преданного сына Хьорварта, к вашим услугам, сыновья Рагнара, к вашим и
ничьим иным! Палатка взорвалась аплодисментами, стучали о стол рогами,
топали, звенели ножами. От удачного начала кампании у всех хорошее
настроение. Встал и заговорил Змееглазый.
- Ну, Сигварт, мы сказали, что ты можешь оставить себе добычу, и ты
ее заслужил, так что можешь не бояться рассказывать о своей удаче.
Расскажи, много ли ты добыл. Достаточно, чтобы купить себе летний дом в
Зеландии?
- Не очень много, - под недоверчивые возгласы ответил Сигварт. -
Недостаточно, чтобы я стал фермером. У деревенских танов мало что можно
взять. Подождите, пока великая непобедимая Армия не возьмет Норвич. Или
Йорк! Или Лондон! - Одобрительные возгласы, улыбка самого Змееглазого. -
Мы должны грабить соборы, они полны золота, которое монахи собирают с
этих глупцов с юга. А в деревнях ни серебра, ни золота.
- Но кое-что мы все же взяли, и я готов поделиться лучшим. Позвольте
показать вам нашу лучшую добычу!
Он повернулся и махнул рукой. Слуги его прошли мимо столов, ведя
фигуру, закутанную в мешковину, с веревкой на поясе. Фигуру подтолкнули
к центральному столу, двумя движениями разрезали веревку и сняли
мешковину. Годива мигала на ярком свету, она увидела море бородатых лиц,
раскрытых ртов, сжатых кулаков. Отшатнулась, попыталась отвернуться и
обнаружила, что смотрит прямо в глаза самого высокого из вождей,
бледного человека, с немигающим взглядом и глазами как лед. Она снова
повернулась и почти с облегчением увидела Сигварта, единственное
знакомое лицо.
В этом жестоком обществе она была как цветок в придорожных зарослях.
Светлые волосы, светлая кожа, полные губы, тем более привлекательные,
когда они раскрыты в страхе. Сигварт снова кивнул, и один из его слуг
сорвал с девушки платье. Она цеплялась за него, кричала, но платье было
сорвано, и она осталась почти нагой, в одной сорочке, и все могли видеть
ее юное тело. В страхе и стыде она прикрыла руками груди, склонила
голову и ждала, что с ней сделают.
- Я не стану делиться ею, - сказал Сигварт. - Она для этого слишком
хороша. Поэтому я ее отдам! Отдам тому, кто избрал меня для этого
похода, отдам с благодарностью и в надежде. Пусть он пользуется ею
хорошо, долго и с удовольствием. Я отдаю ее мудрейшему в Армии человеку.
Тебе, Айвар! Сигварт закончил выкриком и поднял свой рог. И медленно
начал осознавать, что не слышит ответных криков, только какой-то смутный
рокот, да и то от тех, кто подальше от стола, кто хуже знает Рагнарсонов
и позже других пришел в Армию. Никто не поднимал рогов. Все лица
казались встревоженными или невыразительными. Соседи отводили от него
взгляд. Сигварт снова ощутил холодок в сердце. Может, следовало сначала
спросить, подумал он. Может, произошло что-то, чего он не знает. Но
какой в его поступке вред? Он отдает часть добычи, любой ей обрадуется,
он делает это публично и честно. Кому может причинить вред его дар -
девушка, девственница, красавица? Айвару? Айвару Рагнарсону. Прозванному
- о, Тор, помоги ему, почему же он так прозван? Ужасное подозрение
появилось у Сигварта. Неужели это прозвище дано со смыслом?
Бескостный.
Глава 5
Пять дней спустя Шеф и его товарищ лежали в небольшой роще и смотрели
на пойменный луг. В конце его, в миле от них, начинался укрепленный
лагерь викингов. На какое-то мгновение решимость оставила их.
Они без особого труда добрались сюда от разрушенного Эмнета. В
обычных условиях это было бы самым трудным для сбежавших рабов. Но у
Эмнета хватало своих забот. Никто не считал себя хозяином Шефа, а Эдрич,
который, казалось бы, должен был помешать идти в лагерь викингов, умыл
руки и не занимался этим делом. Шеф без помех собрал свое скромное
имущество, спокойно взял небольшой запас пищи, который держал в тайнике,
и приготовился к отправлению.
