"близкие друзья" и "закадычные приятели", Поэтому они и "вспоми-
нают": "Шли мы как-то с Владимиром Высоцким по Басманной..." Или
"забегаю это я однажды к Высоцкому, а он мне и говорит...", или -
еще хлеще: "А с Володькой мы были - водой не разольешь!.."
Я знаю, как много таких "воспоминаний" Объявилось теперь у Вы-
соцкого. Ну да бог с ними, пусть потешатся!.. Я - не о них.
Я - о том, что у Высоцкого и у его песен и в самом деле вели-
кое множество истинных, серьезных друзей! Тех самых друзей, ради
которых он работал и для которых жил.
Наверное, у каждого человека, знакомого с песенным творчеством
Владимира Высоцкого, есть, так сказать, "свой собственный Высоц-
кий", есть песни, которые нравятся больше других. Нравятся пото-
му, что они чем-то роднее, ближе, убедительнее.
"Свой Высоцкий" есть и у меня.
Был такой вроде бы неплохой фильм - "Вертикаль". Был и прошел.
А песни, написанные Высоцким для этого фильма, остались. Были еще
фильмы, были спектакли, которые "озвучивал" Высоцкий, и очень
часто песни, созданные им, оказывались как бы на несколько разме-
ров больше самого фильма или спектакля. Каждый раз у этих песен
начиналась своя отдельная (и очень интересная!) Жизнь. Они сразу
же шли к людям, шли, будто бы минуя экран или сцену.
И особенно ясно это понимаешь, когда вслушиваешься песни, на-
писанные Владимиром Высоцким о войне...
Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
-------------------------------------
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.
То, что пусто теперь, - не про то разговор,
Вдруг заметил я: нас было двое...
Для меня словно ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
-------------------------------------
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих...
Все теперь одному, только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
На мой взгляд, песня "Он не вернулся из боя" - одна из главных
в творчестве Высоцкого. В ней, помимо интонационной и психологи-
ческой достоверности, есть и ответ на вопрос: почему поэт, чело-
век, (по своему возрасту явно не мог принимать участия в войне)
все-таки пишет о ней, более того - не может не писать?
А все дело в судьбе. В твоей личной судьбе, которая начинается
вовсе не в момент рождения человека, а гораздо раньше. В личной
человеческой судьбе, которая никогда не бывает чем-то отдельным,
обособленным от других людских судеб. Она, твоя судьба, - часть
общей, огромной судьбы твоего народа. И существуешь ты на Земле,
продолжая не только собственных родителей, но и многих других лю-
дей. Тех, которые жили до тебя. Тех, которые когда-то защитили
твой первый вздох, первый крик, первый шаг по земле.
Песни Высоцкого о войне - это, прежде всего, песни очень нас-
тоящих людей. Людей из плоти и крови. Сильных, усталых,
мужественных, добрых.
Таким людям можно доверить и собственную жизнь, и Родину. Та-
кие не подведут.
Сегодня не слышно биения сердец.
Оно для аллей и беседок.
Я падаю, грудью хватая свинец,
Подумать успев напоследок:
"На этот раз мне не вернуться.
Я ухожу - придет другой.
Мы не успели, не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой".
Именно так и продолжается жизнь, продолжается общая судьба и
общее дело людей. Именно так и переходят от родителей к детям са-
мые значительные, самые высокие понятия.
У Владимира Высоцкого есть песни, которые чем-то похожи на ро-
ли. Роли из никем не поставленных и - более того - никем не
написанных пьес.
Пьесы с такими ролями, конечно, могли бы быть написаны, могли
бы появиться на сцене. Пусть не сегодня, так завтра, не завтра,
так послезавтра. Но дело в том, что ждать до завтра Высоцкий не
мог, не хотел. Он хотел играть эти роли сегодня, сейчас, немед-
ленно! И поэтому сочинял их сам, сам был режиссером и исполните-
лем.
Он торопился, примеряя на себя одежды, характеры и судьбы дру-
гих людей - смешных и серьезных, практичных и бесшабашных, реаль-
ных и выдуманных. Он влезал в их заботы, проблемы, профессии и
жизненные принципы, демонстрировал их способ мыслить и манеру го-
ворить. Он импровизировал, увлекался, преувеличивал, был дерзок и
насмешлив, дразнил и разоблачал, одобрял и поддерживал.
Причем все это он делал так талантливо, так убедительно, что
иные слушатели даже путали его с теми персонажами, которых он
изображал в своих песнях. Путали и - восторгались, путали и - не-
доумевали.
А Высоцкий вроде бы и не обращал на это никакого внимания. Он
снова и снова выходил на сцену, продолжая сочинять и петь свои -
всегда неожиданные, разноплановые, злободневные - "песни-роли". И
в общем-то это уже были не роли, а, скорее, - целые пьесы со сво-
ими неповторимыми характерами, непридуманными конфликтами, точно
выстроенным сюжетом.
Исполняя их, Высоцкий мог быть таким грохочущим, таким штормо-
вым и бушующим, что людям, сидящим в зале, приходилось, будто от
сильного ветра, закрывать глаза и втягивать головы в плечи. И ка-
залось: еще секунда - и рухнет потолок, и взорвутся динамики, не
выдержав напряжения, а сам Высоцкий упадет, задохнется, умрет
прямо на сцене... Казалось: на таком нервном накале невозможно
петь, нельзя дышать!
А он пел. Он дышал.
Зато следующая его песня могла быть потрясающе тихой. И от
этого она еще более западала в душу. Высоцкий, который только что
казался пульсирующим сгустком нервов, вдруг становился воплощени-
ем возвышенного спокойствия, становился человеком, постигшим все
тайны бытия. И каждое слово звучало по-особому трепетно:
Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу - и, значит, я люблю!
