консультации: в хирургию, в терапию и в кардиологию, а затем подряд
привезли четыре инсульта, да все тяжелые. Утром, когда ординаторская
заполнилась, коллега сказал Костюковичу, что его разыскивала Каширгова. Он
удивился - знал, что она на курсах, но не знал, что вернулась. После
пятиминутки позвонил ей в отделение.
- Здравствуйте, Марк. Я уже на месте. Вернулась на неделю раньше, -
сказала она. - Вы с ночи?
- Да. Но я зайду.
- Заходите, угощу вас кофе...
Он шел по внутреннему двору уставшей походкой, ощущая от бессонной
ночи тяжесть в затылке и резь в глазах. Он уже был у двери в отделение
патологической анатомии, когда она отворилась. Костюкович машинально
шагнул в сторону, чтобы пропустить выходившего оттуда человека. Им
оказалась миловидная стройная девушка в белом халате и в белой шапочке. Он
узнал ее не сразу, но узнал. Она тоже придержала шаг, видимо, от
неожиданной встречи, смутилась.
- Что вы тут делаете? - вырвалось у него.
- Я тут работаю.
- Кем?
- Лаборанткой.
- Как вас зовут?
- Аня... Извините, я спешу, - вдруг заторопилась она...
Каширгова ждала его. Шнур чайника свисал из розетки, на столе стояла
банка гранулированного кофе "Кафе Пеле", две чашки и сахарница.
- Совсем приехали, Сажи? - спросил он, усаживаясь.
- Да. Нас отпустили на неделю раньше... Что у вас слышно?
- Был у главного.
- Ну и?..
- Он утерся. В прокуратуре тоже все нормально.
- И я была у главного. Получила удовольствие, показав ему стекла.
- Обрадовался?
- Изобразил во всяком случае... Я подала ему заявление, Марк.
- Какое?
- По собственному желанию.
- То есть? - он поставил чашку в блюдце.
- Ухожу на кафедру. Там есть ставка ассистента. Сивак берет меня. Я
все же кандидат, - усмехнулась она.
- Зачем, Сажи?
- Надоело. Буду наукой заниматься и читать лекции.
- Интересный поворот, - не скрывая огорчения, сказал он.
- Но будем видеться, Марк. Из вашего отделения до кафедры даже ближе,
чем сюда... И потом - у вас есть мой телефон, а у меня ваш.
- Ну разве что, - хмыкнул он.
- Еще кофе, Марк?
- Нет, спасибо...
Пока произносились все эти слова, другие слова немо возникали на
периферии его мозга, подыскивали свое место в логическом ряду, составляли
теперь уже хорошо видимую и понятную картину. И когда последний мазок
вроде завершил ее, Костюкович сказал:
- Сажи, у вас работает такая лаборантка - Аня? Беленькая,
смазливенькая с хорошей фигуркой?
- Да, есть такая, - удивленно ответила Каширгова. - Понравилась?
- Внешность - весьма... Вы не могли бы пригласить ее сюда?
- Сюда?! Зачем?!
- Пригласите, пригласите.
- В чем дело, Марк?
- Она у вас старшая?
- Нет. Исполняла обязанности, пока старшая была в отпуске.
- А когда это было?
- Около двух месяцев тому, - Каширгова сняла трубку внутреннего
телефона. - Так что, звать?
- Да-да. Непременно!
- Вы меня заинтриговали. Алло, Света, ты?.. Скажи, чтобы Аня Минеева
срочно зашла ко мне... Разыщи ее...
- Пишет он неграмотно, но за это сочинение я ставлю ему пятерку -
брехни вроде нет. Ладно, проверим, - сказал Левин, дочитав последнюю
страничку излияний Дугаева. - Где он сам?
- Рудько поехал с ним в его гараж. Я попросил Богдана, чтоб он
подольше держал при себе этого писателя - вы успете к Алевтине Петровне
Деркач до того, как он появится там, так будет веселей.
- На чем они поехали?
- А на его грузовике, Рудько с ним в кабине, а в кузове хмель, -
засмеялся Михальченко. - Бедняга Чекирда звонил?
- Нет... Ну что, начнем? - Левин взялся за телефон, набрал коммутатор
пивзавода. - Будьте добры, 5-13... Алло!.. Алевтина Петровна?
