(культура Тиуанако) ничуть не уступали древним китайцам, индийцам, персам,
иудеям и грекам. И уж совсем неверно, что Китай сдерживал натиск
монголов-кочевников, скорее наоборот.
Можно найти и другие поводы для недоумения, но дело не в этом. Концепция
Ясперса - наиболее обоснованная попытка понять историю как благодеяние,
оказанное первобытным дикарям теми пятью народами, которые создали
"прорыв", или скачок, как бы родились заново. Это оформление взглядов не
только Августина, идеи которого послужили первоисточником всех ересей
Средневековья, но даже древних иудейских мыслителей, создавших учение о
своей богоизбранности. Исходя из учения об этногенезе как о повсеместно
возникающею процессе, согласиться с Ясперсом нельзя, но одного несогласия
мало. Попробуем применить доказательство от противного (ad absurdum), но не
путем академического разбора мелочей. в которых легко утонет любой спор, а
методом наглядного обозрения исторической действительности на протяжении
тысячелетия, следовавшего за "осевым временем".
Для начала скажем, что отмеченный Ясперсом параллелизм развития нескольких
культур древности действительно имел место, но он не был ни единственным,
ни столь плодотворным, чтобы выделить китайцев, индусов, иранцев, иудеев и
греков в особую категорию людей[4]; и он затух, как и прочие пассионарные
взрывы этногенеза. Таков наш контртезис. А теперь перейдем к изложению
оного.
ОТ ИСТОРИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ К ЭТНИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Так же как вне этноса, человеку плохо жить вне привычных ему природных
условий, подогнанных предками под его потребности. Нами были описаны
механизм возникновения антропогенных ландшафтов и его связь с фазами
этногенеза. Эта довольно жесткая связь также зависит от коллективного
настроя этнической системы, образующей этноценоз, развитие которого
сопряжено, как мы теперь знаем, с уровнем пассионарного напряжения, а также
с характером адаптации в ландшафте и наличием той или иной этнической
доминанты. При таком подходе к сюжету исследования сама собою отпадает
европоцентристская идея о преимуществе технической цивилизации над
развитием другого типа. Действительно, почему считать земледельческие
культуры Индии или охотничьи культуры эскимосов Канады менее совершенными,
нежели способ жизни обитателей урбанистических агломераций? Неужели только
потому, что последние привычны для большинства наших читателей?
Однако если мы оторвемся от обывательского субъективизма, то нам
потребуется надежный критерий для сравнения этносов и суперэтнических
культур, потому что они действительно не могут считаться вполне
равноценными друг другу. Для этой цели следует снова обратиться к
рассмотрению особенностей этногенетических процессов и, не ограничиваясь
простым описанием, дать интерпретацию на базе открытой нами пассионарности,
где фазы этногенеза и смена состояний антропогенных ландшафтов будут
коррективами друг для Друга.
То, что разница этнопсихологических стереотипов определяется климатом,
рельефом, флорой и фауной этнических месторазвитий, было известно задолго
до Монтескье. Эти идеи фигурируют еще у арабских географов X-XIV вв.,
являясь фундаментом географического детерминизма, неверность коих
заключалась не в ложности, а в недостаточности объяснения наблюдаемых
явлений. Географы этого направления не учитывали главного - динамики
этнопсихологических складов, меняющихся в течение веков единообразно и
закономерно. Поясним это на наглядных примерах из русской литературы и
истории.
Русский, а точнее- великорусский этнос существует очень давно. Если даже не
брать мифического Рюрика с не менее мифическим Олегом и Игорем, то, во
всяком случае, наши непосредственные предки зафиксированы уже после
татарского нашествия, где-то в начале XIV в. Они такие же русские, а разве
они вели себя так, как ведем себя мы? Нет, совсем не так. Например, Пушкин,
когда его обидели, стал стреляться на дуэли. Ведь никто из нас, когда его
будут оклеветывать, ругать или про жену говорить гадости, на дуэли драться
не будет. Являемся ли мы по отношению к современникам Пушкина иным этносом
потому, что мы ведем себя иначе? Как будто на это должно ответить
утвердительно... А может быть, и нет? Потому что интуиция нам подсказывает,
что Пушкин был такой же русский человек, как и мы. И смена стереотипа
поведения нам кажется вполне естественной. Ведь за триста лет до Пушкина, в
эпоху Ивана Грозного, когда дуэлей не было и вообще их не знали, как повел
себя, например, купец Калашников, жену которого обидел опричник Кирибеевич?
