рефлексом, как игрок, прижимающий карты к груди. Угрозы пока не было.
Старуха что-то бормотала у огня, юноша по-прежнему дремал рядом с
Орайалом.
- Из какого ты мира?
- С неба.
- Много миров есть, где живут люди?
- Около тридцати тысяч, хотя никто не может быть уверен в этом числе.
- На что похож твой мир?
Язон осмотрелся, впервые с того момента, как он открыл глаза в
клетке, у него появилась возможность передохнуть и подумать. Счастье пока
что было на его стороне, но предстоял долгий путь, прежде, чем он живым
выберется из этой истории.
- На что похож твой мир? - Повторил снова Орайал.
- А на что похож твой мир, старик? Мы будем обмениваться знаниями.
Орайал помолчал, и злобная искра сверкнула в его полуприкрытых
глазах. Потом он кивнул. - Ладно, согласен. Я буду отвечать на твои
вопросы, ты на мои.
- Сначала ты ответишь мне, я теряю больше, если нас прервут. Но
прежде чем мы начнем беседу, я должен провести инвентаризацию. До сих пор
я был для этого слишком занят.
Хотя пистолет пропал, кобура все еще находилась на месте. Теперь она
была бесполезна, но ее батареи в свое время, все еще можно было
использовать. Оружейный пояс тоже исчез, а карманы были оторваны. Только
то обстоятельство, что медицинская аптечка оказалась сзади, спасло ее от
уничтожения. Вероятно, он лежал на ней, когда его обыскивали. Специальное
снаряжение тоже пропало, как и сумка с гранатами.
Радиопередатчик на месте! В темноте они его не заметили в плоском
кармане почти под мышкой. Может быть, он вышел за пределы четкого приема,
но работу передатчика все равно засекут на корабле и определят
направление. Он вытащил его и угрюмо посмотрел на сломанный футляр, сквозь
щели которого был виден край сломанной микросхемы. Во время событий
сегодняшнего дня по нему ударили чем-то тяжелым. Язон включил
радиопередатчик и получил тот результат, которого и ожидал. Ничего. То,
что хронометр все еще работал, мало утешило Язона. Было десять часов утра.
Удивительно. Часы были настроены на двадцатичасовой день, когда они
прибыли на Счастье, причем полдень был приурочен к положению здешнего
солнца в зените.
- Ну, вот и все, - сказал он, усаживаясь поудобнее на жесткой земле и
натягивая на себя шкуры. - Поговорим Орайал. Кто здесь хозяин? Кто
приказал казнить меня?
- Темучин. Воитель, Бесстрашный, с рукой из стали, Разрушитель...
- Хватит, хватит. Он здесь самый главный. Я понял это без
комментариев. А что он имеет против чужеземцев, против зданий?
- "Песнь свободных людей", - сказал Орайал, толкая локтем своего
помощника.
Тот вздрогнул, порылся в клубке шкур и вытащил похожий на лютню
инструмент с длинной декой и двумя струнами. Аккомпанируя себе на
инструменте, он начал петь высоким голосом:
Свободные, как ветер,
Свободные, как равнины,
По которым мы бродим,
Не зная другого дома,
Кроме наших шатров,
Наши друзья мороны,
Которые несут нас на битвы,
Разрушать здания,
Тех, кто предал нас....
Там было еще много других строк, и песня длилась очень долго, пока
Язон не почувствовал, что начинает клевать носом. Он прервал певца и задал
старику еще несколько вопросов. Картина истинной жизни равнин Счастья
начала проясняться. От океана на западе, до океана на востоке, от Великого
утеса на юге, до гор на севере, не было ни одного постоянного здания или
поселка. Свободные и дикие, племена бродили по травяному морю, непрерывно
враждуя друг с другом. Когда-то здесь были города, некоторые из них даже
назывались в песне. Но теперь о них сохранились лишь воспоминания и
непримиримая ненависть к ним. Должна была происходить долгая и суровая
борьба между двумя путями жизни, если даже воспоминания о ней, спустя
много поколений вызывали такие сильные чувства. При ограниченных
естественных ресурсах этих бедных равнин, землевладельцы и кочевники не
могли жить в мире. Фермеры строили поселки вокруг редких источников воды и
отгоняли кочевников с их стадами. Кочевники защищаясь, объединились и
старались разрушить поселки. Им удалось это сделать в такой уничтожающей
войне, что воспоминания об их прежних недругах вызывали в них дикую
ненависть.
