молодого человека дрогнул,- у меня украли имя, кому же
отзовется эта твоя чудесность? Ведь если я что создавал там,
дома, то силой своего имени, я так долго выстраивал его, а
теперь...
Марк Юний готов был расплакаться. Волхв улыбался
насмешливо и вместе с тем дружелюбно.
- Ты опять городишь чепуху, юнец. Различия в наших телах
нет, да и никаких таких особых способностей тут не надо. Чтобы
быть пецом - да, они нужны, но этот дар у тебя уже есть. Как
растить силу - этому я тебя научу. А что до имени...
Зар сделал паузу и улыбнулся.
- Что до твоего имени, липовый римлянин Марк Юний, то ты
уже видел ему цену. Кто носил это твое бесценное имя,
зазнайка? Придворный лизоблюд, продающий свой дар на потребу
выжившей из ума знати - да еще задирающий нос перед другими
такими же попрошайками - по той причине, что лучше других
услаждает умственную похоть двора. Ты должен радоваться и
благословлять свою удачу, что это имя уже не твое! А не
реветь, как сейчас. Может,- с издевательским участием спросил
старик,- мне позвать Брету, чтобы она вытерла нос своему
мальчику?
Марк Юний продолжал плакать, но жалость к себе и остатки
спеси не могли заглушить другого: он все отчетливей, все
бесповоротней понимал справедливость слов Зара - а в глубине
души он знал все это и раньше, даже тогда, в дни своих
триумфов у трона Дзиангаутси. Кто он такой, фальшивый Марк
Юний Крисп, изгнанник без имени - его даже не отражает
зеркало! И он, глупец, еще кичился перед этим народом и этим
миром своим превосходством, а именно здесь таилось знание,
перед которым мыльным пузырем оказалась фантоматика и самое
империя Дзиангаутси. Олух, олух!.. И еще, сквозь эту мешанину
стыда и прозрения, уже звучал голос искания: а как все-таки
вызывать эти образы? и можно ли их сделать постоянными,
долгоживущими? на какие звуки, к примеру, будут отзываться...
- Всему свое время, юнец,- раздался голос Зара - он будто
прочитал эти мысли. - Напомни-ка мне одну из элегий - как там?
- вот и шестую весну...
*
Император Дзиангаутси в одиночестве шествовал по
зеркальному коридору. Это был ход от его покоев до предверия
парадной залы. Здесь не было ни охраны, ни придворных, ни даже
сопровождения супруги или детей - императору не хотелось,
чтобы во множество блистательных царственных отражений
примешивались низменные лики солдат или даже знати или родни.
Он наслаждался этой своей размноженностью в хрустале - во всем
мире был только Он Сам, эта множестенность и вездесущесть
только подчеркивала его, императора, единственность и
неповторимость. И вдруг...
Император неловко пошатнулся и остановился. В
замешательстве и испуге он оглянулся по сторонам. Происходило
небывалое и невероятное: зеркала не отражали его! Он пощупал
себя, свой пульс, укусил губу - да нет, на сон или
галлюцинацию не походило. Неужели это чьи-то проделки,
кого-нибудь из этих повес-диадзиалей? Щенки, кто им это
позволил, совсем распустились!
Впереди, в зеркале на двери входа внезапно появилась
чья-то фигура. Осторожно, чуть ли не по шажочку, император
приблизился к ней и увидел, что это не было его отражением. В
зеркале, опершись на посох, стоял молодой по виду человек в
странных одеждах и с цветочным венком на голове. Императору
показалось, что он где-то раньше его видал.
- Прими мою благодарность, император,- заговорил человек
в зеркале. - Ты избавил меня от своего затхлого фальшивого
мира, и я нашел настоящее. Теперь я хочу отдариться. Отныне ни
одно зеркало в Дзиангаутси не будет отражать тебя, и ты тоже
сможешь увидеть то, что есть.
Император внезапно вспомнил - вроде бы это был один из
вольнодумцев-чудословов, помнится, он сослал его куда-то в
глушь... Вот только как его звали?
- Кто ты? - хрипло спросил он, стараясь не показывать
своей растерянности и испуга.