Здравствуйте. Моя фамилия Левин... Нет-нет, я не врач, я другой Левин. Мне
срочно нужно повидать вас... Нет, по телефону это долго и не в ваших
интересах, коммутатор дело ненадежное... Интригую?.. Нет, я не интригую...
Есть такое бюро, занимается всякой всячиной... Уверяю вас, отлагательства
не терпит. Поверьте, тут не мои, а ваши интересы... Это при встрече... Да,
прямо сейчас, скажем, минут через тридцать-сорок... Левин Ефим
Захарович... Какая? Ага, второй этаж, седьмая. Понял, - он опустил трубку
и сказал Михальченко: - Дама наша очень занята, упиралась, хотела, чтобы
все по телефону или завтра-послезавтра. Все же уговорил... Я поехал...
- Если Чекирда объявится, что ему сказать?
- Пока ничего. Сперва послушаем Алевтину Петровну...
- Куда едем, Ефим Захарович? - спросил Стасик, когда Левин уселся в
машину.
- На пивзавод, Стасик. Любишь пиво?
- Нет, я люблю "сухарик", я ведь родом из Цимлянска. Знаете, какой
там виноград давят?!
- Слышал...
Пропуск ему был заказан. Пройдя двор, Левин зашел в здание
заводоуправления, поднялся на второй этаж. На двери комнаты "7" висела
табличка "Начальник отдела снабжения и сбыта".
Алевтина Петровна Деркач оказалась женщиной весьма представительной.
Было ей около пятидесяти, лицо спокойное, холеное, слегка украшенное
косметикой, волосы ухожены, умеренная седина на них не скрывалась, и
ростом хозяйка кабинета была высока, и фигурой ладна. Все это Левин оценил
сразу и подумал: "Властна".
- Я - Левин, - сказал он кратко.
- Садитесь. Итак, из какого же вы бюро?
- Частное сыскное бюро или агентство, как угодно. Называется "След".
- Многозначительное название.
- Алевтина Петровна, сперва маленькое предисловие для того, чтобы ни
я, ни вы не сетовали потом, что наша встреча оказалась потерей времени.
Так вот: около сорока лет я проработал в прокуратуре следователем, а ушел
на пенсию с должности прокурора следственного управления.
- К чему эта преамбула? - перебила она.
- Чтобы вы поверили, что я профессионал и посему дело, по которому я
пришел к вам, для меня в общем-то рядовое. Если вы поверите, что у меня
есть опыт, мы не будем морочить друг другу голову - он посмотрел на нее.
Ничто не изменилось ни в лице, ни в осанке.
- Дальше, - спокойно сказала она, словно приняв его условие.
- Вот это - так сказать, исповедь шофера Дугаева, - Левин вынул из
папочки сцепленные скрепкой серые странички. - Она весьма многословна, но
я всегда любил подробности, лишние слова меня не угнетали. Прочитайте,
пожалуйста. Потом, если захотите, прокомментируете.
- А где сам Дугаев?
- Его повезли в гараж, где он кое-что хранит.
Ничего не сказав, она стала читать. И снова на лице ее Левин не
увидел ни смущения, ни волнения, словно читала она какую-нибудь рядовую
бумажку, каких много приходится читать по службе начальнику отдела
снабжения и сбыта.
- Что же требуется от меня - опровержение или подтверждение? -
спросила она, закончив читать.
- Ни то, ни другое. Некоторые уточнения. Поскольку опровергать -
затея безнадежная, а подтверждать или нет - дело ваше. Я ведь не из
прокуратуры, не из милиции; протокол вести не собираюсь. Я просто выполняю
договорные обязательства перед нашим клиентом.
- Какие тут возможны варианты? - не то Левина, не то себя спросила
она, словно собираясь у него что-то выторговать за свою откровенность. -
Вы же сразу побежите в милицию.
- Я уже стар бегать, Алевтина Петровна. У меня артрит, ноги болят,
поэтому чаще пользуюсь телефоном. Но даже, если бы я поленился снять
телефонную трубку, есть еще шустрый и обиженный вами Чекирда и еще одно,
уже официальное лицо - некто Рудько, следователь ГАИ, задержавший вашего
Дугаева.