Я люблю - и, значит, я живу!
Высоцкий пробовал себя в разных интонациях, он искал для своих
"пьес" все новые и новые краски, новые детали, поэтому, его песни
имеют несколько авторских вариантов, изменений, сокращений. И в
этом - тоже он, Высоцкий, - его натура, его неудовлетворенность
собой, его способ творчества.
Можно сказать, что дверь в его "творческую лабораторию" была
постоянно распахнута. Он был весь на виду. Со всеми своими удача-
ми и неудачами, находками и проколами, сомнениями и убежден-
ностью.
Он написал много песен. И, конечно, не все они равны.
Но это всегда - неровность дороги, ведущей к постижению исти-
ны, к открытию людей и, значит, - к открытию самого себя...
Он никогда не пел свои песни свысока, никогда не стоял над
зрителем, над слушателем. И эстрада (впрочем, так же как и сцена,
и с"Емочная площадка) была для него не пьедесталом, а местом, от-
куда его просто-напросто лучше видно и лучше слышно. А еще она
была местом его работы. Работы - с полной самоотдачей. На износ.
Всегда и во всем...
Много раз я слышал, как его песни исполняли другие порою очень
хорошие - певцы. Не могу сказать, что эти певцы недостаточно ста-
рались. Нет, они вкладывали в каждую песню все свое умение, весь
свой темперамент и опыт!
А песня все равно получалась какой-то другой, разученной, взя-
той напрокат. Она - будто одежда с чужого плеча - то морщила на
спине, то жала в груди, а то вообще расползалась по швам.
И дело тут даже не в своеобразной исполнительской манере Вы-
соцкого. Ведь в конце концов любую манеру можно скопировать.
Манеру - можно, а душу - нельзя...
Он был невероятно популярен. Достать билет на его выступление
было намного труднее, чем "пробиться" Летом сочинскую или ялтинс-
кую гостиницу.
Но если для нормальных людей Владимир Высоцкий был своим, был
близким, необходимым и любимым актером, то для мещанствующих сно-
бов он, прежде всего, был "модным".
Я ненавижу публику так называемых "престижных премьер".
Не всю, конечно, публику, а ее самодовольную (кстати, не такую
уж малочисленную) - снобистскую часть. Ненавижу типов, которые
появляются на премьерах вовсе не потому, что в каждом первом
спектакле (или концерте) есть, как в рождении ребенка, какая-то
щемящая торжественность, соединение боли и радости, достигнутого
и недостижимого.
Нет, быть на премьере - для снобов не самое главное, для них
главное - попасть туда! Попасть, чего бы это ни стоило, "отме-
титься", Хотя бы только для того, чтобы обзвонить "не попавших":
"Как, вы не были?! Ну-у, много потеряли!.. ТаM была такая-то с
таким-то. И этот был... И та..."
Именно такие мещанствующие снобы распускали о Высоцком неле-
пые, почти фантастические сплетни и слухи, и в то же самое время
заискивали и лебезили перед ним. О, как им хотелось, чтобы он -
Высоцкий - стал бы и для них "своим в доску", "рубахой-парнем",
Закадычным "дружком-приятелем"!
А он ненавидел мещан. И снобов - презирал. Любых.
Недаром есть у него горькая и злая песня, которая заканчивает-
ся такими словами:
Не надо подходить к чужим столам
И отзываться, если окликают.
Однако, когда Владимира Высоцкого окликали не снобы, а люди -
просто люди, - он поворачивался к ним охотно, поворачивался всем
корпусом и отзывался всем сердцем!
Вспомните, к примеру, его "сказочные песни". Те самые, которые
он писал для "Алисы в стране чудес", Для кинофильма "ИМан да
Марья" И просто так - для себя. Дети, общаясь со взрослыми, мо-
ментально распознают, кто из взрослых с ними - на равных, а кто
только "прикидывается ребенком".
Так вот, сочиняя свои "детские сказочные песни", Владимир Вы-
соцкий ребенком никогда не прикидывался. Он просто был им.
За хриплым напряженным голосом и жесткой манерой пения до поры
до времени скрывалась восторженная и добрая ребячья душа, прятал-
ся человек, гораздый на выдумку и озорство, умеющий верить в чудо
и создавать его...
Догонит ли в воздухе, или шалишь,
Летучая кошка летучую мышь?
Собака летучая - кошку летучую?..
Эти "вечные вопросы" детства задает себе Алиса, и слезы ее те-
кут конечно же - в "слезовитый океан"...
А вот как трогательно и вместе с тем категорично звучит сере-
нада влюбленного Соловья-разбойника из другой - более взрослой -
сказки:
Выходи, я тебе посвищу серенаду,
Кто тебе серенаду еще посвистит?
Сутки кряду могу, до упаду,
Если муза меня посетит.
Я пока еще только шутю и шалю,
Я пока на себя не похож,
Я обиду стерплю, но когда я вспылю,
Я дворец подпалю, подпилю, развалю,
Если ты на балкон не придешь...
Ну, кто, по-вашему, сможет устоять перед такими доводами
влюбленного? Да никто на свете!..
В одной из "сказочных песен" Высоцкий задает вопрос, удиви-
тельный по своей "детскости" И мудрости:
Что остается от сказки потом,
После того, как ее рассказали?..
А действительно - что?
Могу сказать: когда я впервые услышал эти песни, у меня долго
не проходило какое-то особое ощущение свежести, улыбки, доброты.
И я еще больше поверил в истину: даже тогда, когда в начале сказ-
ки все "страшно, аж жуть!" - Конце ее все страхи обязательно ис-
чезнут, там непременно светит солнце и торжествует добро!
Так, что, после того как сказку рассказали, остается многое. В
том числе и чисто профессиональное уважение Высоцкому. Ведь по
