- Но... может, это наваждение...- Намо не договорил. "Наваждение Врага",- хотел сказать он, но ведь Враг - вот он, здесь, беспомощный. Намо запнулся, мучительно подбирая слова, но Мелькор, видимо поняв его замешательство, усмехнулся и заговорил:
- Нет, это не наваждение. И не ты один видишь. Но ты - видишь и смеешь видеть, другие же намеренно закрывают глаза. Ибо Эру не велел,- злая насмешка звучала в его голосе.- Ничего. Не Валар, так Майяр увидят. Как Гортхауэр,- резко закончил он.
- И кто из Валар видит, кроме тебя? - спросил Намо.
- Ты, думаю, твои брат и сестра. Может, Эсте. Наверное видят, но еще не осознают. И Варда.
Голос его стал сухим и жестким, когда он произнес последнее имя.
- Варда? Но когда я пришел... когда я сказал...
- Все верно. Она видит, но в ее воле закрывать глаза другим. Такова воля Эру. Но ты - сильнее.
- Откуда ты знаешь волю Эру? Он говорил с тобой?
Мелькор слегка насмешливо посмотрел на Намо, и тот ощутил всю нелепость своего вопроса.
- Да, конечно. Иначе бы Эру не боялся тебя.
- А откуда ты знаешь, что Эру боится меня?
- Н-не знаю... Знаю и все... Почему? - изумленно спросил Намо.
- Но так и должно быть. Мы часть разума и замыслов Эру. И любой из нас, обретя себя и осознав себя, способен сравняться с Эру и превзойти его. Только не все на это осмелятся. Ты - посмеешь. Намо, поверь мне, ты очень силен, и никто в Валиноре не может сравняться с тобой. Так перестань же бояться себя, поверь себе!..
Теперь разговоры с Мелькором сделались для Намо необходимостью, как, похоже, и для его узника. И после каждой беседы Намо замечал, что его видение мира меняется. Не из-за Мелькора, нет, Намо начинал познавать бытие сам, и лишь подтверждения искал у Черного Валы. Ему казалось, что он идет по узкой тропинке, и по обе стороны - пропасть. Он ступает медленно и осторожно, но - продвигается, и Мелькор протягивает ему руку, чтобы он не упал... Он научился принимать Великую Двойственность в целом и не отвергать ни одной из ее сторон, и, главное, он осознал суть Великого Равновесия Миров и видел его вечное движение и изменчивость - то, что давно превратилось в неизменность в Валиноре. Здесь Равновесие было принесено в жертву Великой Предопределенности. Он теперь по-другому смотрел на Валар, и их деяния; все яснее в душе его разгорался великий дар предвидения, и знал он теперь, что воистину он - Владыка Судеб, и что слово его может стать - свершением. Он понимал теперь, что замыслил Эру, и что пытался сделать Мелькор, и с болью смотрел на его скованные руки. Он теперь много писал, и Книга его становилась все больше.
Он часто говорил с Мелькором об Арде, об Эндорэ. И улыбка появлялась на губах Мелькора, когда он вспоминал о Смертных землях. Казалось, он видит то, о чем говорит.
- Там время идет. Там - жизнь. И каждый день - новый, не похожий на другой. Там даже звезды светят по-иному. Нет, не Эльфам там жить - они не знают цены жизни, они не понимают сладостную боль летящего времени... Те, кто будет там жить - Люди. Они придут. Они увидят Солнце, и никто не сумеет закрыть им глаза. Они будут жить, а не существовать. И будет им дано право выбирать и решать, судить и вершить...
- Мелькор, но если ты сумеешь сделать Людей такими, то ты куда сильнее Эру...
Мелькор резко поднял скованные руки и до предела натянул цепь. Лицо его стало непроницаемо-холодным.
- В этом Эру сильнее меня. Велико искусство Ауле - не вырваться,- тихо и обреченно добавил он, опуская голову.
И Намо стало настолько больно и стыдно, что он, повинуясь внезапному порыву, бережно взял эти скованные руки в свои могучие ладони и крепко сжал их.
- Прости меня, Мелькор. Прости, если можешь,- глухо сказал он и вышел из каземата. И не видел потрясенного взгляда Мелькора; ибо жалость - оружие, способное сокрушить и крепчайшую броню.
Когда он в следующий раз пришел к Мелькору, то увидел, что тот ждал его. Теперь оба они были нужны друг другу. Отныне они говорили на-равных. Намо считал Мелькора выше себя, и потому был счастлив и удивлен, когда Мелькор сказал ему, что у него руки творца. Намо недоуменно воззрился на свои руки.
- Да, ты способен создавать, Намо. Ты еще этого не осознаешь, но я вижу это. Ты сможешь. А Ауле...- он посмотрел на цепь и продолжил горько и тяжело.- Это - последнее его творение. Когда творец начинает ковать цепи, он становится палачом и уже ничего не сможет создать никогда. А в твоих руках - я это вижу - лежит великая способность создавать...
