медленно вывалился подвесной трос. Потоки воздуха от роторов ударили Яна,
пока он осторожно подтягивал трос, затем завел крючья под край бугра. Если
существо и почувствовало острую сталь в своем теле, оно ничем этого не
выдавало. Когда крючья зацепились вполне удовлетворительно, Ян сделал
рукой круг над головой, и Большое Кресло стало медленно подниматься.
Следуя его указаниям, пилот дал натяжение тросу, затем стал осторожно
выбирать его. Крючья вошли глубоко, и бугор задрожал, кожа его пошла
рябью. Это было неудачным моментом. Если бы бугор сейчас прыгнул, он мог
повредить вертолет. Но край поднимался все выше и выше, пока влажное белое
подбрюшье не оказалось в двух метрах над землей. Больше всего это
напоминало скатерть, которую берут за край и выворачивают наизнанку.
Плавно и медленно бугор перекатывался, пока не лег на спину, открыв
огромное брюхо - блестящую белую плоть.
Через мгновенье вид изменился, когда тысячи ног выстрелили вдруг в
воздух - словно внезапно вырос лес бледных членов. Несколько секунд они
стояли совершенно прямо, затем медленно опустились.
- Теперь он безвреден, - сказал Ян. - Со спины ему не перевернуться.
- И ты его сейчас убьешь, - тепло сказал Чан Тэкенг.
Ян придержал раздражение в голосе.
- Нет, нам не следует делать этого. Я не думаю, что тебе так уж
необходимо на поле семь тонн гнилого мяса. Оставим его здесь. Более важна
жатка, - Он отдал по радио на Большое Кресло команду к посадке, затем снял
с бугра подъемный трос.
На вертолете был мешок с содой, припасенной как раз на такой случай.
Всегда приходилось учитывать проблему, с которой теперь столкнулся Ян. Он
вновь забрался на жатку и начал разбрасывать пригоршнями соду на лужи
кислоты. Не было заметно, чтобы кислота что-нибудь заметно повредила -
хуже, если она протекла в механизм. Нужно было немедленно начать снимать
кожухи. Многие кожухи были погнуты, а некоторые колеса сорваны. Работа
предстояла большая. С помощью трактора он потащил жатку на добрых двести
метров от бугра. Под критическими взглядами и еще более критическими
комментариями Чана Тэкенга он велел Большому Креслу развернуть и
перевернуть бугор.
- Оставить этого страшного зверя здесь? Убить его! Зарыть его! Сейчас
он снова прыгнет и всех нас убьет!
- Не убьет, - сказал Ян. - Он может двигаться только в одном
направлении, вы же видели это, когда ноги были подняты. Когда он вновь
прыгнет, то окажется уже на целине.
- Но вы же не можете знать точно...
- Достаточно точно. Я не могу нацелить его, как винтовку, вот что вы
хотите сказать. Но когда он прыгнет, он уйдет отсюда.
Словно в подтверждение этих слов бугор прыгнул. У него не было логики
и не было эмоций. Но он обладал сложным набором химических триггеров. Все
они были приведены в действие грубым обращением, явным колебаниям
тяготения, ожогом и потерей части тела. Послышался глухой стук, когда ноги
одновременно пнули землю. Некоторые из женщин взвизгнули, а Чан Тэкенг
захлебнулся воздухом и оступился.
Огромная туша с тонким ревом неслась в воздухе. Она миновала поле и
область сенсорных лучей и тяжело упало на песок. Над ней поднялось густое
облако пыли.
Ян вынул из вертолета ящик с инструментами и принялся за ремонт
жатки, радуясь, что может забыться в работе. Как только он сделал это,
когда остался один, мысли его мгновенно вернулись к кораблям. Он устал
думать о них и говорить о них, но не мог их забыть. Никто не мог их
забыть.
2
- Я не хочу говорить о кораблях, - сказала Элжбета Махрева. - О них
сейчас говорят все.
Она сидела на скамье общественного пути, очень близко к Яну, так что
ее бедро было прижато к его бедру во всю длину. Он мог чувствовать тепло
ее тела сквозь тонкую материю одежды и ткань своего костюма. Он стиснул
руки еще крепче, так что жилы на них вздулись, став похожими на струны.