- Меня зовут Овидий,- с легкой улыбкой отвечал юноша. -
Публий Овидий Назон.
- Не знаю такого,- резко отвечал император, и челюсть его
против воли лязгнула.
- Теперь знаешь,- спокойно возразил поэт, и в один миг
зеркало перед императором опустело.
11-15.08.1998
Александр Гейман.
Ковчег
Максиму Мошкову
Я хочу, чтобы детям открылась душа...
Артюр Рембо
Ломать голову над всем этим Антон начал позже, а тогда это было
так: за окном кухни темно; завершающие ужин глотки кефира; взгляд в
потолок на лохмотья побелки; шорох - ш-ш-ск-р-р... Впрочем, шорох он
пропустил мимо ушей, мысли были обыденные - мел с потолка крошился уже
целыми пластами, а заниматься ремонтом было не ко времени, лень, и
денег тю-тю... гадская кухня... ш-ш-скр-р... Сверху сорвался кусок
побелки и закувыркался вниз, тень его скользнула по стене, рисуя нечто
похожее на кружащего у лампы мотылька или диковинного жука. Антон
непроизвольно проводил эту тень взглядом - и чуть не поперхнулся
кефиром: прямо посередине кухни безбоязненно, неторопливо полз огромный
черный таракан.
Не то чтобы Антон содрогнулся от отвращения, он скорей удивился -
уж больно велик был жук, как только этакий сумел пролезть в дом? А меж
тем нога Антона уже зависала над непрошенным гостем - щадить
экзотическое насекомое причин не было. В этот-то миг снова послышался
шорох, и из-под холодильника к Антону метнулось два серых комочка. Они
таращились на человека снизу вверх и отчаянно пищали. И хуже всего,
Антону почудилась в этом писке человеческая речь:
- М'па-звать-нам-ты-им-страх-нет!-идти-пусть-кормить-хороший!
В ушах Антона сильно загудело, эта тарабарщина смазалась и
обратилась в обычный мышиный писк, а вслед за тем оба зверька метнулись
от подошвы Антона прочь под холодильник, и Антон как-то вчуже удивился
согласованности маневра - один зверек нырнул под дно холодильника с
правой, а другой - с левой стороны, и проделано это было с
синхронностью пары фигуристов. Столь же одновременно оба высунули
розовые носики и уставились на Антона, настороженно поблескивая
глазенками.
Видимо, эти твари где-то прогрызли щель, но это он найдет потом,
сейчас надо плотно закрыть дверь, сходить за веником и...
Как взмах ресниц. Молниеносней того. Антон даже не заметил, успел
ли он шагнуть в коридор. О том ли думать, если ты миг назад ужинал у
себя дома, а теперь... Теперь он стоял меж рядов клеток - похоже,
где-то в зоопарке. Небо было безоблачно синим, а солнце - теплым и
желтым, но у Антона похолодела спина - ему стало жутко. И не из-за
того, что он невесть как перенесся неизвестно куда. Опасно! Что-то
пряталось совсем рядом, дышало чуть не в затылок, пялилось из-за
прутьев - и вот это было первое, что он ощутил, еще прежде чем
огляделся.
А оглядевшись, Антон заметил, что многие из клеток открыты. И там,
за углом, где кончался ряд клеток, подергивался полосатый хвост,
чрезвычайно похожий на тигриный. И еще ближе к нему, из клетки,
порыкивая, выбираются наружу лев и львица. Вблизи ограды клеток росло
дерево - и Антон вскарабкался по стволу прежде, чем осознал это.
Он сидел на ветке довольно высоко, но состояние запредельной жути
его не оставляло. Страх Антона был многослоен. Сознание его было не
вполне ясным, скорее, Антон впал в полузабытье. Все же некий краешек ума
оставался в его власти, и происходящему Антон ужасался и поражался
сознательно. Вокруг не было видно людей; укрытие Антона не было
надежным, звери - он знал это - могли достать его; он не знал, что ему
делать - уже этого было достаточно, чтобы немного занервничать. Но
главное, Антону было страшно просто так - неизвестно из-за чего.