Но его приготовления все равно заметили. Он стоял, думая, стоит ли
попрощаться с матерью, и понял, что кто-то стоит рядом. Это был Хунд,
друг его детства, ребенок рабов и со стороны отца, и со стороны матери,
вероятно, самое незначительное, с самым низким положением существо во
всем Эмнете. Но Шеф научился ценить его. Никто не знал болота лучше
Хунда, даже Шеф. Хунд мог неслышно скользнуть в воду и поймать куропатку
прямо в ее гнезде. В грязной душной хижине, в которой он жил с
родителями и множеством детей, часто играл детеныш выдры. Рыба,
казалось, сама идет ему в руки, ее не нужно было даже ловить на крючок
или в сеть. А что касается трав, Хунд знал их все, знал названия, знал,
как их использовать. Он был на два месяца моложе Шефа, но к нему уже
начали приходить люди за помощью и лекарственными травами. Со временем
из него мог получиться известный знахарь, которого будут уважать и
опасаться даже знатные. Или с ним что-нибудь сделают. Даже отец Андреас,
добрый воспитатель Шефа, с сомнением поглядывал на Хунда. Мать церковь
не любит соперничества.
- Я хочу идти с тобой, - сказал наконец Хунд.
- Это опасно, - ответил Шеф.
Хунд промолчал. Он всегда так поступал, когда считал, что больше
ничего объяснять не нужно. Оставаться в Эмнете тоже опасно. А Шеф и
Хунд, каждый по-своему, увеличивают общие шансы на успех.
- Если ты пойдешь со мной, нужно будет снять твой ошейник, - сказал
Шеф, взглянув на железный ошейник, который Хунду одели, когда он достиг
половой зрелости. - Сейчас как раз время. Никто нами не интересуется. Я
возьму инструменты.
Они поискали убежище в болотах, не желая привлекать внимание. Но даже
в спокойной обстановке снять ошейник было нелегко. Вначале Шеф подпилил
его, подложив тряпки, чтобы не задеть кожу, потом попытался клещами
разжать. В конце концов он потерял терпение, обернул руки тряпками и
силой развел концы ошейника.
Хунд потер мозоли и рубцы на шее и посмотрел на U-образную железную
полоску.
- Немногие могли бы это сделать, - заметил он.
- Необходимость может и старуху заставить бежать, - ответил Шеф. Но в
глубине души он был польщен. Он стал силен, он встречался с настоящим
воином в битве и теперь он свободен, может идти, куда хочет. Он еще не
знает, как это сделать, но должен быть способ освободить Годиву, а потом
забыть о несчастьях и жить спокойно.
Они без разговоров пустились в путь. Но сразу начались неприятности.
Шеф ожидал, что придется уклоняться от любопытных, от часовых, может,
скрываться от рекрутов, направляющихся к месту сбора. Но с первого же
дня пути он понял, что вся окружающая местность разворошена и гудит, как
осиное гнездо, в которое всунули палку. По всем дорогам скакали
всадники. У каждой деревни стояла стража, вооруженная и враждебно
настроенная, подозрительно относящаяся к любому незнакомцу. После того
как одна такая группа решила их задержать, не обращая внимания на их
рассказ, что они посланы Вульфгаром к родственнику за скотом, им
пришлось вырваться и бежать, уклоняясь от пущенных вслед копий.
Очевидно, были отданы строгие приказы, и жители восточной Англии им
повиновались. В воздухе чувствовалось напряжение.
Последние два дня Шеф и Хунд пробирались полями и живыми изгородями,
двигались очень медленно, часто ползли на животах по грязи. И все время
видели патрули. Иногда всадники под командой тана или королевского
приближенного, но чаще другие - и гораздо более опасные - пешие, они
неслышно и незаметно передвигались, оружие у них укутано, чтобы не
звенело; впереди опытные проводники с луками и охотничьими пращами. Шеф
понял, что так пытаются удержать викингов, не дать им передвигаться
небольшими отрядами для грабежа. Но такие группы рады задержать и убить
всякого, кто собирается помочь викингам, сообщить им сведения,
присоединиться к ним.
