будет мне пути назад. Освободи ее, она не виновна ни в чем.
- Отпущу. После.
- Клянись, - голос Короля был все еще так силен, что не подчиниться
не было возможности.
- Я клянусь Мечом, Жезлом и Короной, что как только ты перестанешь
быть Повелителем, она получит свободу.
- Хорошо.
И произнес Истинный Король Крови свои Слова.
И снял с головы Корону.
И ушел он в Мир, откуда нет дороги назад. Ждали его там и другое
рождение, и иная жизнь, и новая память.
И дал Свободу Завоеватель Женщине Короля. Ровно день была она жива и
свободна.
Но текла кровь его в его дочери, а девочка была жива.
И это была последняя надежда Мира.
Елена ВЛАСОВА
СКАЗКА О МЕНЕСТРЕЛЕ
Война кончилась... Неважно, кто победил, кто проиграл, по прошествии
столетий это и вправду стало неважно. Важно было то, что перестала литься
кровь, перестали умирать дети, а пропитанная кровью земля дала обильный
урожай. И тишина опустилась на край, что забыл значение этого слова. Мир и
покой пришли к людям. И кому теперь, по прошествии многих столетий,
хочется вспоминать, кто был прав, кто виноват? Все радовались тому, что
можно просто собирать урожай, пить вино, покупать женщинам украшения, те,
что делали их еще прекраснее. И кроме покоя на израненную землю пришло
забвение. Не хотелось никому вспоминать прошлое, и похоронили его люди,
завалив грудой насущных дел, что были им в новь и в радость.
Но остался Один. Он все помнил и знал, покрову забвенья не суждено
было укрыть его душу. И о боли помнил он, и о подлости, и о предательстве,
обо всем, что положило начало крови. Был он Сказителем и Менестрелем. Он
нес свою кровоточащую душу от дома к дому, от очага к очагу. Но мало кому
хотелось вспоминать правду. Всходы на полях были обильны, что с того, что
взошли они на крови? И часто спускали на него собак, а еще чаще оскорбляли
подаянием, призывая молчать. И он уходил... Но были и другие, желавшие
знать правду любой ценой, чтобы не повторить прошлого. Им он и пел, и
рассказывал, ибо имел право на память. И когда покидал он такие дома,
провожавшие делились с ним не только хлебом - души свои, свои жизни
отдавали они Певцу, ибо трудна была дорога его, и более, чем выносливость
тела, нужна была на ней сила духа. А он не замечал этого. Он просто шел
вперед и вперед и удивлялся, как еще выносит он свой Путь. Но удивление
исчезало, и Путь лежал в Бесконечность.
Но случилось однажды так, что очень плохо было ему. Он сидел у
костра, и боль, невидимая другим, рвала на части его душу. Его опять
прогнали, побили камнями, травили собаками... Тяжелы были мысли его: "Я
один, совсем один, и никого рядом, никому не нужна Правда о прошлом. Все
хотят забыть, все до одного. И нет никого, кто разделил бы со мной ношу
памяти. А может быть, они правы... Пережить - забыть, и нечего бередить
рану... Ведь это никому не нужно, совсем никому... И я совсем один, совсем
один..." И с этими мыслями заснул он, и не ведал в своем томительном и
ужасном сне, что в страшных мучениях умирали в это время те, о ком он
забыл сейчас, кто отдал ему больше, чем хлеб и вино. Ведь как можно жить,
отдав и жизнь, и душу - и вдруг обнаружив, что отвергли твой Дар?.. И
пришла в сердца Пустота. И они умирали от невыносимой боли, умирали
слабостью одного человека, умирали те сильные, что не боялись Правды. Но
можно ли винить Певца за минутную слабость?..
Ведь на следующий день он проснулся и снова был готов продолжить свой
Путь. Но напрасны были его усилия. Он принес в мир слишком много смертей
одной минутой своего малодушия. Он не мог вспомнить ни песен, которые пел,
ни легенд, что рассказывал. И понял он, что отныне отказано ему в Великом
Даре Памяти.
Он тоже умер. Тихо, незаметно и быстро, как догорает свеча...
