кончая самой последней новинкой - восьмиполюсной иммунофлуоресценцией. Все
это перерабатывает процессор для трехмерной обработки сигнала - ИКАР-5367.
Он не только выводит на дисплей изображение, но и выделяет или помечает
различия между данным больным и средним человеком или же изменения в
состоянии больного со времени предыдущего обследования. Так вот, как
только новая объемограмма будет готова, я должна буду уйти. До сих пор мы
занимались самыми неотложными делами - спасали Брайану жизнь, и только.
Сначала тотальная гипотермия, потом охлаждение мозга, чтобы снизить
потребление кислорода и замедлить все процессы обмена. Ввели препараты для
остановки кровотечения и противовоспалительные гормоны. Я расчистила рану,
удалила очаги некроза и костные обломки. Чтобы восстановить желудочки
мозга, пришлось частично рассечь мозолистое тело.
- Это часть структуры, которая соединяет оба полушариями
- Да. Шаг серьезный и, возможно, рискованный. Но выбора у меня не
было. Так что сейчас наш больной на самом деле представляет собой две
личности, у каждой из которых осталось по полмозга. Если бы он был в
сознании, это была бы катастрофа. Но я рассекла мозолистое тело довольно
чисто и надеюсь, что смогу снова соединить обе половинки. Скажите, что вы
вообще знаете о человеческом мозге?
- Очень мало. Только то, что помню со студенческих лет, да и это,
наверное, давно устарело.
- Да, это полностью устарело. Сейчас мы стоим на пороге новой эпохи и
скоро сможем делать операции уже не на мозге, а на сознании. Сознание -
функция мозга, и мы начинаем понимать, как оно работает.
- А конкретно о Брайане - насколько серьезные у него повреждения и
можно ли будет его вылечить?
- Вот, посмотрите на эти первые объемограммы, и вы все поймете.
Она указала на цветные голографические изображения, которые словно
плавали в воздухе. Стереоэффект был поразительным - впечатление было
такое, как будто глядишь сквозь череп. Снэрсбрук коснулась пальцем
какого-то белого пятнышка, потом другого.
- Вот здесь пуля прошла сквозь череп, а вышла вот здесь, справа. Она
прошла через всю кору. К счастью, кора переднего мозга и центральные
органы среднего мозга остались почти целы. Боковые доли мозжечка - вот они
- как будто не затронуты, и, главное, гиппокамп тоже - вот этот, похожий
на морского конька. Он - одна из самых важных структур, которые участвуют
в формировании памяти. Это главный энергетический центр сознания, и он
остался невредим.
- Пока это все хорошие новости. А плохие?
- Немного повреждена кора, правда, не настолько, чтобы была серьезная
опасность. Но пуля разорвала множество пучков нервных волокон - белого
вещества, которое составляет большую часть мозга. Они связывают между
собой разные отделы коры и соединяют их с другими структурами среднего
мозга. Это значит, что некоторые части мозга Брайана утратили связь с
базами данных и с другими структурами, которые им нужны для работы.
Другими словами, в данный момент Брайан совершенно лишен памяти.
- Вы хотите сказать, что его память разрушена, больше не существует?
- Нет, не совсем так. Смотрите - обширные участки новой коры остались
невредимыми. Но большая часть их связей разрушена - вот здесь и здесь. Для
остального мозга эти части не существуют. Сами структуры - системы нервов,
образующие память, - все еще находятся на своем месте. Но они недоступны
для других частей мозга, а сами по себе лишены всякого смысла. Как
коробка, полная дискет, когда нет компьютера. Это катастрофа, потому что
человек - это его память. Сейчас Брайан практически лишен сознания.
- Значит, он... превратился в растение?
- Да, в том смысле, что мыслить он неспособен. Можно сказать, что
содержимое его памяти в значительной мере разъединено с процессором,
который у него в мозгу, так что эту память нельзя вызвать и использовать.
