губернии; Ф. Молчанов - Соликамска и Перми Великой Казанской губернии. Вскоре за
этим последовал целый ряд других карт, принимавшихся во внимание при своих
работах Делилем.200
Однако работа геодезистов в целом совершенно не удовлетворяла научным
требованиям, и Делиль не имел тех помощников, какие необходимы для завершения
такого огромного труда, каким является карта России. Прошло много лет, пока ему
удалось выбрать из контингента геодезистов нужных ему людей, подготовить из
геодезистов и студентов Академии наук нужную ему рабочую силу [для составления]
карты. Это было сделано только в 1739-1740 гг.
Студенты Академии частью набирались из местных людей, очень часто были детьми
иноземцев, живших в России, частью приезжали из-за границы, будучи или совсем
чуждыми России искателями новых, лучших условий жизни, или происходили из семей,
связанных с русской жизнью.
Геодезисты были созданием Петра. Они выходили из "класса геодезии", учрежденного
Петром в 1701 г. в Москве и потом перенесенного в Морской корпус в Петербург
[69]. По окончании курса они находились в ведении Сената и Академии наук. В них
шел разночинец; дворяне были среди них редки. Это были живые люди из народа,
пробивавшиеся к лучшим условиям быта, введенные в общество Петром. Они делали
морские съемки, составляли карты целых областей, совершали невидную, но огромную
работу, без которой научное исследование России было бы немыслимо.
Современники сурово оценивали их деятельность. Так, в Записке, поданной в
Академию наук в 1739 г., В. Н. Татищев набросал яркую картину положения дела. Он
писал в Академию наук: "Сего ради особливо господин профессор Делиль призван и
многие геодезисты научены несколько лет уже о том трудиться; но со всем тем
доднесь мало что совершенное видим, и суще по причине той, что геодезисты не
довольно во всех потребных тому обстоятельствах, а особливо в астрономии научены
были, надежных инструментов и достаточных инструкций не имели, над ними
искусного правителя, который бы особливо почасту известия от них требовал,
сумнительства им решить и погрешности рассмотри, исправлять мог, не было. Для
которого они в губерниях надмерно долго медлили и, не видя себе ни страха, ни
награждения, весьма слабо поступали и мало что полезно учинили, как печатные с
оных статским советником Кириловым ланд-карты свидетельствуют, которые так худы,
что во употребление не годятся, о чем и профессор Фаргесон в своем рассуждении
согласно с профессором Делилем истину объявили; а геодезисты многие, завидуя в
войске происходящим чинам, в полки разошлися и оную науку оставили".201
Этот отзыв современника не отвечает действительности. В общем он рисует верную
картину тех затруднений, житейских нескладностей и тяжестей, какие пришлось
пережить геодезистам. У них действительно не было ни знаний, ни руководства, ни
инструментов; их бюрократическое положение было очень мизерное. Они старались
уйти в лучшие условия, где их работа тоже была нужна. И однако все-таки они
оставили огромный след в русской жизни. Мы встречаемся с ними на каждом шагу -
мы уже видели, что Соймонов и Гвоздев были геодезистами. Из них вышел тонкий
астроном-топограф Красильников. В общем результаты их работы оказались отнюдь не
столь печальными, как это казалось Татищеву. Труды их, исправленные и научно
проверенные, легли в основу атласа 1745 г., и на всем протяжении первой половины
XVIII столетия мы встречаем геодезистов в целом ряде культурных дел - в съемках,
экспедициях, в различных работах географического и статистического характера.
