стекол очков голубизна глаз уже не казалась такой выцветшей.
- Дмитрий Николаевич, - Скорик сел. - Вы три года работаете в системе
книготорга. Сейчас книжный бум, вокруг налипло много разного народа, есть
и "штатные", постоянные люди, кое-кто на этом греет руки, мешает вам. Вы
согласны?
- Мешают, - коротко ответил Зубарев.
- И этих "штатных" вы не можете не знать.
- Знаю, надоели. Уже обращался в милицию. Безрезультатно.
- А такая фамилия вам не знакома? Шиманович?
- Я был хорошо знаком с Богданом Григорьевичем. Вы напрасно
причисляете его к этой публике.
- Когда последний раз вы навещали Шимановича?
- Дома я у него никогда не был, обычно он заходил ко мне, довольно
часто.
- А когда последний раз вы его видели?
- Уже в гробу, на похоронах.
- Вы были на похоронах?
- Да. На новом кладбище. Даже фотографировал эту печальную процедуру.
Думал, кому-нибудь из родственников захочется иметь на память. Но он, как
оказалось, совершенно одинок. Если вам для следствия нужны эти фотоснимки,
могу предоставить. Вы, как я понимаю, ведете следствие, ищете убийцу.
Далеко продвинулись?
- Откуда вы знаете, что он убит?
- Знакомый адвокат, тоже книжник, бывший коллега Богдана Григорьевича
сказал.
- А когда вы видели последний раз Шимановича живым?
- Четырнадцатого, в пятницу, за день до его гибели.
- По какому поводу вы встретились, где?
- Он пришел в магазин около семи, перед самым закрытием... Принес
восемь рублей - долг. За книгу "Справочник Апостольской церкви за 1935-38
годы". Кроме того, возвратил мне сборник речей адвоката Кони, книга
оказалась дефектной, кто-то выдрал целый блок страниц, а я недоглядел.
- Дмитрий Николаевич, один деликатный вопрос. Поскольку вы знаете
тех, кто постоянно крутится возле магазина, не подскажете ли, на кого
стоит обратить внимание?
- Думаю, от них толку мало. Богдана Григорьевича они считали чудаком,
ведь "Фаворит" Пикуля и подобная литература его не привлекали. Они знали,
что ни денег, ни ходовых книг он не имел, его интересовало другое, на чем
не "наваришь".
- И все-таки?
- Запишите несколько фамилий, - с сомнением сказал Зубарев, и
продиктовав, добавил: - Как я понимаю, вы пригласили меня не для разбора
какой-то жалобы?
- Вы правильно поняли, - улыбнулся Скорик. - Не обижайтесь.
- Бога ради!
- Возле каждого букинистического крутится, видимо, свой контингент,
регионы у них распределены?
- Всюду одни и те же физиономии. Мигрируют. Сегодня они у меня,
завтра - у другого магазина. И так далее. На следующей неделе все
сначала...
- Вы нам очень помогли, - сказал Скорик, сворачивая разговор.
- Не думаю. Впрочем, вам видней, - сказал Зубарев...
45
Кабинет Кухаря, большой, вельможный, с хорошей, по заказу сделанной
мебелью, сиял чистотой, как выставочный павильон накануне открытия.
Красивые, разведенные по углам набивные бежевые шторы висели на широком, в
тон мебели, карнизе, блестел наборный - белый, светло-коричневый и
темно-коричневый, - покрытый лаком паркет. Стены обшиты тонированной
сосной. И как завершение ведомственного натюрморта - три телефонных
аппарата: зеленый, желтый и красный.
"Во что же это обошлось? - усаживаясь в издавшее вздох кресло,
обтянутое оранжевым нежным кожзаменителем, подумал Сергей Ильич. - По
какой статье пошли деньги?" - но спрашивать не стал, не хотел злить
хозяина кабинета, к которому пришел с просьбой.
И тут Кухарь без предисловий прямо спросил:
- Тебя что, Минька прислал?
- Минька? - притворно удивился Сергей Ильич, понимая, о чем речь. -
Что значит прислал?
- Гад он! - Кухарь вышагивал по кабинету. - Свинью мне подложил! Мог
бы и не размазывать эту кашу, - и Кухарь подробно поведал всю историю. -
Что скажешь? - запыхавшись, он остановился у столика, на котором стояло
три бутылки с "Боржоми", налил стакан и залпом выпил. - Допустить, чтоб
обгадили доброе имя Тимофея?! Брат он мне, понимаешь!
