всех сторон их плотно окружали звезды, пока они не вылетели в более редко
заполненную область.
- Это факт, - заметил Герсен, - что мы на краю Галактики: "под
рукоятку по краю лети...". Где-нибудь впереди должен засиять Фамбер.
Прямо впереди лежала небольшая россыпь звезд.
- Звезда должна быть класса G-8, оранжевая, - пробормотал Герсен. -
Которая из них оранжевая? Ага, вот она.
Оранжевая звезда появилась на экране чуть левее и ниже перекрестья.
Герсен отключил привод Джарнелла и настроил макроскоп, который показал
единственную планету. Он прибавил увеличение и на экране появились моря и
континенты.
- Фамбер, - произнесла Алюз Ифигения Эперже-Токай.
10
"Среди присущих людям качеств имеется и такое,
которому трудно даже дать точное название. Не исключено,
что это наиболее благородное из всех человеческих качеств.
Оно включает в себя нечто большее, чем просто доброту,
душевную чуткость, щепетильность, глубину и постоянство
чувств, полнейшую самоотверженность. Это сопричастность ко
всей совокупности ощущений, испытываемых человечеством как
единым целым, это память всей истории человеческого рода.
Такое качество является неотъемлемой чертой любой
гениальной творческой личности, оно никоим образом не
может быть приобретено в процессе обучения, ибо обучение в
данном случае сродни переходу от возвышенного к
комическому - как, например, препарированию бабочки,
спектроскопии заходящего солнца, психоанализу хохочущей
девушки. Попытка воспитания подобного качества обречена
изначально - когда приходит ученость, исчезает поэзия.
Насколько зауряден интеллектуал, не способный чувствовать!
Какими банальными кажутся его суждения в сравнении с
мудростью простого крестьянина, черпающего свою силу,
подобно Антею, из эмоциональной сокровищницы всего
человечества! По самой сути своей вкусы и предпочтения
интеллектуальной элиты, выработанные в процессе обучения,
насквозь лживы, искусственны, схоластичны, оторваны от
жизни, неглубоки, безапелляционны, путаны, бесплодны и
лицемерны".
(Анспик, Барон Бодиссейский. "Жизнь", том IV)
Отзывы критиков на труд Барона Бодиссейского "Жизнь":
"Монументальное произведение, если вам по душе
монументы. Перед глазами неотвязно возникает скульптурная
группа "Лаокоон" с нашим добрым Бароном в центре,
мучительно корчащимся в попытках разорвать путы здравого
смысла, в компании стремящихся к тому же самому наиболее
ревностных его почитателей".
("Всеобщее Обозрение", Сан-Стефано, Бонифас)
"Чудовищно громоздкий агрегат проглатывает знания
целыми тюками, весь дрожит и стонет, перемалывая их, а
затем выплевывает результат своей бурной деятельности -
тощие клубы разноцветного едкого дыма".
("Эскалибур", Патрис, Крокиноль)
"Шесть томов бредней, настоенных на розовой водице
мечтаний".
("Академия", Лондон, Земля)
"Отъявленный вздор, изложенный топорным и напыщенным
слогом, совершено неудобоваримый..."
("Ригелианин", Авента, Альфанор)
"Когда он завистливо фыркает, отмечая деяния более
достойных людей, невозможно не испытывать искренний гнев".
("Галактический ежеквартальник", Балтимор, Земля)
"Очень трудно противостоять соблазну изобразить
Барона Бодиссейского на фоне аркадской идиллии в окружении
баранов, восторженно внемлющих его поучениям".
("Эль-Орхид", Серль, Квантика)
На материке Деспаз было утро, когда Алюз Ифигения начала давать
географические пояснения.
- Вытянутая полоса на юге, между береговой линией и горами Скар
Сакау, - Земля Миска. Аглабат различить трудно - он такого же бурого
цвета, что и окружающая местность, и сливается с нею. Расположен он на
берегу вон того глубоко вклинивающегося в сушу залива.
- А где ваша родина?
- Западнее. Сначала, среди отрогов гор - Вадрус. Обратите внимание на
светло-серое пятно - это город Каррай. Затем снова горы, и лишь за ними -
Жантильи. - Она оторвалась от телескопа. - Но вы, естественно, никогда не
побываете там. Как и в Каррае.
- Почему?
- Потому что ни мой отец, ни Сион Трамбле не потерпят, чтобы я
оставалась вашей рабыней.
Ничего не ответив на это, Герсен прильнул к окулярам и почти целый
час изучал все новые и новые участки поверхности по мере того, как
вращение планеты подставляло их под солнечный свет.
- Многое мне ясно, - наконец произнес он. - Однако столько же
остается и невыясненным. Например, каким образом выйти на Кокора Хеккуса,
не подвергая себя угрозе гибели? Он, несомненно, располагает радаром и,
возможно, организовал противовоздушную оборону своего города. Придется
осуществить посадку где-то за пределами дальности средств обнаружения.
Наиболее подходящее место для этого, скорее всего, по другую сторону
горного массива.
- А после того, как вы сядете - что тогда?
- Чтобы убить Кокора Хеккуса, я должен сначала отыскать его. А чтобы
найти его, придется отправиться на поиски.
- А я? - горестно пожаловалась Алюз Ифигения. - Я покинула Фамбер,
спасаясь от Кокора Хеккуса. Вы же вернули меня сюда. После того, как вас
убьют, в чем не приходится сомневаться, что мне предпринять в этом случае?
Вернуться в Обменный Пункт?