Он не в состоянии узнавать ни предметы, ни слова, ни лица, ни друзей -
ничего. Короче, насколько я понимаю, он больше вообще не в состоянии
мыслить. Вспомните - если не считать размеров, то большая часть
человеческого мозга почти ничем не отличается от мозга мыши - кроме этой
удивительной структуры, которую мы называем новой корой: она появилась
только у предшественников приматов. В нынешнем виде бедный Брайан, мой
друг и сотрудник, - всего лишь лишенная индивидуальности оболочка,
животное, стоящее ниже любого млекопитающего.
- И это все? Конец?
- Необязательно. Хотя мыслить Брайан и не может, его мозг не мертв в
том смысле, как это слово употребляют юристы. Еще несколько лет назад
ничего поделать было бы нельзя. Сейчас положение иное. Вы, конечно,
знаете, что Брайан помогал мне применить на практике его теорию
искусственного интеллекта - разрабатывать экспериментальную методику,
которая позволяет вновь соединять поврежденные связи в мозгу. Я добилась
кое-каких успехов, правда, пока только на животных.
- Если есть хоть какой-нибудь шанс, вы должны им воспользоваться. Вы
можете это сделать? Можете спасти Брайана?
- Пока слишком рано говорить что-то определенное. Повреждения очень
обширны, и я не знаю, многое ли мне удастся восстановить. Главная
трудность в том, что пуля разорвала миллионы нервных волокон. Восстановить
их все немыслимо. Но я надеюсь идентифицировать хотя бы несколько сотен
тысяч и вновь их соединить.
Беникоф покачал головой:
- Что-то я перестал понимать, доктор. Вы что, собираетесь вскрыть ему
череп и идентифицировать каждое из чуть ли не миллиона порванных нервных
волокон? На это уйдут многие годы!
- Верно, если заниматься каждым нервом в отдельности. Но теперь
существует компьютерная микрохирургия - она позволяет вести операцию сразу
во многих точках. Наш компьютер способен за секунду идентифицировать по
несколько волокон - а в сутках 86 400 секунд. Если все пойдет по плану,
понадобится всего несколько дней, чтобы, зондируя память, идентифицировать
и пометить нервные волокна, которые надо будет соединить.
- И это возможно?
- Ну, не так легко. Когда нервное волокно теряет связь со своей
материнской клеткой, оно отмирает. К счастью, пустая оболочка отмершего
волокна остается на месте, и благодаря этому возможна регенерация нерва. Я
воспользуюсь имплантатами, которые разработала сама, чтобы управлять такой
регенерацией.
Снэрсбрук вздохнула.
- А потом... Боюсь, потом выяснится, что это было только начало. Ведь
дело не только в том, чтобы снова соединить все разорванные нервы, какие
мы сможем обнаружить.
- А почему этого будет недостаточно?
- Потому что нужно будет восстановить именно их первоначальные
соединения. А все нервные волокна выглядят одинаково, да они и на самом
деле одинаковы. Различить их невозможно. Но мы должны соединить их
правильно, чтобы восстановить нужные связи. Понимаете, память - это не
клетки мозга и не нервные волокна. Это в основном структура связей между
ними. Чтобы восстановить все как было, после того как мы сегодня покончим
со вторым этапом, понадобится еще и третий. Нам нужно будет найти способ
добраться до его памяти, проанализировать ее и в соответствии с этим
установить новые соединения. Этого никто еще не делал, и я не уверена, что
справлюсь. А, вот и объемограмма.
Вошел запыхавшийся лаборант с кассетой и вставил ее в проектор. В
воздухе появилась трехмерная голограмма. Снэрсбрук внимательно вгляделась
в нее, недовольно качая головой.
- Теперь, когда я вижу все повреждения, я могу закончить расчистку и
подготовиться ко второму, самому ответственному этапу операции -
восстановлению соединений.