- Понимаю, все это неприятно. Но не драматизируй. А, главное, не лезь
на рожон, только усложнишь все. Не привлекай внимания. Парень этот,
Зданевич, если он так долго копал, вряд ли уступит. Зачем тебе эта шумная
война? Сам знаешь, когда доходит до скандала, начальство начинает
морщиться. Недовольны останутся тобой: зачем раздул.
- А-а! - Кухарь махнул рукой. Уселся за стол. - Так что у тебя?
- Я веду сейчас крупное наследственное дело. Ищу одного человека. Ни
в каких архивных документах имя его не могу выловить. Но есть данные, что
он якобы был в подполье в годы войны. И именно в наших краях. Кого ты
знаешь из близких соратников твоего брата? Может они мне помогут?
- Из близких?.. - задумался Кухарь. - Кто еще жив?.. Есть такой
Григорий Миронович Коваль. Он у Тимофея был как бы порученцем.
- Ты можешь меня связать с ним?
- Давай попробуем. - Кухарь достал из ящика маленький изящный блокнот
с латунной застежкой, полистал, затем позвонил. - Клавдия Ивановна?
Здравствуйте!.. Кухарь... Как поживаете? Ну и слава богу... Тоже ничего...
Работа, работа!.. А Григорий Миронович дома? Пожалуйста. Здравствуйте,
Григорий Миронович! Здравствуйте, дорогой! Как здоровье? В Кисловодск?
Очень хорошо, сердечко подлечите! Я позвоню туда, главврач знакомый.
Сделаем одноместный номер!.. Вопрос у меня простой. Мой приятель хочет с
вами побеседовать... Нет, не по телефону... Голенок Сергей Ильич... В
котором часу? Спасибо, спасибо, Григорий Миронович!.. Обнимаю! - он
положил трубку, повернулся к Сергею Ильичу: - В субботу в час дня он ждет
тебя. Запиши адрес: Зеленая, двадцать семь, Коваль Григорий Миронович...
Он хороший мужик, поможет...
Сергей Ильич поднялся, поблагодарил.
- Ладно, что тут, - отмахнулся от благодарности Кухарь. - А Миньке
скажи, что он дерьмо, тоже мне святой!
- Не заводись, у него ведь не частная фирма...
46
К одиннадцати Скорик вызвал Теодозию Петровну на допрос.
Договорились, что Щерба подойдет к половине двенадцатого, когда Скорик
немного "разговорит" Теодозию Петровну. А пока Скорик еще раз перелистывал
дело. Накануне собрались втроем: он, Щерба и майор Соколянский.
"У нас нет ни одной серьезной версии", - посетовал Соколянский.
"Плохо работаешь, потому и нет", - парировал Щерба.
"Вам не угодишь", - сказал Соколянский.
"А где туфли? То-то!"
"Мои люди обшарили все дворы вокруг. Кроме собачьего дерьма -
ничего".
"Что ж мы имеем? - спросил Щерба. - Потные спины?"
"Учитывая образ жизни Шимановича, то, что ничего не было похищено из
вещей, нет видимых примет ограбления, мы считали, что убийца интересовался
чем-то, что связано с книгами", - вступил в разговор Скорик.
"А что еще нам оставалось? - спросил Щерба. - Это необходимо было
отработать. Что в результате?"
"Нашли Зубарева", - усмехнулся Соколянский.
"Большой успех!" - иронично подтвердил Щерба.
"Мы проверили всю эту шпану, что вертится возле букинистических.
Разработали всех, кого назвал Зубарев", - сказал Соколянский.
"И куда вышли? - спросил Щерба. - То-то!"
"И все же там еще надо шерстить, - обратился Скорик к Соколянскому. -
Вдруг кто-то новый объявится".
"А что остается делать? - прикрыл глаза Щерба. - Да-а, выбор
небольшой... Что с соседкой, Теодозией Петровной?"
"Глухо, - сказал Соколянский. - Насколько было возможно, весь тот
день ее проверили. Приятельницу установили. Подтвердила все... и когда
была, и что делали, в котором часу ушли в церковь, и что Теодозия
встретила там этого сельского попа. Через епархиальное управление и его
нашли. Я ездил в село, где у него приход. Он подтвердил и время и место
встречи. Никаких противоречий. Служба в церкви Петра и Павла в тот день
закончилась позже, чем обычно, в половине восьмого вечера. Был хороший
хор, поэтому задержались".
