наконец, что нам так же больно, как и вам, и мы имеем такое же право
говорить о нашей боли! У нас была такая же Катастрофа, как у вас, и
продолжалась она 25 пет. Был голод на Украине, унесший за год не то 5, не
то 7 миллионов (их и пересчитать не удается). За войну население Белоруссии
уменьшилось на 1/4 и восстановилось лишь за 40 лет. И о таких же пытках, о
каких пишете вы, безо всякого "было бы" вы можете прочесть, например, в
материалах о деятельности Киевской ЧК. Автор говорит: "Что же, в известном
недавнем периоде русской истории действительно можно наблюдать
непропорциональное (как в количественном, так и в эмоциональном отношении)
участие евреев. Обстоятельство это представляется мне трагическим для моего
народа в такой же степени, как и для Вашего". Неужели действительно "В
ТАКОЙ ЖЕ"? Евреи за этот период избавились от черты оседлости, процентной
нормы, переселились из местечек в города - в основном крупные, во много раз
обогнали другие народы СССР по уровню образования и ученых степеней. У
русских было уничтожено дворянство, духовенство, разрушена деревня,
катастрофически упала рождаемость. Именно русский, а никак не еврейский
народ стоит сейчас перед угрозой гибели. Автор пишет: "Сейчас наступила
пора нашего национального расставания", очевидно, подразумевая эмиграцию
евреев. Но у русских-то нет другой родины, кроме их разоренной страны.
Неужели эта ситуация отражает "ТУ ЖЕ МЕРУ"? Такая холодная отстраненность
от чужих бед может очень далеко завести. Б. Кушнер говорит о "Русофобии":
"Кажется, что вот-вот появятся и пресловутые христианские младенцы"
(намекая на ритуальные убийства). "Словарь русского языка" Ожегова
разъясняет слово "пресловутый" так: "широко известный, нашумевший, но
сомнительный или заслуживающий отрицательной оценки". Но ведь убитые-то
младенцы были самые настоящие, какова бы ни была причина их гибели
(например, в деле Бейлиса, в процессах, описанных Далем). За что же их так
пренебрежительно третировать, хоть они и христианские, - можно бы и
пожалеть!
Сейчас мы наглядно видим, какой колоссальной силой являются национальные
переживания - подчас посильнее экономических факторов и классовых
отношений, о которых столько лет долбили как о единственном двигателе
истории. Не можем мы отказаться от обдумывания и этого аспекта революции
17-го года - самого трагического кризиса нашей истории. А до сих пор такие
попытки встречают яростное сопротивление или полное непонимание. Из
многочисленных примеров: в "Русофобии" приведено высказывание одного из
вождей с.-д. - Мартова. Он говорит, что, пережив в детстве угрозу погрома,
сохранил на всю жизнь "семена спасительной ненависти". Б. Кушнер упрекает
меня, что я не ощущаю "страдание другого существа как свое собственное", не
понимаю переживаний Мартова или поэта Бялика, вызванных погромами. Зря я,
видимо, объяснял, что хочу вообще воздержаться от "оценочных суждений", а
пытаюсь понять: что же с Россией происходило? А произошло то, что одним из
вождей революции оказался человек, глубинной основой психологии которого
была не любовь к этой стране и ее народу, даже не
интернационалистскимарксистские идеи, а "семена спасительной ненависти" - к
кому? И ситуация, вероятно, была типична не для одного Мартова. Конечно -
как не пожалеть трехлетнего Юлика, со страхом дожидавшегося погрома? Но,
говоря об истории, как не подумать о всей России, судьба которой оказалась
в руках таких вождей? Ведь Россия тоже "существо", и страдания этого
существа тоже надо бы чувствовать!
Некогда Янов сравнил обвинение в антисемитизме с атомной бомбой в руках
"противников национализма". Это очень тонко подмечено: речь идет именно о
борьбе с "национализмом" (конечно, русским - т. е. о русофобии), а не о
защите еврейского народа от какой-то угрозы. Например, как иначе понять
стальное нежелание замечать, что с "Малым народом" в моей работе
связывается лишь некоторое течение еврейского национализма, - и делать вид,
что речь идет о всем еврейском народе (аналогично, в связи с участием
радикального еврейства в революции). Я пытаюсь примерить на себя: конечно,
есть много эпизодов в русской истории, о которых мне тяжело вспоминать, -
например, подавление польских восстаний или политика обрусения инородцев.