- Похоже, наши интересы совпадают, - сказал Герсен. - Мы оба хотим,
чтобы не стало Кокора Хеккуса. Для нас обоих нежелательно, чтобы он знал о
нашем присутствии на Фамбере. Вот и будем теперь держаться друг друга.
Он развернул Старскип к Фамберу, стараясь держаться намного севернее
гор, называвшихся Скор Сакау. После тщательного обследования местности он
нашел уединенную седловину под прикрытием могучей вершины и именно на нее
и сел. Справа и слева вздымались другие столь же могучие пики, до коренных
пород оголенные неистовыми ветрами и лишь покрытые кружевами ледников.
Ниже и к югу простиралось хаотическое нагромождение горных кряжей,
глубоких ущелий, отвесных обрывов. Еще никогда, пожалуй, Герсену не
доводилось бывать в настолько дикой местности. Пока в переходном шлюзе
выравнивалось давление, Герсен спустил на поверхность небольшой ялик, до
зубов вооружился и накинул на себя плащ. В такой же плащ закуталась и Алюз
Ифигения. Затем открыл люк и спрыгнул на поверхность Фамбера. Ярко светило
солнце, но воздух был прохладным. Ветра, к счастью, почти не было. Алюз
Ифигения присоединилась к нему и в приподнятом настроении осматривалась по
сторонам, как будто, несмотря на все страхи, она была счастлива вернуться
домой. Повинуясь какому-то не очень ясному для нее самой импульсу, она
повернулась к Герсену и произнесла:
- Вы вовсе никакой не злодей, несмотря на все, что рассказывали о
себе. Вы были добры ко мне - даже более добры, чем я могла ожидать. Почему
бы вам не отказаться от осуществления своего фантастического замысла?
Кокор Хеккус в полной безопасности за стенами Аглабата, даже Сион Трамбле
не представляет для него угрозы. Разве вы в состоянии что-то ему сделать?
Чтобы убить его, вам нужно каким-то образом выманить его, а для этого
придется одолеть все его чертовски коварные уловки. И никогда не забывайте
о том, что больше всего на свете он жаждет встретиться именно с вами.
- Я прекрасно все это понимаю, - сказал Герсен.
- И тем не менее, продолжаете упорствовать? Вы, должно быть, или
сумасшедший, или волшебник.
- Нет.
- Тогда вам придется придумать что-то из ряда вон выходящее.
- Только вот как это сделать, если в моем распоряжении нет никаких
фактов? И именно этим мы сейчас и займемся. Видите этот ящик? - Он ткнул
носком металлический чемодан. - Я могу сидеть на удалении в десять миль и
с помощью заброшенной в Аглабат потайной микрокамеры узнавать обо всем,
что мне необходимо знать.
Алюз Ифигения ничем не возразила на это заявление. Герсен внимательно
осмотрел Старскип, затем, обведя взором теснившиеся со всех сторон горные
склоны, удостоверился в том, что в такую глушь, да еще на такой высоте, ни
при каких обстоятельствах не забредут варвары-кочевники. Интуитивно
догадываясь о его мыслях, Алюз Ифигения заметила:
- Они держатся к югу от массива, где имеются пастбища для их стад и
где рукой подать до амбаров Миска. Если мы полетим на юг, то увидим их
селения. Это самые свирепые воины из всех, что когда-либо существовали,
хотя и сражаются практически голыми руками да еще кинжалами.
Герсен поднял черный чемодан на борт ялика, который в отличие от
летающей платформы, имевшейся на его старенькой Модели 9-В, был оборудован
прозрачным колпаком и удобными сиденьями. Первой расположилась в кабине
Алюз Ифигения, к ней тут же присоединился Герсен, после чего захлопнул
колпак. Ялик чуть приподнялся в воздух, соскользнул с седловины, затем
повернул на юг, продираясь между вздымающимися высоко вверх утесами и
отвесными склонами. Никогда еще перед взором Герсена не разворачивалась
столь ужасающая картина местности. Крутые обрывы росли буквально один за
другим над напоминающим глубокую бездну ущельем, на дне которого
металлической узкой лентой вилась река, различимая только вследствие того,
что оранжевое солнце находилось в самом зените. Одна пропасть открывалась
в другую. Пронизывающие их ветры сталкивались друг с другом и трепали
ялик, швыряя его из стороны в сторону. То и дело на глаза попадались
водопады, низвергавшиеся с высоких уступов и похожие издали на
развевающиеся по ветру пряди из серебристого шелка.
Мимо проносились утес за утесом, гряда за грядой, и исчезали сзади, и
вот уже с южной стороны показалась череда долин. Вдалеке виднелись леса и
луга, и вскоре Алюз Ифигения показала на что-то вроде беспорядочной
россыпи скал, прилепившихся к почти отвесному обрыву.
- Поселок тадоскоев. Мы им кажемся какой-то сказочной птицей.
- До тех пор, пока нас не подстрелят.
- Они пользуются только валунами, которые скатывают сверху на своих
врагов, а на охоте - луками и пращами.
Герсен тем не менее обошел поселок стороной, резко свернув к
противоположной, почти отвесной стене ущелья, поверхность которой
показалась ему удивительно бугристой и выщербленной. Только менее, чем в
ста метрах от этой стены, до него дошло, что он быстро приближается к
другому селению, с невероятным риском цеплявшемуся к бесплодным скалам. В
поле зрения промелькнуло несколько темных фигур. Какой-то мужчина на крыше
целился из оружия. Герсен выругался, резко свернул в сторону. Однако
короткая острая металлическая игла прошила переднюю часть корпуса ялика.
Ялик сильно тряхнуло, он накренился, затем начал терять высоту.
