- Здесь, что ли?
Они встрепенулись, заспанно выглянули и подтвердили:
- Здесь.
Рогов заметил вдруг неподвижные красные огни, необъяснимо висящие в
темном небе. Он сел в машину и свернул на проселок. Свет фар скользнул по
строительной площадке и осветил металлический вагон, увешанный плакатами
по технике безопасности, штабеля труб и балок, железные бочки, лебедки;
четыре массивные опоры поднимались из земли и уходили вверх.
- Здесь мы работаем, - сказал маленький.
- Наверху, - добавил высокий.
Рогов притормозил и посмотрел вверх, но ничего, кроме красных огней,
не увидел. Он опустил стекло и высунул голову: лицо обдало вечерним
полевым холодом. Рогов погасил фары и сразу же как будто окунулся в ночь.
Кругом лежало темное поле, над которым высоко в небе неподвижно висели
красные сигнальные огни.
- Хотите посмотреть? - неожиданно предложил маленький и вылез.
Следом за ним вылезли высокий и Рогов.
В легкие попал холодный воздух. Рогов глубоко вздохнул, чувствуя его
чистоту и свежесть. От дороги в сторону башни шел ухабистый проселок с
глубокими колеями, выбитыми грузовиками.
Высокий подошел к сараю и дернул рубильник: сильные фонари осветили
всю башню. Она стройно уходила вверх, вонзаясь в небо.
- Вы ее собирали? - спросил Рогов.
- Мы, - ответили они в один голос, а маленький добавил: - Это
ретранслятор для телевидения. Выше будет, мы еще монтируем.
- Не страшно наверху?
- Нет, - улыбнулись они.
- Хотите, мы вам покажем? - спросил вдруг высокий и, не дожидаясь
ответа, побежал к лестнице.
За ним побежал маленький.
- Не стоит, - сказал им вслед Рогов, но высокий уже лез вверх. За ним
полез маленький. - Ребята, не надо! Бросьте!..
Они лезли быстро и проворно - казалось, лестница сама течет вниз, а
они лишь перехватывают перекладины. Рогов отошел, чтобы лучше видеть.
"Вверх, вниз, да не один раз на день, приличная нагрузка", - подумал он.
Они дважды добирались до маленьких угловых площадок, но не
остановились, а продолжали подниматься. Он представил ту высоту,
расстояние до земли, открытое стылое темное пространство вокруг... "Черт
меня дернул отпустить их!" - подумал он зло. Он вдруг почувствовал холод и
пустоту в груди: по узкой балке, казавшейся отсюда лишь темной полоской,
они перешли пролет, оказались с другой стороны и полезли дальше. Рогов
выругался. На самом верху они сели отдыхать на перила.
У него перехватило дыхание, а ноги ослабли. Он отчетливо представил
их наверху, как будто сам забрался туда, ощутил высоту и почувствовал
головокружение.
Передохнув, мальчишки принялись бегать по балкам над пролетом. Рогов
хотел закричать, остановить их, но боялся отвлечь их криком: он застыл,
сжался и оцепенело смотрел вверх, не двигаясь. Весь он был точно скован
морозом.
Некоторые балки не были видны, и казалось, мальчишки сами по себе
носятся в воздухе; вполне верилось, что они ненароком могут отбежать в
сторону и вернуться.
Сверху доносились неразборчивые оживленные голоса и смех.
"Веселятся", - подумал Рогов. Страх отпустил его, и теперь он испытывал
зависть: сверху им открывался ночной простор, разбросанные огни, а до
звезд в разрывах облаков было подать рукой.
Рогов бросился к башне, схватил на бегу металлический прут и принялся
бешено колотить им по толстой опорной трубе.
- Прекратите! Прекратите! - кричал он, матерясь. - Сопляки! Балбесы!
Слезайте, к чертовой матери!
Он еще продолжал стучать, а они уже торопливо лезли вниз; в тишине,
как камертон, звенела башня - протяжным угасающим звоном.
Рогов повернулся и зашагал к дороге. Он влез в машину и включил
печку: его знобило. Мальчишки подошли и сконфуженно остановились.
- У вас мозги есть? - хмуро спросил Рогов. Они виновато молчали. -
Цирк устроили. Что, жить надоело?