Это были в среде тогдашнего русского общества культурные элементы, несшие в
русское общество и новое знание, и уважение к науке, и сознание силы научного
мышления. Любопытно, что это были люди, не подходившие под тот тип
образованности, который господствовал в светском обществе и к которому позже
пришли русская бюрократия и дворянство. Тот же Татищев в 1739 г., возражая
против отсылки в Петербург к Делилю геодезистов, работавших у него в Казанской и
Сибирской губерниях, пишет:
"... между всеми теми геодезистами ни единого не сыщется, который бы
по-французски или латыне учен был, без которого они не токмо нужных книг читать,
но без переводчика и говорить с ним не умеют. Они же люди все в возрасте
мужском, каковым уже более научиться не без труда..."202 Это были,
следовательно, разночинцы-техники, сделавшие, однако, крупное научное дело, но
лишенные - при бедности русской научной литературы - возможности достигнуть не
только внешнего светского, но и широкого научного образования.
Географическая карта России, тесно связанная с государственными разнообразными
интересами, находилась в это время в особом ведении. С одной стороны, к ней
должны были быть прикосновенны ученые, в частности Академия наук; с другой
стороны, правительство - Правительствующий Сенат, который обязан был составлять
и заботиться о выходе карты. Эта двойственность в ведении дела, подозрительность
и опасение того, что карта сделается известной иноземцам в тех своих частях,
которые, по мнению тогдашнего правительства, не подлежали опубликованию,
чрезвычайно тормозили все дело.
Карта могла быть исполнена вообще при таких условиях только потому, что во главе
этого дела в Сенате стоял выдающийся, горячо преданный делу человек - И. К.
Кирилов (и, как уже было упомянуто, Соймонов). Любопытно, что одновременно с
заботой о громоздком, медленно двигавшемся правительственном предприятии Кирилов
задался целью создать самостоятельно атлас Российской империи. Для этого атласа
он собирал материал отовсюду, работал не за страх, а за совесть. Его высокое
бюрократическое положение - первого секретаря Сената - защищало его от
подозрений в государственном вреде его работы. План Кирилова поражает своим
заданием. Ему не удалось его исполнить - он не исполнен до сих пор. Кирилов
собирался издать атлас России на 360 листах.203 Иван Кирилович Кирилов204 был
замечательным русским человеком, оставившим глубокий след в ее культурной
истории. По-видимому, он вышел из народа. Есть указания, что он был
воспитанником Навигацкой школы в Москве. Он начал службу в Сенате с малых чинов,
в 1719 г. был сенатским секретарем, в 1728 г. обер-секретарем Сената. Уже при
Петре он издал карту Выборгской земли и границ России со Швецией; по-видимому,
ему было поручено в 1721 г. в Сенате следить и руководить работой геодезистов.
Среди огромной служебной работы он не забывал своей заветной цели. В 1734 г. он
выпустил небольшой атлас Русской империи,205 гравировавшийся с 1726 г.,
встреченный учеными довольно сурово, несомненно во многом неудачный, но в это
время все-таки бывший лучшим и вполне добросовестным.206 Он энергично его
пополнял до конца жизни, стремясь осуществить свой большой план; некоторые листы
большого атласа остались выгравированными после его смерти в 1737 г., однако
совершенно не удовлетворили современников.207 Широко образованный человек, один
из немногих в русском обществе тщательно и жадно следивший за всеми изданиями и
работами Академии наук, в нее он доставлял интересные "натуралии", делал
запросы, и, когда отправился начальником большой экспедиции в Киргизские степи,
откуда ему не было суждено вернуться, он жадно ждал и просил о высылке
академических изданий. Кирилов был страстным поклонником Петра Великого. В 1727
г. он написал первое географо-статистическое описание России - "Цветущее
состояние Всероссийского государства, в каковое начало привел и оставил
неизреченными трудами Петр Великий, Отец отечества". Этот труд увидел свет
только в XIX в., через 104 года после написания, когда он был издан Погодиным
[70]. В тяжелую эпоху [царствования] императрицы Анны Кирилов выдвинул широкий
план приведения в порядок далекой юго-восточной границы Русского государства. В
этом плане видим мы ярко выраженное стремление пробиться в далекие богатые
страны культурного Востока, манившие уже Петра. Для этого Кирилов считал
необходимым частью покорение, частью приведение в состояние, возможное для
торговли, степей, отделявших Россию от культурного азиатского Востока. Кирилов
был поддержан влиятельным государственным деятелем А. П. Бестужевым-Рюминым и в
1734 г. послан на юго-восток - в Уфимскую провинцию - с большими полномочиями.
