отошедших от Польши или отвоеванных от шведов, по своему качеству, очевидно, не
могли удовлетворить требований начала XVIII столетия, так как для большей части
территории в своих основах восходили к концу XVI, самое позднее к середине XVII
в. (Боплан работал в 1631-1648 гг.). И все же с ними не могла быть сравниваема
картография остальной России - от восточных пределов Псковской, Новгородской,
Смоленской земель, восточной Гетманщины вплоть до далеких пределов Сибири -
берегов Тихого и Ледовитого океанов, степных границ Азии. Здесь приходилось
пользоваться самодельной работой московских приказов. Очевидно, знание
пространства "государевых земель", учет государственного владения являлись
издавна предметом забот московского правительства, были для него совершенно
первостепенной государственной потребностью.
К сожалению, история чертежной работы Московского царства для нас до сих пор во
многом загадочна и совершенно не изучена. Несомненно, долгой работой, должно
быть поколений, в московских приказах установились приемы описаний и чертежей,
которые давали громоздкий, но практически довольно точный ответ на те вопросы,
которые ставила тогдашняя государственная жизнь.
Но как сложилась эта работа - мы точно не знаем. Несомненно, практика этих работ
идет далеко в глубь веков, должно быть, и в домосковскую Русь.
Может быть, следы этих работ мы находим в географических описаниях наших
летописей - едва ли можно было точно давать их без чертежей и без карт того или
иного характера. Здесь мы видим своеобразную работу географических
представлений, приуроченных к водным путям - и рекам и волокам. Но генезис этой
работы нам совершенно неясен. В пределах Западной Европы мы не видим ничего
аналогичного, кроме древних римских дорожников и прибрежных портуланов. Только
последние аналогичны по грандиозности поставленных задач чертежной работе
древней Руси.116
Совершенно неясно, как развилась в Московской Руси эта чертежная работа. На
Западе некоторую аналогию ей мы видим в чертежной работе северных стран -
Скандинавии, Дании, но здесь главный центр работы лежал в морских картах. Как
известно, и по отношению к этой работе - для XIII в. - задача их происхождения
является загадкой. Попытка видеть в ней влияние византийско-греческой работы,
как думал Норденшельд, является чрезвычайно сомнительной и совершенно
недоказанной.117 К тому же до сих пор история византийской картографии является
для нас совершенно темной областью, и, например, морских портуланов в Византии,
по-видимому, совсем не было.118
Не надо вместе с тем думать, что скандинавские чертежи представляли из себя
что-нибудь крупное и отличались в хорошую сторону от чертежей Московской Руси.
Для средних веков для Скандинавии мы не знаем собственных карт. Еще в конце XVI
в. карта Северной Швеции ничего не имела общего с современной, нередко с Россией
соединялась Гренландия.119
Конечно, при довольно живых сношениях древней Руси не только с Византией, но и
со Скандинавскими странами можно было бы считать возможным известные взаимные
влияния в этой области. Однако у нас нет никаких ясных указаний, кроме текста
летописных географических сведений, о картах домосковской Руси. У нас есть лишь
косвенные указания, которые как будто бы дают возможность думать, что в
Московскую Русь перешли навыки государственных русских организаций иного
характера, в данном случае Великого Новгорода. Надо думать, что его большие
сухопутные колониальные владения и предприятия требовали чертежных работ.
Странным образом и для Московской Руси главные и наиболее сохранные данные о
чертежной работе как раз касаются северных областей, где сохранились навыки и
влияние древнего Новгорода. Отсюда они перешли и в Сибирь. Первые сведения о
чертежных работах Московской Руси сохранены иностранцами для начала XVI в.
Очевидно, карты шли гораздо далее в глубь веков.
Можно даже до известной степени представить себе характер этой работы, так как
иностранцы не могли пользоваться подлинными чертежами приказов, они имели дело с
частными копиями, нередко с оригиналами тех чертежей, которые поступали затем в
приказы. Ибо, конечно, и эта вековая коллективная работа приказов делалась
личным творчеством. Мы встречаем всюду чертежи, сведенные и обработанные
определенными лицами. И для первых чертежей, до нас дошедших, XVI в., есть
указания на определенных лиц. Для этих чертежей новейшего времени необходимо
принять во внимание еще две возможности заимствований - восточные и западные. С
одной стороны, мы знаем, что аналогичная чертежная работа велась исстари на
Дальнем Востоке, в частности в Китае. Здесь сохранились карты из времен нашего
средневековья, с XII в., и есть несомненные указания на то, что карты
существовали за много столетий раньше.120 Китайские знания простирались за
пределы современного Китая, в области Азии, занятые ныне Россией, и ими
воспользовались в своих работах иезуитские миссионеры и ученые в Китае в начале
XVIII в., а через них работа китайцев проникла в Западную Европу. Нельзя
забывать, что роль Китая в истории московской цивилизации не выяснена. Из Китая
Русь в культурной жизни заимствовала многое. Надо помнить, что в эпоху первых
татарских владетелей в царство одного и того же лица входили и Русь и Китай и
сношения Руси с Китаем были просты и легкодоступны. Очень возможно здесь и более
позднее влияние на татар мусульманских навыков, хотя для восточных мусульманских
("арабских") стран у нас нет ясных указаний на чертежную работу, подобную
китайской. Карты арабов далеко не являются шагом вперед по сравнению с
древнегреческими.121 В них всегда есть сильные заимствования у Западной Европы;
даже все дошедшие до нас средневековые арабские морские карты являются копиями
итальянских.122
Для XVI и позднейших веков должно было гораздо резче сказаться новое
западноевропейское, в частности польское, влияние. Уже Ваповский (1526) готовил,
или, может быть, выпустил, карту Московии, до нас не дошедшую. В XVI в. Московия
всюду появилась на западных картах. Очень возможна здесь работа польских, может
быть, западнорусских исследователей. К сожалению, история русской картографии не
выяснена. Вероятнее всего, польские и западные ученые пользовались не своими, а
московскими чертежами, пытались уже в XVI в. связать их со своими научными
картами. Не раз иноземцы пользовались ими в бытность в Москве и пытались связать
их с научной картой Европы, основы которой были заложены в предыдущем столетии.