Если бы я встретил работу, утверждающую, что ответственность за это несет
не весь русский народ, а лишь какой-то узкий его слой, то, конечно,
ухватился бы за нее и попытался бы эти аргументы развивать. Как мог бы
автор, стоящий на глубоко национальной еврейской позиции, наоборот,
стараться действия Свердлова, Троцкого или палачей ЧК связать со всем своим
народом? У автора, стоящего на национальной почве, думаю, дрогнула бы рука
написать и то, что высказал Гроссман о России. Ведь в романе "Жизнь и
судьба" он с таким жутким реализмом описывает гибель евреев в газовых
камерах. А это была бы судьба всех евреев СССР, если бы равнины Восточной
Европы не были усеяны русскими и украинскими костями. Этим я отнюдь не хочу
сказать, что евреи (или, скажем, грузины) не воевали, - но по числу своему
не могли влиять на исход войны. И, конечно, русские защищали свою страну и
отнюдь не приобрели тем самым право както утеснять евреев, но на некоторую
благодарность, деликатность в обличении их недостатков могли бы
рассчитывать от людей, живущих интересами всего еврейского народа. Разве
мог быть поднят людьми, озабоченными еврейской судьбой, этот всемирный
гвалт о фантастической (как сейчас всем видно) угрозе погромов?
Разве заботило его организаторов то, как это отразится на отношениях
других народов - в стране, где сейчас громят чуть ли не всех, кроме евреев!
Ведь это похоже на крики нежных родителей, что их ребенку не хватает яблок
и апельсинов: можно еще понять, когда кругом все сыты, - ну а если другие
дети пухнут с голоду? Не будет ли воспринято как знак жестокого
пренебрежения к чужим жизням? (Так же было и с требованиями дать свободу
еврейской эмиграции, когда у нас колхозники не имели права уехать из своей
деревни). Кинорежиссер С. Говорухин пишет (тут же заверяя, что "Памятью" не
завербован!): "Попробуйте взглянуть на нашу прогрессивную прессу глазами
нормального здорового человека.
Сколько всего случилось за этот год! Баку, Душанбе, Тува, Ош... С
живых людей сдирали кожу, жгли на кострах! По газетам же
получается: главное событие года - скандал в Доме литераторов".
"Или я ничего не понимаю, - скажет нормальный читатель, или тут что-то не
так". Это в лучшем случае он так думает, а в худшем - поскребет затылок и
промолвит: "А может, правы те, кто говорит, что евреи захватили газеты,
радио, телеграф?" Вот вам пример обратного эффекта. Идиотизм, ей-богу! В
редакции газет приходят разные письма. Цитирую одно из них по памяти.
Пишет пожилая еврейская чета: "Почему вы так много места уделяете этому
процессу (над Осташвили. - И. Ш.)? Неужели не понимаете, что это приведет к
росту антисемитских настроений?"
Да и в связи с "Русофобией" я встречаю поразительные возражения: будто
приводя цитаты из Янова или Гроссмана, я "провоцирую погромы". Я-то в
возможность погромов не верю, но кто и правда ими озабочен, должен был бы
прежде всего обратиться с призывом не печатать таких произведений, одна
цитата из которых может вызвать погром! Наконец, последнее время принесло и
совсем поразительные примеры. Так, в Молдавии звучали чудовищные призывы:
"Утопим русских в еврейской крови!" Но это не вызвало никакого возмущения,
не то что "шабаш в ЦДЛ". Видимо, первая часть призыва вполне оправдала
вторую. Говоря конкретнее, сепаратизм и русофобия есть главная цель, а
судьба евреев второстепенна.
Все указывает, что течение, столь влиятельное в "Малом народе", так умело
манипулирующее образом "антисемитизма", столь же мало озабочено судьбой
еврейского народа, как в свое время эсеры - судьбой крестьян или большевики
- рабочих. Для них весь народ есть лишь средство, "сухая солома". И мне
верится, что когдато скажет свое слово и "молчаливое большинство".