Неграмотные, грубые, жестокие, победители-варвары своими племенами и
кланами захватили всю степь, постоянно передвигаясь по мере того, как
тощий скот съедал траву на пастбищах. Письменность была неизвестна; лишь
жонглеры - единственные люди, которые свободно могли переходить от племени
к племени, были историками и переносчиками новостей. Деревья не росли в
этом суровом климате, поэтому деревянная утварь и изделия из дерева были
неизвестны. Железная руда и каменный уголь часто встречались в горах
севера, поэтому железо и мягкая сталь употреблялись повсеместно. Они, да
еще шкуры, рога и кости животных были единственными доступными
материалами. Единственное исключение составляли шлемы и нагрудники.
Большинство из них изготовлялось из железа, но лучшие из них привозились
из племени, жившего у отдаленных холмов. Люди этого племени работали в
шахте, сооруженной в скале, похоже, асбестовой. Они размельчали этот
материал, смешивали со смолой широко распространенного растения и
изготовляли из них вооружение. И получающийся материал был похож на
фибергласс: легкий, как алюминий, крепкий, как сталь, он был очень
эластичным. Эта технология, несомненно унаследованная от первых поселенцев
планеты, была единственным отличием кочевников от варваров железного века.
Помет животных использовался как топливо, жиром животных заправляли
светильники. Жизнь здесь была суровой, грубой и короткой.
Каждое племя владело своими наследственными пастбищами, по которым
оно и кочевало. Однако границы территорий были неопределенны и
противоречивы, поэтому между племенами постоянно возникали столкновения.
Куполообразные шалаши - камачи - сооружались из сшитых шкур и
крепились на железных столбах. Их можно было собрать и разобрать за
несколько минут, а когда племя передвигалось на повозках - эскунгах - их
перевозили вместе с другими домашними вещами. В повозки впрягались мороны.
В отличие от крупного рогатого скота, который был потомком земных
животных, эти мороны были коренными обитателями высокогорных степей
Счастья. Столетие назад, эти когтистые травоядные стали домашними, а
большая часть их диких стад была уничтожена. Толстая шкура защищала их от
постоянных холодов, и они могли по двадцать дней обходиться без воды. Как
вьючные животные, а также, как орудия войны, они делали возможной жизнь в
этой бесплодной местности.
Мало что можно было добавить к этому.
Племена кочевали и воевали, каждое говорило на своем особом языке или
диалекте и использовало нейтральный межплеменной язык, когда им
приходилось общаться друг с другом. Они образовывали союзы и предательски
нарушали их. Их занятием и любовью была война, в которой они достигли
совершенства.
Язон усваивал эту информацию, пытаясь в то же время усвоить, хотя и с
меньшим успехом, твердые куски тушенного мяса. В конце концов он глотал их
непрожеванными. В качестве питья было предложено перебродившее молоко
моронов, вкус которого был не менее отвратительным, чем запах.
Единственное блюдо, которое ему не предложили - любимое блюдо воинов -
была смесь молока с еще теплой кровью, чему Язон был рад.
Когда любопытство Язона было удовлетворено, настала очередь Орайала,
и он задавал бесчисленное множество вопросов. Даже за едой Язон бормотал
ответы, которые жонглер и подмастерье прятали в глубинах своей памяти. Они
были спокойны, поэтому Язон считал себя в безопасности, по крайней мере,
на время. Дело шло к вечеру и Язон решил, что пора подумать о бегстве и
возвращении на корабль. Он дождался, пока Орайал замолк, чтобы перевести
дух и в свою очередь задал несколько вопросов.