- А что именно вы намерены сделать?
- Хочу применить несколько новых методик. Я надеюсь определить, какую
роль раньше играло каждое нервное волокно в разных видах деятельности его
мозга, прослеживая, где оно подключается к его семантическим нервным
сетям. Эти сети, похожие на паутину, состоят из мозговых связей,
определяющих все наши знания и процессы мышления. Кроме того, мне придется
сделать еще один радикальный шаг - окончательно рассечь его мозолистое
тело. Только после этого можно будет соединять друг с другом буквально все
участки его коры. Это опасно, но это самый лучший способ полностью
восстановить связи между полушариями.
- Я должен знать об этом как можно больше, - сказал Беникоф. - У меня
есть какой-нибудь шанс присутствовать на операции?
- Сколько угодно. Только что в операционной мне дышали в затылок не
меньше пяти здешних хирургов. Я ничего не имею против, лишь бы не мешали.
А откуда у вас такой интерес?
- Не из чрезмерного любопытства, уверяю вас. Вы говорили о машинах,
которыми пользуетесь, и о том, что они могут делать. Я хотел бы увидеть их
в действии. Я должен в них разобраться, если хочу что-нибудь понять в
проблеме искусственного интеллекта.
- Понятно. Тогда пошли.
3. 10 ФЕВРАЛЯ 2023 ГОДА
Беникоф, в халате, маске и эластичных бахилах поверх туфель, стоял,
прижимаясь спиной к зеленым кафельным плиткам, которыми были облицованы
стены операционной, и стараясь быть незаметным. Одна из медсестер
передвигала по рельсам, укрепленным под потолком, два больших
хирургических светильника, поворачивая их по указаниям больничного
хирурга. На операционном столе лежало неподвижное тело Брайана, укрытое
стерильными голубыми простынями. Из-под них была видна только голова,
выступавшая за край стола и закрепленная острыми стальными спицами
головодержателя. Спиц было три - они были прочно ввинчены сквозь кожу в
кости черепа. Ослепительно белые повязки на ранах от пуль резко выделялись
на оранжевой коже, гладко выбритой и смазанной йодом.
Доктор Снэрсбрук, спокойная и деловитая, переговаривалась о
предстоящей операции с анестезиологом и сестрами, присматривая за
установкой проектора.
- Вот где я буду работать, - сказала она, постучав пальцем по
голографической пластинке. - А вот где вы должны сделать разрез.
Она дотронулась до участка, который обвела на пластинке чернилами, и
еще раз проверила, достаточно ли большим будет окно, чтобы можно было
добраться до всех поврежденных структур и свободно работать в полости
черепа. Удовлетворенно кивнув, она спроецировала голограмму на голову
Брайана и стала смотреть, как хирург рисует на коже линии разрезов, в
точности соответствующие разметке на голограмме. Когда он закончил, кожу
вокруг будущего окна тоже закрыли простынями, оставив открытым только
операционное поле. Снэрсбрук пошла мыться, а хирург приступил к вскрытию
черепа, которое должно было занять около часа.
К счастью, Беникофу уже доводилось видеть немало хирургических
операций, и вид крови его не смущал. Но его, как всегда, поразило, какие
приходится прикладывать усилия, чтобы проникнуть сквозь кожу, мышцы и
кости, надежно защищающие мозг. Сначала скальпелем прорезали кожу до
черепа, отогнули скальп и прикрепили его к простыне, укрывавшей голову.
После того как электрокаутером перекрыли кровоточащие артерии, настало
время вскрывать череп.
Отполированным до блеска ручным сверлом хирург проделал в нем
несколько отверстий. Сестра убрала костные опилки, очень похожие на
обычные древесные. Работа была нелегкая, на лице хирурга выступили капли
пота, и ему пришлось откинуть голову назад, чтобы сестра могла стереть их
салфеткой. Проделав отверстия, хирург расширил их специальным