Так было всегда, стоило ему к ней приблизиться, все время, пока он был
здесь.
Краешком глаза он взглянул на нее: гладкая загорелая кожа рук, черные
волосы до плеч, глаза большие и темные, грудь...
- Корабли очень важны, - сказал он, с усилием отводя от нее взгляд,
без интереса глядя на толстостенный склад по ту сторону движущейся дороги.
- Они уже опаздывают на шесть недель, а мы уже на четыре недели
задерживаемся с выходом. Сегодня нужно что-то решить. Ты спрашивала еще
раз Хрэдил о нашей женитьбе?
- Да, - сказала Элжбета, повернувшись к нему и взяв его руку, хотя их
могли видеть и прохожие. - Она отказалась меня слушать. Я должна выйти за
кого-нибудь из семьи Семеновых, или я вообще не выйду замуж. Таков закон.
- Закон! - он с ненавистью произнес это слово, вырвал свои руки и
отодвинулся от нее. Она не знала, что ее прикосновение было для него
пыткой. - Это не закон, всего лишь обычай, крестьянское суеверие. На этой
сельскохозяйственной планете под бело-голубой звездой, которой не видно с
Земли. На Земле я мог бы жениться, иметь семью....
- Ты не на Земле, - она говорила так тихо, что он едва слышал ее.
Этот тон охладил ее гнев, сделал его внезапно слабым. Да, он не
Земле, и никогда не вернется на Землю. Он проведет свою жизнь здесь и
найдет способ смириться с правилами. Ему нельзя нарушать их.
На часах было двадцать, хотя по-прежнему царили бесконечные сумерки.
Хотя сумерки длились уже четыре года, люди измеряли время с помощью
хронометров и часов, а также ритмом своих тел, заложенным на планете во
многих световых годах отсюда.
- Они собрались на митинг и уже больше двух часов говорят все о том
же, вновь и вновь возвращаются к этой теме. Должно быть они уже устали, -
он встал.
- Что ты будешь делать? - спросила она.
- То, что надлежит делать. Решение нельзя откладывать больше.
Она быстро взяла его руку в свои ладони, хотя и знала, что делает с
ним ее прикосновение.
- Удачи.
- Это не я нуждаюсь в удачи. Моя удача оставила меня, когда я покинул
Землю, заключив последний контракт.
Ей нельзя было идти с ним, потому что это был митинг Глав Семей и
технических офицеров. Как Капитан Технадзора он мог там присутствовать.
Внутренняя дверь герметического купола была на запоре, и ему пришлось
громко стучать, прежде чем замок щелкнул, и она открылась. Проктор -
капитан Риттерснатч обратил на него подозрительный взгляд узких глаз.
- Вы опоздали.
- Заткнись, Хейн, и открывай дверь, - он испытал очень мало уважения
к проктору, который досаждал тем, кто был ниже рангом и пресмыкался перед
вышестоящими.
Митинг был в той степени деморализации, как он и ожидал. Чан Тэкенг,
как Главный Старейшина, председательствовал, и постоянный стук его молотка
и визг, когда его игнорировали, ничем не мог помочь установлению тишины.
Имели место перебранка и горькие упреки, но ничего позитивного не
предлагалось. Повторялись те же слова, что и месяц назад, и конца этому
видно не было. Настала очередь выступать Яну.
Ян вышел вперед, поднял руку, требуя внимания, но не был замечен
Чаном. Он приблизился к маленькому человеку, навис над ним. Чан сердито
махнул ему, чтобы он отошел, и попытался заглянуть сбоку, но Ян не
двигался.
- Убирайся отсюда, садись на свое место и соблюдай порядок.
- Я пришел говорить. Заставь их заткнуться. Голоса затихли - его
неожиданно услышали. Чан громко постучал молотком, и на этот раз наступила
полная тишина.
- Говорит капитан Технадзора, - объявил Чан и с отвращением отбросил
молоток. Ян повернулся лицом к собравшимся.