Лермонтов совершенно точно это описал. Купец улучил момент и в честном
кулачном бою нанес противнику нечестный удар в висок. Он убил обидчика,
пожертвовав за это собственной жизнью. С точки зрения людей эпохи Пушкина и
Лермонтова - это была великая подлость. Так не делают! Если ты вышел на
честный бой, дерись честно. Но, с точки зрения современников купца
Калашникова, тот поступил абсолютно правильно, и даже сам Иван Грозный
сказал: "Казнить-то я тебя казню, так как убийство было подлое, а велю
палача нарядить и по всей Москве звонить, а твоим родственникам торговать
безданно и беспошлинно, потому что у тебя были основания убить моего
верного слугу".
Но еще на 200 лет раньше в таких случаях никто вообще не старался убить
своего обидчика, особенно если тот имел высокое социальное положение: был
удельным князем или влиятельным боярином. Обиженный дружинник, священник
или смерд просто уезжал в другое княжество. Раз в Москве плохо обошлись -
поехал в Тверь. А если и в Твери плохо обошлись - в Суздаль, а если в
Суздале не понравилось - ехал в Литву. Совершенно иная реакция на обиду,
совершенно иной стереотип поведения. Следовательно, по принятому нами
принципу, речь в данном случае должна идти о совершенно разных этносах. Но
мы-то знаем, что это один этнос и что мы встречаем явление, не
фиксированное в статике, а процессы закономерных изменений; каждое явление
следует брать с его прошлым, с перспективой его будущего. Можно усомниться,
что такие нюансы поведения, как реакция на обиду, имеют значение для
географии, но есть равновеликие явления, хотя и менее яркие, которые
активно формируют антропогенный ландшафт.
То, что разные этносы различно относятся к природе, это мы уже установили,
но даже один и тот же этнос в равные фазы своего этногенеза ведет хозяйство
разными способами, а тем самым влияет на вмещающий ландшафт различно.
Кроме того, архитектура не только городов, но и отдельных поселений, даже
домов с усадьбами, является составной частью антропогенного ландшафта. А
то, что она зависит от характера деятельности людей данного этноса -
понятно и без доказательств.
Таким образом, так называемый "национальный характер" - миф, ибо для каждой
новой эпохи он будет другим, даже при ненарушенности последовательности
смены фаз этногенеза. Например, Илья Ильич Обломов и его слуга Захар -
лентяи. Однако их предки отбили от татар Заволжья богатые земли, завели на
них доходное хозяйство и построили себе удобные красивые дома, наполнив их
книгами и картинами. Предки Раневской развели вишневый сад, который она
пустила на ветер. Купчики из пьес Островского тратят капиталы, сколоченные
их дедами. Так что же характерно для "русского" психологического типа:
строгое собирательство или веселое, беззаботное расточительство? Видимо, то
и другое, но в зависимости от эпохи, т.е. фазы этногенеза. Эти изменения
идут неуклонно, не будучи функционально связаны ни с модификациями
географической среды, ни со сменами общественно-экономических формаций,
хотя постоянно взаимодействуют с теми и другими. Но это интерференция
"независимых переменных", сопряженных в историческом процессе.