Они потупились, словно он был их начальником и распекал по работе.
- Я вас спрашиваю!
Они молчали. В тишине с шоссе донесся гул машины.
- Можно, мы пойдем? - тихо спросил маленький после долгого молчания.
- Садитесь, - мрачно приказал Рогов.
- Нам тут близко, - сказал высокий.
- Садитесь. А то еще куда-нибудь заберетесь. Я из-за вас спать не
буду.
Они въехали в поселок и проехали по улице мимо темных окон. Свет фар
скользил по заборам и отражался в черных стеклах.
- Здесь, - сказали они.
Машина остановилась возле большого рубленного дома. Теперь нужно было
проститься, на этот раз окончательно. Все долго молчали.
- Ну, что ж... - сказал Рогов. - Прощаемся?
- Чаю хотите? - неожиданно предложил маленький.
Рогов посмотрел на часы: к отбою он уже опоздал.
- Хочу, - сказал он.
Втроем они вошли в темный дом, за дверью слышался многоголосый храп.
Вспыхнул свет, осветил бревенчатую кухню с большой печью, от которой
несло теплом; на веревке сушились портянки и носки, у печи шеренгой стояли
сапоги.
- Садитесь, - пригласил маленький.
Рогов сел к дощатому столу, высокий достал термос и кружки и налил
всем крепко заваренный чай. Маленький нарезал большими кусками хлеб,
намазал сгущенным молоком. Было тихо.
- Я на шахте работал, тоже в общежитии жил, - сказал Рогов.
Они ели, посматривая на него, и не решаясь говорить.
- Сколько те балки? - спросил он.
- Какие? - не понял маленький.
- По которым вы бегали...
- Широкие. Двести миллиметров. - Высокий пальцами отмерил на столе
расстояние.
- Двадцать сантиметров. - Рогов неодобрительно покачал головой: куда
как широко.
- Да там по прямой шагов восемь или девять всего, - успокоил его
маленький.
"Всего", - подумал Рогов и представил себя там, наверху: нет, лучше
без судей и без правил играть с канадцами.
- А работать вы должны в поясах?
- Должны, - вяло ответил маленький, а высокий промолчал.
Рогов допил чай и посмотрел на часы. Пора, он встал.
- Может, переночуете? - тихо и без всякой надежды спросил маленький.
В тишине из-за стены глухо доносился храп. Мальчишки напряженно
смотрели ему в лицо, ожидая ответа.
- Я уступлю вам кровать, - быстро сказал высокий.
- Мне рано вставать, - ответил Рогов в сомнении.
- У нас будильник, - торопливо сказал маленький.
Они повели его в соседнюю комнату, где было жарко и душно и стоял
густой храп. Вспыхнул яркий свет. Рогов увидел просторное помещение, в
котором было десять кроватей; на всех, кроме двух, спали люди.
- Зря зажгли, разбудите, - сказал Рогов, щурясь от света, но никто не
проснулся.
Стены комнаты были оклеены журнальными картинками, фотографиями
киноактрис, снимками хоккейных матчей. Он увидел и себя - на льду с
кубком, поднятым над головой. Пахло прелой одеждой, мазутом, потом и было
шумно от храпа. "Давно я не был в рабочих общежитиях", - подумал Рогов,
ложась на кровать. И уже погружаясь в сон, он услышал шепот на соседней
кровати:
- Никто и не поверит, что у нас Рогов ночевал. И не докажешь.
Он вспомнил о маленькой клюшке и маленьком ботинке с коньком, висящих
на ветровом стекле. "Надо будет им отдать", - подумал он и уснул.
Его разбудили в шесть утра. Кроме мальчишек, в комнате все еще спали.
Он вышел на улицу, плечи и спину охватил озноб. Было темно, холодно,
туманно, в тумане чернели ближние дома. Рогов крепко потер щеки, чтобы
прогнать сон, потом завел мотор, оставил его греться и вылез.
На парнях были теперь теплые ватные куртки, брезентовые брюки,
заправленные в сапоги, монтажные пояса, к которым были приторочены каски,
- рабочая одежда делала их, как форма хоккеистов, крупнее, чем они были на
самом деле.
- До свидания, - сказал маленький. - Спасибо.