Только на последних нескольких милях опасностей стало меньше; и
вскоре юноши поняли: это потому, что они уже в пределах досягаемости
патрулей самих викингов. Их избегать легче, но они тоже очень опасны.
Потом они заметили группу, человек в пятьдесят, все верхом, все в
доспехах, с большими топорами на плечах. Группа ждала чего-то на опушке
небольшого леса. Боевые копья вздымались над ней щетиной. Их легко
увидеть, легко укрыться. Но потребуется целая армия англичан, чтобы
отогнать или разбить этих людей. А у деревенских патрулей нет на это ни
одного шанса.
Это люди, на милость которых они теперь должны отдаться. Теперь это
кажется не таким легким делом, как в Эмнете. Вначале у Шефа была мысль
явиться в лагерь и заявить о своем родстве с Сигвартом. Но Сигварт может
узнать его, хотя их стычка длилась всего несколько секунд. Какая
неудача, что он столкнулся в поединке с единственным человеком во всем
лагере, который мог бы принять его. А теперь встречи с Сигвартом нужно
избегать любой ценой.
Примут ли викинги новобранцев? У Шефа было неприятное предчувствие,
что для этого мало желания и самодельного меча. Но рабов они всегда
могут использовать. И опять - Шеф чувствовал, что сам он подойдет на
роль раба-гребца или работника в какой-нибудь далекой стране. Но в Хунде
внешне ничего ценного нет. Может, викинги отпустят его, как мелкую
рыбешку, попавшую в сеть? Или избавятся от помехи другим путем? Накануне
вечером, когда юноши впервые увидели лагерь, оттуда через одни ворота
вышел отряд и принялся копать яму. Чуть позже со скрипом подъехала
телега, и в яму бесцеремонно вывалили с десяток тел. В лагере пиратов
высокий уровень смертности.
Шеф вздохнул.
- Выглядит не легче, чем вчера вечером, - сказал он. - Но что-то
нужно делать.
Хунд схватил его за руку.
- Подожди. Слушай. Слышишь?
Юноши поворачивали головы. Звук. Песня. Много мужчин поют вместе.
Звуки доносятся из-за небольшого холма ярдах в ста слева от них, где
пойменный луг сменяется невозделанным общинным выгоном.
- Словно монахи поют в большом монастыре в Эли, - прошептал Шеф.
Глупая мысль. Ни одного монаха или священника в двадцати милях отсюда.
- Посмотрим? - прошептал Хунд.
Шеф не ответил, но молча и осторожно пополз в сторону пения. Здесь
могут быть только язычники. Но, может, к небольшой группе легче
приблизиться, чем к целой армии. Все лучше, чем просто открыто явиться в
лагерь.
Они проползли половину расстояния на животе, и Хунд неожиданно
схватил Шефа за руку. Молча указал на небольшой подъем. В двадцати ярдах
от них под большим старым боярышником неподвижно стоял человек,
внимательно оглядывая местность. Он опирался на топор размером в две
трети своего роста. Мощный человек, с толстой шеей, широкой грудью и
бедрами.
Но он по крайней мере не очень быстр, подумал Шеф. И неправильно
выбрал место, если он часовой. Юноши обменялись взглядами. Викинги,
возможно, великие моряки. Но о науке укрываться они имеют слабое
представление.
Шеф осторожно пополз вперед под углом к часовому, добрался до густых
зарослей папоротника-орляка, за высокими стеблями утесника. Хунд полз за
ним. Звуки пения впереди стихли. Вместо него слышался один голос. Что-то
говорит. Нет, не говорит. Призывает. Читает проповедь. "Могут ли быть и
среди язычников тайные христиане?" - подумал Шеф.
Он прополз еще несколько ярдов и осторожно раздвинул стебли. Перед
ним небольшая долина, укрытая от взглядов. На земле кругом сидят
сорок-пятьдесят человек. У всех мечи или топоры, но копья воткнуты в
землю, щиты лежат. Они сидят в пределах огороженного пространства. По
краям воткнуты копья, между ними протянуты нити. А на нитях яркие
гроздья рябины, теперь, осенью, они уже красные. В центре огороженного
пространства горит костер, вокруг него и сидят люди. Рядом с костром