ВОПРЕКИ
Если рассматривать историю как функцию времени и отказаться от всех
предвзятостей, с этим связанных, то окажется, что время ведет себя не
единообразно. Это суждение настолько непривычно, что необходимо условиться
о терминах, потому что предлагаемые здесь дефиниции касаются лишь
"исторического" времени, но не затрагивают математических концепций Ньютона
или Эйнштейна и "биологического" времени, исчисляемого сменой поколений
изучаемого вида. Применять особенности, описанные низке, к процессам
геологического времени тоже не следует, так как у косного вещества есть
свои закономерности. Ограничимся спецификой человека и характера его
становления. Это тоже немало.
Историческое время в отличие от физического (протяженного), биологического
и относительного (континуума) обнаруживает себя через насыщенность
событиями. То, что мы называем "временем", есть процесс уравнения
энергетических потенциалов, иногда нарушающийся взрывами (толчками),
воссоздающими неравенство энергетических потенциалов, т.е. разнообразие.
Импульсы, возникающие в биосфере из-за этих толчки, и есть материальная
основа творчества, проявляющаяся в стремлении то к красоте - искусство, то
к истине - наука, то к справедливости - мораль, то к власти - благодаря
этому импульсу создаются государства, то к победе - будь то завоевание
чужой страны или мимолетный успех оперного тенора, и т.д. Эти импульсы
могут быть позитивными, т.е. жизнеутверждающими, щадящими все живое и
ценящими все созданное руками человека, и негативными, разделяющими
энергию, информацию и вещество, в котором информация находит свой приют.
Негативный импульс уводит кванты энергии за границы времени... и это
подлинный конец процесса. Но позитивный импульс воссоединяет энергию с
косным веществом, принимает информацию, - и мир продолжает существовать
заново. Все неповторимое и прекрасное при потере энергетического заряда
исчезает. Вот почему так велики утраты в эпохах, насыщенных деяниями, но
против гибели выступает Память; а коллективная память этносов - это и есть
история культуры.
ПОДЪЕМЫ И УПАДКИ
Согласно теории прогресса, нет ни подъемов, ни упадков. Стало привычным, и
не без некоторых оснований, считать, что западный полуостров Евразийского
континента имеет в истории человечества особо важное значение. В качестве
доказательств ссылаются на расцвет классической Эллады, поход Александра
Македонского, создание Римской империи, блестящую живопись эпохи
Возрождения, "великие открытия" и колониальные захваты XVI-XIX вв. Однако
при этом упускается из виду то, что перечисленные "расцветы" были
эпизодами, и не только на фоне Всемирной истории, но и на канве истории
Средиземноморского бассейна. Расцвет Эллады был, по сути дела,
кратковременной гегемонией Афин. Победы Александра вызвали ответные удары
парфян, саков и индусов и крушение македонской самостоятельности. Рим... но
о нем побеседуем специально. А что касается побед испанцев, французов и
англичан над краснокожими, черными, смуглыми и желтыми заокеанскими
этносами, захваченными врасплох, то уже сейчас видно, насколько
недолговечны были завоевания конкистадоров, авантюристов и негоциантов.
Значительно более долгими были эпохи безвременья, о которых европейские
историки не любят писать, но которые станут предметом нашего анализа.
Упадки культуры - столь же важные явления истории, как и ее подъемы. Откуда
же берутся целые столетия без искусства, литературы, философии? Поясним.
В эпохи частых переселений целых народов в иные страны, при взаимном
неприятии чужих культур и при контактах на суперэтническом уровне условия
для сохранения памятников искусства были крайне неблагоприятны. Наследие
римской античности сохранилось только под землей, откуда его начали
извлекать гуманисты в XV в. Дивная иконопись эпохи подъема византийской
культуры стала жертвой иконоборцев. Роскошные золотые и серебряные
украшения угров, алан, русов и хазар были перелиты в монеты и слитки, а те
разошлись по окраинам Ойкумены. Чудные вышивки, тонкие рисунки на шелке,
богатые парчовые одежды, тюркские поэмы, написанные на бересте, истлели от
времени, а героические сказания и мифы о возникновении космоса были забыты
вместе с языками, на которых их декламировали рапсоды. Вот почему эпоху I