Например, скажет, что невозможно отбрасывать трагедию окружающего народа
как нечто, не стоящее внимания сравнительно со своими заботами. И не из
страха перед "ростом антисемитских настроений", а просто потому, что это -
не по совести. Есть признаки, что это возможно. Например, в статье "Я,
русский еврей" ("Век ХХ и мир", №10, 1990) автор пишет: "И пусть мы, евреи,
покаемся первыми: хотя мы действительно живем на земле предков, но ведь это
же Русская земля... В первую четверть века, в судьбоносные для России
времена, нам следовало бы проявить величайшую осмотрительность, такт по
отношению к хозяевам - народу этой страны". Ведь есть, значит, возможность
понять точку зрения друг друга. Мне кажется, сейчас успехом было бы хоть
понять, даже не соглашаясь.
Для России вновь настали судьбоносные времена. К несчастью, нам всем,
всем народам России, не было дано спокойно осмыслить опыт предшествующей
катастрофы. И как бы нам всем не повторить еще раз тех же ошибок, но в
больших размерах, с еще более страшными последствиями!
Июнь 1991 г.
ШАФАРЕВИЧ Игорь Ростиславович - ученый-математик, философ, публицист и
общественный деятель. Член-корреспондент АН СССР. Автор известных работ:
"Русофобия", "Две дороги к одному обрыву", "Социализм как явление мировой
истории".
Участвовал в сборнике "Из-под глыб" (Москва-Париж, 1974). Живет в Москве.
"Вече" (Мюнхен). 1988. "Кубань". 1989 №№ 5, 6, 7, "Наш современник", 1989
№№ 6 и 11 и ряд отдельных изданий.
Пользуясь случаем, хочу исправить допущенную в прежней работе ошибку.
Синявский был осужден не на 5 лет, а на 7. Из которых отсидел 6.
Чувствуется, что здесь не хватает Блока. В последний момент я нашел и о
нем. Один автор в эмигрантском журнале "Грани" умиленно объясняет, чем мы
обязаны И. Бродскому. Оказывается, автор никогда не любил Блока, но
стеснялся этого. А вот Бродский в беседе с Соломоном Волковым ("Континент",
№53) смело сказал: "Блока, к примеру, я не люблю теперь пассивно, а раньше
- активно (...) за дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих
отношениях чрезвычайно подлый". И тем снял тяжелый груз с души автора. Ныне
Э. Шеварднадзе является министром внешних сношений СССР (Прим. ред.).
Поразительно! Если исходить из концепции демократии власти большинства
(автор - депутат-демократ), то однозначен вывод: надо вернуть "власть
твердой руки", "хозяина", тюрьмы и икону вождя. Ведь именно такова воля
большинства.
По данным журнала "Столица" (1991, №4). По другим данным - около 10.
А.М.Верховский
О грехе Сергианства в Русской Православной Церкви
Прежде чем выскажу свои суждения на этот счет, хочу рассказать одну
простую историю. Летом 199О г. меня попросили приехать в одно село
неподалеку от Екатеринбурга. В предыдущую осень я помогал восстанавливать
там храм, с общиной сложились у меня хорошие отношения и ко мне, бывало,
обращались за помощью или советом и много времени спустя: когда я там уже
не работал. В тот раз община обратилась ко мне, озабоченная своим
священником, который вел себя недостойным священника образом, а жалобы
архиерею никаких результатов не дали.
В ту пору я уже состоял в Зарубежной Церкви и принялся с жаром убеждать
общину, что замечательным решением проблемы был бы переход всей общины в
Зарубежную Церковь. Я привел множество доводов, но никого не убедил.
Наконец одна бабушка, которая была душою общины, сказала, что сказанное
мною все хорошо и все правильно, но священника им поставил епископ, и что
они должны любить такого батюшку, какой есть, а не искать другого помимо
епископа и тем более за морем. На этом дискуссия была закончена. Священник
со временем был заменен.
Та бабушка не прочитала ни одной богословской книжки (у нее даже
Евангелие было переписанным от руки - такая нужда была в книгах, даже и в
9О-м году) но глубину, высказанного "неграмотной бабкой" и ее христианское
смирение, я смог постичь только много времени спустя. А главный вывод,