Звери, к счастью, не замечали Антона - а возможно, попросту им не
интересовались. Один за другим они выбирались на свободу, нюхая воздух,
фыркая, рыча издали друг на друга, и разбредались в разные стороны.
Под веткой, где прижимался к стволу Антон, прошел целый парад-алле, вот
только хищники не были дрессированными. Где-то недалеко громко протрубил
слон, и Антон подумал: "Ну, тебя-то вряд ли тронут".
Он очнулся в обезьяннике - как он туда попал, этого Антон не
запомнил. Ему по прежнему было страшно. Он озирался по сторонам,
прикидывая, куда бежать или где ему спрятаться если что. За прутьями
одной из клеток Антон увидел мартышку. Их взгляды встретились, глаза
мартышки были голубенькими - "Как у Эльки Мальцевой",- подумал
Антон. И вдруг взгляд обезьянки показался Антону осмысленным совершенно
по-человечески, они смотрели друг на друга как двое знакомых, нет,
больше того - они понимали друг в друге что-то важное, это струилось
прямо по воздуху от одного к другому... унеси меня отсюда...
Как взмах ресниц. Но в этот раз не зверинец. Впрочем, и не родной
дом. Антон приподнялся и присел на полу. Он проснулся - а спал он,
оказывается, в какой-то пещере на какой-то шкуре. Теперь его сознание
было ясным. Ему не было страшно, ему было странно - а еще зябко, в
пещеру тянул холодок снаружи. Антон оглядел свод и стены своей
спальни и осторожно подошел к выходу. Вид оттуда открывался не
особенно экзотический - это был всего-навсего город - но не город
Антона. Он наблюдал его с некоторого отдаления и небольшой высоты,
видно было далеко, даже проглядывала кое-где набережная и река. Антон
прикинул, что город, скорей всего, какой-нибудь центрально-европейский -
Чехия или Франция, а может, Дания или Испания. Но людей опять не было
нигде видно - ни единого прохожего. "Может быть, еще не проснулись,- с
вялой надеждой подумал Антон. - Надо посмотреть поближе".
Он уже стоял на одной из улиц - и по-прежнему нигде не было ни
души. Антон почувствовал, что ясность рассудка снова теряется, к нему
возвращалось какое-то внутреннее оцепенение, в каком он блуждал вчера по
зоопарку. "А может, зверинец как раз в этом городе,- думал Антон. -
Может, звери бродят тут меж домов". Ему стало страшно, но не сильно -
почему-то Антон знал, что это не так. И еще, посреди всей нелепости и
невероятности происходящего, он вдруг почувствовал острый голод.
- Надо вернуться на кухню,- отчетливо сказал кто-то - и Антон
понял, что это произнес он сам - вокруг не было никого.
Как взмах ресниц - Антон уже стоял дома у плиты. Было утро. Ему
действительно было зябко, на нем были только майка и плавки, а из
форточки задувало. Антон поднял руку и захлопнул ее. Он был дома. Он
проснулся.
- Вот теперь по-настоящему,- вслух произнес Антон. - Вот бы не
подумал, что могут быть такие сны. Будет о чем подумать.
Он поднял чайник, налил воды из-под крана, поставил воду на огонь и
повернулся, собираясь сходить ополоснуться.
Подумать и впрямь было о чем. Более чем - посреди стола нагло
шевелил усами вчерашний здоровенный жук, а из-под холодильника метнулись
к Антону два хвостатых комочка. Они снова пищали - и Антон снова их
понимал:
- М'па-хотеть-ням-дай-дай-который мы-который ты-пить...
Это уже был не сон. Но и Антону уже не хотелось ни удивляться, ни
пугаться. Он медленно нагнулся и долго разглядывал зверьков. У одного
были разноцветные глаза - один темно-карий, другой зеленоватый, а у
второго - белое пятнышко у носа. Больше эти двое ничем не отличались.
Антон решил, что это все же не мыши,- возможно, какие-нибудь лемминги
или там песчаные пеструшки. Бог его знает. Зверьки ему понравились,
Антон признавал это,- их глазенки были смышлеными, а дружелюбие -