"От церкви до ее дома удобнее ехать трамваем, "девят кой", напротив
дома конечная остановка, - сказал Щерба. - Езды десять минут. Накинем еще
десять: пока вышла из церкви в толпе, поделилась какими-то впечатлениями с
той же приятельницей, подождала трамвай. Дома должна была быть в
пять-десять, ну, пятнадцать минут девятого, еще засветло".
"Но она же показала, что шла пешком, - напомнил Скорик. - А пешком -
минут двадцать пять, тридцать, женщина пожилая. Если так, то домой попала
не раньше девяти, а то и в начале десятого".
"Ну а если все же не пешком, а ехала?" - настаивал Щерба.
"И тогда бы заявилась к себе в начале десятого, - сказал Соколянский.
- На Скальной ремонт путей, меняют рельсы, "девятку" пустили в объезд
через центр. Это еще полчаса".
"До чего ж вы оба умные. Здорово вы ее защищаете, - Щерба откинулся
на спинку стула, вытянул ногу, чтоб легче было втиснуть пятерню в карман и
извлечь пачку сигарет. - Надо еще раз допросить соседку, Виктор Борисович,
- сказал Щерба. - Вызывайте на четверг, часов на одиннадцать ут ра..."
Теодозия Петровна пришла ровно в одиннадцать.
В половине двенадцатого явился Щерба. Едва войдя в кабинет Скорика,
по его скучному лицу понял, что дело шло со скрипом.
- Не помешаю? - спросил он.
Теодозия Петровна оглянулась на его голос.
- А, Теодозия Петровна! - вроде удивился Щерба. - Помогаете нам?
Продолжайте, Виктор Борисович, я посижу, послушаю, - он сел у окна.
- Значит, машину вы видели, когда она стояла и потом когда отъезжала?
- спросил Скорик.
- Так и было. Я уже говорила и вам, и ему, - повернулась Теодозия
Петровна к Щербе.
- Вы хорошо ее разглядели? - спросил он.
- Что она - ушки? [ушки (местное, обиходное) - пельмени с грибами]
- А сидевшего в ней запомнили?
- Его не видела, темно было внутри и стекло блестело.
- Какого цвета машина, Теодозия Петровна? - задал вопрос Скорик.
- Вроде белая. Говорю же - темно было.
"Значит, ни черная, ни синяя, ни красная, ни зеленая, - перечислял в
уме Щерба. - На трамвайной остановке один фонарь, метрах в двадцати от
места, где стояла машина. При этом освещении она могла выглядеть белой,
хотя в действи тельности могла быть светло-серой и даже светло-бежевой".
- А вы не помните, какой модели машина? - спросил Скорик.
- Не понимаю я в них, прошу пана.
- Номера вы не заметили, Теодозия Петровна? - спросил Щерба.
- Я уже говорила, не заметила. Что он мне, тот номер.
- Но может быть вы запомнили, какой он - черный маленький с белыми
цифрами или белый продолговатый с черными цифрами? - настаивал Щерба.
Она посмотрела на него с раздражением, как на докучливого
несмышленыша:
- Не знаю. Они всякое цепляют на свои машины!
- Хорошо, Теодозия Петровна, бог с ней, с машиной, - миролюбиво
согласился Щерба. - Скажите, у покойного Богдана Григорьевича фотоаппарат
был? Не увлекался ли он фотографированием?
- Не было у него никакого аппарата! За какие деньги?! - категорически
отвергла женщина.
Щерба взглянул на Скорика, мол, у меня все. Тот согласно опустил
веки.
Когда она ушла, Щерба сказал, вздохнув:
- Да, не много мы сегодня заработали.
Скорик встал, молча открыл сейф и извлек завернутый в носовой платок
Щербы прозрачный футляр от кассеты "Denon".
- Ну что? - нетерпеливо воскликнул Щерба.
- Есть. Те же "пальцы", что и на рулончиках пленки со стола
Шимановича.
- Да ну?!
- Все-таки, чьи они, Михаил Михайлович?
- Зовут его Олег Иванович Зданевич. Возраст тридцать один год.