В эту, слагавшуюся в XVI и XVII столетиях карту мира вносились сведения,
находимые иностранцами в самодельных русских чертежах.123 Влияние русских карт
сказывается очень резко, например, на представлении о севере Европы, где
изменение произошло после проникновения русских карт через Герберштейна; еще в
XVI в. Гренландия соединялась с Россией.124
Аналогичные явления наблюдались всюду, где западноевропейская культура
сталкивалась с чуждой ей культурной областью, например несколько позже, в XVII
в., начали проникать в европейскую науку результаты вековой картографической
работы Китая. В начале XVIII в., в 1718 г., вышла составленная частью на их
основании иезуитами карта Китая, и в первой половине XVIII в. труды китайских
миссионеров были сделаны доступными европейской науке.125
Вековая работа народов таким путем не пропала для науки. Однако для того чтобы
ввести ее, необходимо было дать точные точки опоры, научно связать ее с
картографической съемкой Запада. Для китайских работ это было сделано иезуитами,
для Московской Руси эту работу начал Петр.
Петр вначале лишь продолжал работу московского правительства. Уже в XVI столетии
оно пыталось иметь ясное представление о размерах государства. Составленная для
этого карта-чертеж постоянно исправлялась канцелярским путем и, очевидно, едва
ли когда-либо была на уровне потребностей. К концу XVII в. в среде московского
правительства ясно сказалось стремление обновить старинную карту [55]. На почве
старой работы видим мы вхождение "новых" приемов. Ремезов пользовался для своей
карты магнитной стрелкой! Сохранились указания, что в 1679 г. патриарх Иоаким
приказал описать и сделать чертежи Московского уезда.126 В 1698 г. боярская дума
постановила дать новый чертеж Сибири, и работа эта была поручена Ремезову, на
ней я позже остановлюсь подробнее. Весьма вероятно, что эти отдельные указания
отнюдь не охватывают всей работы московского правительства в конце XVII в., даже
главной.
Этой работой пользовались и при Петре, и позже, при составлении карты России,
приведшей к атласу 1745 г. Так, следы чертежа, составленного по поручению
Иоакима, можно видеть в первой карте Московской провинции, изданной В.
Киприяновым в 1711 г.127
Все эти карты были чертежами без точных астрономических и геодезических или
межевых дат. Астрономические - и то немногие - пункты, главным образом
основанные на определении широты местности, появляются на картах России,
кажется, во второй половине XVI столетия. Уже в 1553 г. английская торговая
"Русская компания" в инструкции своим агентам, поручая им старательно изучать
страну, между прочим, указывала на необходимость вести в пути астрономические и
географические дневники, еженедельно сверяя их.128 И действительно, первые
определения широт появляются на картах севера России, снятые английскими и
голландскими мореплавателями, позже для юга России (юга Волги) дает такие
определения Олеарий (1632-1636).129 Есть и другие указания на астрономические
определения иностранцами, бывшими на службе московского правительства в
царствование царя Алексея.130 Неясно только, насколько они отразились на картах.
Первые серьезные определения мест для карт были сделаны только при Петре, и,
кажется, первой такой съемкой была работа, сделанная начальником первой
Навигацкой школы, основанной в 1700 г. Петром в Москве, ученым-математиком А. Д.
Фарварсоном.131 Он связал геометрически Москву с Петербургом для проведения
дороги между столицами (1709).132 Оставшаяся в рукописи, его съемка была
использована Делилем при составлении атласа 1745 г.133
Можно поэтому сказать, что к началу XVIII столетия не существовало карты России,
отвечавшей научным требованиям того времени. И впервые задача ее составления
была поставлена Петром. Эта задача являлась делом огромной научной важности, ибо
в это время, к началу XVIII столетия, нам были известны лишь географические
контуры континентов.134 Карты Северной Америки, не говоря о Южной, захватывали
ничтожную часть территории. В Южной Азии, Африке, Австралии на недалеком
расстоянии от морского берега страна являлась картографически terra incognita. И
в Западной Европе было немало областей картографически плохо изученных: главная
работа и здесь была сделана в XVIII столетии. Но задача, задуманная Петром, по
размерам почти равнялась той, которая была сделана в Западной Европе. Если бы
после Петра государственная власть в России находилась на той же высоте, на
которую поставил ее Петр, географическая карта России сейчас стояла бы на
высоком уровне - наравне с географической картой Северной Америки! Петр сумел
дать толчок, сразу поставивший карту России и Сибири в положение, сравнимое с
положением, занимаемым западноевропейскими картами его времени. Последующие
правительства не сумели удержать эту государственную работу на том же уровне.
Толчок, данный Петром, продолжал [сказываться] целое столетие. В XVIII в.
русские и англичане стояли на первом месте в работе над уменьшением области
terra incognita, созданием картины мира.135 Прав был Л. Эйлер, один из
создателей первой точной русской карты, когда в 1746 г. он писал: "Я уверен, что
география российская через мои и г. проф. Гейнзиуса труды приведена гораздо в
исправнейшее состояние, нежели география немецкой земли, и того бы довольно было