- Я намерен изложить вам некоторые факты. Факты, которые вы не
станете оспаривать. Первое: корабли опаздывают. На четыре недели
опаздывают. Корабли приходили ежегодно и никогда не опаздывали. Только
однажды был случай, да и то опоздание не превысило четырех дней. Корабли
опаздывают, а мы все время тратил на ожидание. Если мы задержимся, мы
сгорим. Утром мы должны прекратить работы и начать подготовку к
путешествию.
- А оставшийся на полях урожай... - закричал кто-то.
- Сгорит. Мы его оставим. Мы уже опаздываем. Я спрашиваю нашего
мастера-наставника Ивана Семенова, так ли это?
- А как насчет кукурузного силоса? - спросил чей-то голос, но Ян
пропустил этот вопрос мимо ушей. - Все по очереди. Итак, Семенов?
Седая голова медленно и мрачно кивнула.
- Да, мы должны отправляться. Мы должны так сделать, чтобы соблюсти
график.
- Вот именно. Корабли опоздали, и если мы подождем чуть дольше, мы
так и умрем, ожидая. Мы должны отправляться к югу и надеяться, что они
будут ждать нашего прихода в южных землях. Это все, что мы можем сделать.
Мы должны немедленно уходить, и должны забрать с собой кукурузу.
Последовала завораживающая тишина. Кто-то громко рассмеялся и тут же
затих. Это была новая идея, а новые идем всегда сбивали с толку.
- Это невозможно, - сказала Хрэдил, и множество голов согласно
кивнули. Ян взглянул на вытянутое лицо и тонкие губы главы семьи Элжбет и
постарался, чтобы голос его звучал безжизненно и ровно, чтобы не выдавать
своей ненависти.
- Это невозможно. Вы - старая женщина, ничего не понимающая в этих
вопроса. А я капитан на службе науки, и я говорю цифры. Если во время
путешествия мы ограничим свое жизненное пространство, мы сможем перевезти
с собой пятую часть кукурузы. Затем можно разгрузить обоз и вернуться.
Если мы пойдем быстро, это будет возможно. Пустой обоз способен перевезти
две пятые кукурузы. Остальное сгорит, но мы спасем почти две трети урожая.
Когда придут корабли, им потребуется еда. Ведь люди на них изголодаются. А
мы сможем их обеспечить.
Они обрели дар речи и стали выкрикивать вопросы ему и друг другу,
насмешливо и зло, и молоток стучал, никем не замеченный. Он повернулся
спиной и не слушал их. Им нужно было выговориться, привыкнуть к новой
идеи, притерпеться к ней. Они были реакционны, эти упрямые крестьяне, и
презирали все новое. Когда они успокоятся, он будет говорить, а сейчас он
стоял спиной и не замечал, рассматривая огромную карту планеты, что
свисала с потолка купола - единственное украшение большого зала.
Халвмерк, вот как называла эту планету команда первооткрывателей.
Сумерки, мир сумерек. А официальное ее название по каталогам - Бета
Эридана III, третья и единственная обитаемая из шести планет, облетающих
неистово-жаркую голубоватую звезду. Вернее, едва обитаемая. Ибо эта
планета представляла собой аномалию, нечто довольно любопытное для для
планетологов, которые изучали ее, регистрировали факты и уходили. Тут
налицо был большой осевой крен, который и делал этот мир столь
привлекательным для ученых, и его было достаточно, чтобы вызвать сильные
сезонные изменения. Ось - это линия, вокруг которой вращается планета;
осевой крен - угол, на который ось отклоняется от вертикали. Сорок один
градус - весьма опасное отклонение, и в сочетании с длинным эллипсом
орбиты оно дает весьма необычные результаты.
Зима и лето длятся по четыре земных года. Четыре года на северном
полюсе царят сумерки; на полюсе, скрытом от солнца. Это кончается быстро и
решительно, когда планета поворачивается по короткой кривой, и на северный
полюс приходит лето. Когда северный полюс становится южным, сопровождающие
этот процесс климатические изменения жестоки и драматичны. Полюс
оказывается под солнцем на четыре долгих года - столько же, сколько лежал
во тьме.
А тем временем между полюсами, от 40 градусов к северу до 40 градусов
к югу, стоит бесконечное жаркое лето. Температура на экваторе почти все