- Сколько людей в лагере?
Жонглер все время пил ачад - ферментированное молоко - и покачивался
из стороны в сторону. Он что-то пробормотал и широко развел руками.
- Они дети грифа, - протянул он, - они столь многочисленны, что
покрывают равнину и заставляют сердца врагов трепетать...
- Я не спрашиваю об истории племени. Меня интересует их число.
- Одни боги знают. Может быть, сто, а может быть - миллион.
- Сколько будет двадцать плюс двадцать? - Язон прервал его своим
вопросом.
- Я никогда не беспокоился о таких глупостях, - отвечал старик.
- Но ведь я говорю не о высшей математике, а о счете в пределах ста.
Язон встал и осторожно выглянул в дверное отверстие. Порыв холодного
ветра заставил его прослезиться. Высокие ледяные облака плыли в бледной
голубизне неба, тени стали длиннее. - Пей, - сказал Орайал, протягивая ему
кожаную бутылку. - Ты мой гость и должен пить.
Молчание прерывалось лишь скрипом песка, которым старуха терла котел.
Ученик опустил подбородок на грудь и казалось, заснул.
- Я никогда не отказываюсь от выпивки, - сказал Язон, подошел и взял
бутылку.
Поднимая ее к губам, он поймал быстрый взгляд старухи, которая тотчас
склонилась над своей работой. За спиной он услышал слабый шорох.
Язон отпрыгнул, бросив бутылку, дубинка пролетела рядом с его
головой, задев плечо. Не глядя, Язон ударил ногой и попал в живот ученику
жонглера. Тот согнулся и выронил железную палку.
Орайал, который больше не пил, вытащил из-под шкур двуручный меч и
замахнулся. Хотя удар дубинки лишь скользнул по плечу Язона, его правая
рука онемела, но левая рука была в порядке, и он уверенно увернулся от
меча и схватил жонглера за горло, прижав большим и указательным пальцами
сонную артерию. Старик судорожно глотнул и упал без сознания.
Опасаясь за свои фланги, Язон не упускал из виду старуху, которая
извлекла в это время откуда-то какой-то длинный пилообразный нож - камач
жонглера оказался складом оружия - и попыталась напасть. Язон бросил
жонглера и перехватил кисть старухи так, что нож выпал из ее руки.
Все это заняло около десяти секунд. Орайал и его подмастерье
беспорядочной кучей лежали друг на друге, а старуха подвывала у костра и
растирала запястье.
- Спасибо за гостеприимство, - сказал Язон, кутаясь в шкуры и
стараясь вернуть к жизни онемевшую руку. Когда он смог двигать пальцами,
он связал старуху, заткнул ей рот кляпом, а затем сделал то же самое с
остальными. Глаза Орайала открылись. Они сверкали кровожадной яростью.
- Что посеял, то и пожнешь, - сказал ему Язон. - Это тоже можешь
запомнить. Я думал, что ты хочешь получить сведения и отплатишь той же
монетой. Но ты оказался слишком жаден, я знаю, что теперь ты жалеешь об
этом и разрешишь мне взять несколько изношенных шкур, эту грязную меховую
шапку, которая знавала лучшие дни, и какое-нибудь оружие.
Орайал промычал что-то, вокруг кляпа в его рту появилась пена.
Язон надвинул шапку на глаза, подобрал дубинку.
- И у тебя, и у твоей девицы, зубы недостаточно крепкие, а вот твой
помощник справится. Он может разжевать кляп, потом перегрызть веревку у
тебя на запястьях. Я тем временем буду уже далеко отсюда, скажи спасибо,
что я не похож на вас, иначе вы все уже были бы мертвы. - Он глотнул ачада
и повесил кожаную бутылку через плечо. - Это я возьму в дорогу.
Когда он вышел из камача, никого не было видно и он прочно завязал