Она долго молчала, расхаживая по кабинету, а Левин сидел и ждал,
какое же решение она примет. А их было три возможных: выставить его за
дверь, заявив, что он обратился не по адресу; городить ложь, отвечая на
его вопросы, или полуложь; и, наконец, - выложить все, как на духу, не
зная, о чем осведомлен Левин, а что держит в запасе. Если она умная
женщина, а Деркач производила впечатление женщины умной, опытной, то,
конечно, пойдет на откровенный разговор. Во-первых, в расчете, что
все-таки сможет договориться с Чекирдой полюбовно. Ясно, она его знает.
Когда Левин упомянул его фамилию, даже не поинтересовалась, кто, мол,
такой этот Чекирда. Во-вторых, зная этот тип женщин, достигших престижных
постов, - деловых, властных, амбициозных, тщеславных - Левин полагал, она
не станет врать, опасаясь, как бы он тут же не поймал ее на лжи, т.е.
унизит таким образом и низведет с определенного пьедестала в их иерархии
ценностей до положения заурядной продавщицы пива, которую поймали на
недоливе. Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что она безусловно
понимала: если дело дойдет до суда, то получит срок. Это и есть та
обнаженная реальность, которую она, разумеется, вычислила прежде всего...
И он не ошибся, она спросила:
- Какие вы даете мне гарантии за мою откровенность?
Он понял, что она имела в виду:
- Алевтина Петровна, все ваши ответы на мои вопросы я передам прежде
всего Чекирде, своему клиенту. Мы же с вами, повторяю, будем беседовать
без протокола, подписывать вам ничего не придется, вы всегда сможете
отказаться от своих слов, даже заявить, что вы меня и в глаза не видели,
просто мы друг другу приснились, как дурной сон.
- Что вы юлите?.. А не боитесь неприятностей?
- За что и от кого? - спросил Левин.
- От милиции, прокуратуры за то, что не зафиксировали письменно.
- Это уже мои заботы. Вас они не должны волновать. Что же касается
Чекирды, - это выходит за пределы моих функций. Вы не боитесь с его
стороны шантажа впоследствии?
- Вот уж этого я не боюсь! - воскликнула Деркач. - Мы с ним в
некотором смысле были впряжены в одну телегу. Так что если одна из лошадей
падает, телега все равно перевернется и потянет за собой вторую лошадь.
- Значит, вы знакомы с Чекирдой?
- А разве он вам не сказал? - удивилась Деркач.
- Я его об этом не спрашивал, - уклончиво ответил Левин.
- Знакомы. И давно. Прежде он занимал этот кабинет, а я была его
заместительницей. Восемь лет...
- Странно для его профессии железнодорожника...
- Садись, Аня, - сказала Каширгова, когда девушка вошла. - Марк
Григорьевич хочет задать тебе несколько вопросов.
Аня села. Костюкович видел, что она напряжена.
- Вы хорошо плаваете, Аня? - спросил он.
- Учусь, - ответила, удивившись. - А почему вы спрашиваете?
- Я видел вас в бассейне. Там, где работает Сева Алтунин. Кстати, вы
не знаете, каким лосьоном он пользуется?
- Откуда мне знать? - смутилась.
- Тогда я вам скажу. "Шанель "Эгоист".
- Может быть... Я с ним не очень знакома.
- Разве? А я полагал, что вы довольно близко знаете друг друга.
- Нет.
- Однажды во время ночного дежурства я пошел посмотреть, хорошо ли
запер машину. В тоннеле-переходе почувствовал запах лосьона. Стойкий
лосьон. Кто-то только что передо мной прошел по тоннелю во двор. Была
ночь. Ни души. Но когда я вышел во двор, увидел две фигуры. Обе в белых
халатах, мужская и женская. Они двигались от тоннеля в сторону вашего
отделения, Сажи, - повернулся он к Каширговой. - Я решил, что это врачи со
"скорой", поскольку за отделением подстанция "скорой", - он снова
обратился к Ане. - Но недавно, Аня, я понял, что это были вы и Алтунин.
Вы, должно быть, близко знакомы, если после плавания выходите из одной
душевой кабины, - Костюкович взглянул на девушку. Лоб, щеки, шея ее густо
покраснели, она опустила голову. Он снова обратился к ней: - Я и Сажи