- И вам спасибо. - Рогов пожал им руки. - Пока...
- Вы теперь в Канаду поедете? - спросил высокий.
- Поеду, если возьмут.
- Вас возьмут, - убежденно сказал маленький.
- Возьмут, - подтвердил высокий.
- Ну, раз вы так уверены... - улыбнулся Рогов.
- Хоть раз бы съездить, - мечтательно и печально улыбнулся высокий.
Рогов сел в машину и тронулся с места. Потом остановился и открыл
дверцу.
- Обещайте, что без поясов вы там шагу не ступите. Обещаете?
Оба кивнули.
- Смотрите, вы слово дали. - Он захлопнул дверцу.
Рогов проехал по улице, в некоторых окнах уже горел свет. Он выехал
из поселка и в размытой темноте увидел над полем красные огни; отсюда не
понять было, на какой они высоте.
Огни висели высоко в черном небе, и казалось, они не связаны с
землей, а горят сами по себе, как звезды.
Он подумал, что забыл отдать мальчишкам подарки, и огорчился.
Над лощинами стоял туман, но небо было чистым, и Рогов видел красные
огни все время, пока ехал через поле. Он испытывал какую-то неловкость,
смущение, но не отчетливо, а так, смутно, невнятно.
Он выехал на шоссе, прибавил скорость, машина понеслась, прорезая
фарами сумеречный воздух; в кабине играла музыка, было тепло и уютно.
Теперь ему предстояло так ехать до самой Москвы. Вскоре должно было
светать.
ИСПОВЕДЬ ПАТРИОТА
(Метаморфозы)
Он возник на пороге как подарок судьбы, меня взяла оторопь: я давно
мечтал о встрече, его приход случился знаком свыше, посланием небес.
Гость, как две капли воды, был похож на Бурова из моего романа
"Преисподняя" - такие же беспокойные руки, которые вечно что-то ищут,
трогают, ощупывают, гнут, теребят всякий предмет, который сподобятся
ухватить. Буров нередко ломал ручки и карандаши, рвал носовые платки,
раздергивал на нитки вязание; когда руки ничего не находили, он нервно
грыз ногти и обкусывал их до мяса.
Таких людей постоянно гложет какая-то тревога, изводит мучительный
зуд - ест и не дает покоя. Буров никогда не находил себе места, ерзал,
озабоченно озирался и, волнуясь, подозрительно оглядывался, точно опасался
слежки.
Гость в отличие от Бурова выглядел загорелым, это меня и смутило.
Буров был бледен всегда, на бледном лице странным образом выделялись
глаза: они ярко горели, как будто неистовая догадка осенила его вдруг и
жгла, распаляла, отнимая покой.
В глазах загорелого гостя тоже полыхал огонь сокровенного знания,
словно он, как и Буров, постиг что-то, что другим не дано, один познал
истину, недоступную остальным; она горела в его глазах - горела и не
иссякала.
Был апрель, запоздалая, похожая на осень, весна. Погода сулила долгое
ненастье. Едва сошел снег, зарядили холодные дожди, воздух наполнила
промозглая сырость, денно-нощная стынь, от которой ныли суставы.
Никто однако не замечал сиротской весны, в этот апрель людей занимала
политика. Изо дня в день повсюду клокотали жгучие споры, всеобщий раздрай
и перепалка вот-вот могли обернуться дракой и кровью. Люди не замечали
холода, стремительно пролетали ненастные дни - мимо, мимо, как полустанки
за окном экспресса.
- Вы уже определились, как будете голосовать? - поинтересовался
пришелец.
Я слышал от соседей, что по квартирам ходят агитаторы, убеждая
жильцов, кому отдать предпочтение. По правде сказать, я ужасно не люблю,
когда мне навязывают чужое мнение, но я сдержался: не давать же сразу от
ворот поворот.
- Кто вы? - спросил я как можно приветливее.
- Мы - патриоты! - ответил он со сдержанной гордостью.
Честно говоря, я тоже считаю себя патриотом. И я до сих пор не свыкся
с тем, что Аляска уплыла к Соединенным Штатам, все ломаю голову, как ее
вернуть. Впрочем, и Финляндию, и Польшу тоже. С какой это стати они теперь
