катишься к грубости, в
другую - к банальности. Так во всем. Бывают художники, поэты... пока крутятся
возле великих, все пристойно, культурно, умно, разве что пахнет скукой... Но
стоит шаг влево, шаг вправо, поползновение к побегу, как тут же прорезается
пошлость и грубость, видна толстая-претолстая шкура... Одно дело - перекладывать
с места на место хорошее, особенно, если сказали, где искать, другое - строить
неизвестное самому, обращаясь ко внутреннему чувству равновесия и меры... Рядом
со мной Костик, он залез на рукопись и спит. Макс моется и посматривает в окно.
Как там наши кошки?..
97. Девятнадцатого, минус шестнадцать...
Солнце, ветер, мороз, дружелюбный оскал февраля. Он еще не мертвец. Всем
разбавленного молока... Снег вокруг наших домов тускнеет, выветривается. В
подвале нищий кот просит есть... Понемногу собрал своих, Клаус упорно пасет
Люську, какие-то признаки обнадеживают его. А я не понимаю этих котовских штук,
вижу - живот, и это не радует меня. Вы скажете, какая прелесть, новая жизнь и
прочее, а я знаю, как эта жизнь пробивается; смерть трагична, а выживание
слишком часто продление агонии. Так быть не должно? Согласен, но чтобы не было,
надо приложить силы, и получается - жизнь за жизнь... Интересно, какие у нее
будут котята? Может, и Клаус о том же думает?.. Молодые тем временем веселятся.
Костик, друг всех котов и кошек, затевает игры. Макс тоже хочет участвовать, он
немного взволнован, слюна стекает на густой воротник. Стив загрустил, хотя не
прочь поесть, значит, снова нет спекулянта с дорогой колбасой? Хрюша на своем
тюфячке, морда курносая и упрямая - "все равно докажу!.." Наши понемногу
осваивают девятый подвал, там тише, спокойней, теплей, и овраг ближе к дому.
В конце дня произошла неприятность с Максом. Не выдержав домогательств, от него
убежал Костик, и Макс решился напасть на Клауса. Навалился всей тушей, свалил с
ног и начал свои непристойные движения... Трудно передать, как это возмутило
Клауса! Он стряхнул с себя Макса как ребенка, и глядя безобразнику в глаза,
заныл своим самым тонким противным голосом. Макс тут же превратился в плюшевого
мишку, в огромного ребенка, струсил, сжался и спрятался под стол. Я понял, что
месть неизбежна, если не вмешаюсь, как старший кот. Ухватил Клауса за шерсть на
спине, рискуя получить удар железными крючьями. Но Клаус одумался, повернулся
спиной и погрузился в дремоту.
Стив сидит отдельно от всех, на неудобном месте, чтобы подчеркнуть случайность
визита. Как всегда горд, но ему кисло. Каждый год разочарование - мечты о
богатстве остаются мечтами, и приходится возвращаться в нашу конуру. Я не в
обиде, он заслуживает лучшего, особым умом не отличается, зато славен своим
бесстрашием и железной ногой.
Явилась Алиса и тут же на поиски. Обнюхала, ощупала, обыскала все закоулки и
дыры, ящики и щели... Я понял, что скоро! И начал лихорадочно строить и
предлагать ей возможности, какие только мог предоставить: тряпки пихал в ящики,
освобождал нижние полки в шкафах... Она все это внимательно исследовала и тут же
безоговорочно забраковывала. В отчаянии я обратил внимание на ящик с обрезками
планок и багета, что на кухне, освободил его, запихнул туда остатки холста, и
придумал! - сверху наглухо замуровал и прорезал дыру в боковой стенке,
получилась берлога! Она подошла, изучила, подумала - и влезла в темноту. Я с
замиранием сердца ждал, чем закончится проба. Наконец, вылезла. Кажется,
довольна, во всяком случае, больше не искала, и ушла. Теперь мне осталось только
ждать.
98. Двадцать первое февраля, я - девятый...
Всего минус одиннадцать, но ветер режет кожу. Я невольно ускорял шаг, пока не
задохнулся... Остановился, посмотрел вокруг. Желтовато-белая замерзшая жидкость,
ледяная пустыня, лафа для любителей акварели. Не природа, а застывший понос! Но
встретило меня счастье, если использовать это непонятное слово. Были все! Хрюша
в каких-то перьях, будто вырвался из лап ку-клукс-клана.... Кошки- вошки, с
многочисленными детишками, рыжими, серыми и желтыми... Даже Стив! А главное -
Макс пришел! Не поджидал в укромном местечке, как он чаще всего делает, не
прокрался, трепеща, по лестнице, а преодолел наш балкон, прошел верхним путем,
как взрослый кот! Зуб тускло мерцает, сам доволен... И среди всех мирно
разгуливает Серый, друг народа, и никто не опасается его.
Тут я очнулся, шагал, шагал и едва не заснул на ходу, во всяком случае, грезил
наяву. Макс не может... Сколько я надеялся, глядя на его попытки понять
совокупность движений, ведущих наверх! И Серый не друг им, бредни!.. Но,
действительно, придя, собрал всех, кормил, и Макса тоже, правда, в одном из