Он основал Оренбург (1735), ряд крепостей и городов, по уже в 1737 г. умер в
Оренбурге от чахотки, среди вызванного его мероприятиями восстания башкир [71].
Татищев и Неплюев, два видных деятеля петровского времени, из которых Татищев
образованием и талантами, следом, оставленным им в русской жизни, превышал
Кирилова, взяли в свои руки дело, им поднятое, и распространили русскую
государственную власть на новый чуждый богатый край.208 Задача, поставленная
Кириловым, не была достигнута: богатые страны культурного Востока оказались
дальше, чем он ожидал, и были менее способны к широкому развитию торгового и
культурного обмена в те времена, когда к ним - почти через 150 лет - подошло
Русское государство. <...> Как бы то ни было, нельзя отказать Кирилову в широте
планов, энергии и работоспособности, ставивших его высоко над средним уровнем
людей того времени. Ему и Делилю в 1726 г. было поручено составление
географического атласа Российской империи. На это составление была отпущена
Петром I ежегодная определенная сумма.
На это составление ушло 19 лет - атлас вышел в 1745 г. Если считать началом его
посылку Петром геодезистов, то работа тянулась 24 года. Нельзя отрицать, что при
составлении этого атласа было много трений, работа велась, наверное, не так, как
она была бы исполнена правительством Петра I. Кирилов не знал достаточно тех
математических основ съемки, которые кажутся нам теперь с точки зрения
математики элементарными [72], а тогда были трудными задачами высшей математики.
Делиль не знал до конца своего пребывания по-русски, и каждая карта для него
переводилась. У Академии наук не было средств, геодезистов было мало. Кирилов,
ведя издание своего атласа, распоряжался геодезистами, не считаясь с желаниями
Делиля.
План работы был выработан сперва Делилем, затем улучшен и изменен Эйлером (1740)
[73]. Он фактически стал во главе Географического департамента Академии наук,
учрежденного в 1739 г. Можно сказать, что энергии Эйлера обязана карта своим
быстрым осуществлением после смерти Кирилова.209 Астрономические данные, легшие
в основание карты, были получены трудами целого ряда лиц, частью обученных
Делилем, частью работавших под его руководством. Сам Делиль со своими
помощниками произвел измерение базы у берегов Финского залива и позже сделал ряд
наблюдений во время путешествия 1740-1741 гг. в Западную Сибирь, в Березов на
Обь, для наблюдения прохождения Меркурия. В этих наблюдениях, кроме других, ему
помогал студент Академии уроженец Риги Кенигсфельт.210 Под руководством Делиля,
а потом самостоятельно работали астрономы-наблюдатели, призванные иноземцы,
академики Гейнзиус,211 Делиль де ля Кройер,212 Винсгейм.213 Очень скоро Делилю
удалось выработать недурных наблюдателей из молодых людей, учившихся в Академии.
Из них деятельное участие в астрономических наблюдениях для первой точной карты
России приняли позднейшие адъюнкты Академии И. Ф. Трускотт и А. Д. Красильников,
упомянутый уже Кенигсфельт, "инженер" Шварц. Делиль рассчитывал поставить дело
более широко, покрыть всю Россию геодезическими треугольниками, но организовать
такую постановку [работы над] картой ему не удалось. В основу карты были
положены астрономические наблюдения отдельных, не связанных между собою пунктов.
К ним был приноровлен новый и старый съемочный материал.
Со всех сторон, из самых разных учреждений и из провинциальных канцелярий, были
собраны в Петербурге карты и планы; они проверялись и сравнивались.
Производилась новая проверка и съемка геодезистами на местах. Наряду с этими