- А твои руки скованы... И даже имени ты лишен, Возлюбивший Арду.
- Как и ты, Владыка Судеб. Но для меня ты - Намо, а не Мандос, "Тюремщик".
Намо покачал головой.
- Нет. Именно тюремщик. И я виноват перед тобой.
- Не ты. Ты брат мне, Намо. И останешься им...- Мелькор внезапно умолк, и лицо его в этот миг было полно такой тоски и обреченности, что Намо вздрогнул.
- Даже здесь я вижу звезды,- почти шепотом сказал Мелькор, не обращаясь ни к кому, и неясное мучительно-тяжелое предчувствие возникло в глубине души Намо, и он понял, что Мелькор сейчас чувствует то же самое. Они в тот вечер больше не говорили - просто молчали, не глядя друг на друга...
Уходя, Намо чуть не сбил с ног притаившегося за дверью одного из своих Майяр. Тот прижался к стене и смотрел на взбешенного Намо с отчаянным страхом, и одновременно с вызовом. Намо схватил его за плечо и толкнул вперед.
- Иди!
Майя послушно пошел впереди. Наверху, в тронном зале, Намо, закрыв все двери, в гневе обрушился на своего ученика.
- Ты посмел! Ты следил за мной? Подслушивал? А, может, и доносил? - рычал он, тряся его за плечи.- Отвечай!
Майя отчаянно мотал головой.
- Нет, нет, Повелитель! Нет! Я слушал... я понимал... Учитель! - внезапно крикнул он, схватив руку Намо и прижав ее к груди.- Умоляю, позволь мне уйти с ним! Когда его отпустят на свободу... Учитель!
Намо с любопытством смотрел на него.
- Ты пока еще мой Майя,- неторопливо сказал он.
- Даже если не отпустишь - уйду сам. Как Артано,- упрямо сказал Майя.
Намо нахмурился. Майя невольно ставил его на одну доску с Ауле.
- А ты не думаешь,- сурово сказал он,- что я могу сейчас приказать заковать тебя в кандалы и отправить в подземелье за ослушание?
Майя резко отступил назад. Лицо его вспыхнуло, глаза сузились от гнева и презрения. Он протянул руки и глухо, сквозь зубы, бросил:
- Зови. Пусть закуют. Все равно уйду.
Намо невесело рассмеялся.
- Ты, кажется, путаешь меня с Ауле. Ладно. Я отпущу тебя.
- Учитель! - Майя упал на колени.
- А ну, встань! - рявкнул Намо. И, посмотрев на Майя, добавил тихо:
- Но все-таки ты вернешься ко мне.
"Мой Майя,- думал он,- воплощение моих мыслей и разума... Он избрал путь Мелькора... Неужели это - вторая сторона моей сущности? Надо же..." Намо тепло улыбнулся, вспоминая детское упрямство ученика.
...- Ты сказал, у меня руки творца. Мне трудно в это поверить. Иногда я сам не понимаю себя. Кто я есть? Зачем я здесь? В чем моя роль?
- Наверное, ты здесь потому, что полюбил этот мир, как и мы все.
- И что? Я ведь не сделал здесь ничего. Ничто здесь не создано мной. Зачем я здесь?
- Но разве ты ничего не замыслил в ту пору, когда мы творили Музыку? Разве у тебя не было своей нити в общей ткани?
- Я не помню ее. Я не понимаю ее. Ведь тогда мы ничего не знали ни об Эльфах, ни о Людях. А ведь теперь их судьба - в моей руке, я - Владыка Мертвых. В чем же моя доля? Я не был нужен при Творении Арды. Или я - забыл?
- Я не могу тебе помочь. Просто не знаю - чем. Это правда. Я всегда думал - почему ты, твои брат и сестра пришли в этот мир сразу, когда в нем не было, да могло и не быть боли, смерти, страданий? Что было оплакивать Ниенне? Над чем властвовать тебе? Или все же ты что-то предвидел?
- Я не знаю. Я забыл. Я, все помнящий Владыка Судеб - забыл. Не могу вспомнить... Иногда мне кажется, что меня нарочно низвергли сюда, чтобы быть твоим тюремщиком.
Оба молчали. Наконец, Мелькор покачал головой.
- Я не знаю, что ты увидел, что ты создал тогда - в изначальную пору, чем ты так испугал Единого, что тебя заставили забыть, что тебя лишили права создавать. И воля твоя подчинена... И все же тебя боятся... Не знаю.
- Даже ты не знаешь.
- Я не могу знать все, Намо. Я же не Единый,- усмехнулся.- Да и Единый, боюсь, не скажет, хотя он-то наверняка знает. Впрочем, дело не в нем. Ах, зря они сделали тебя моим тюремщиком!..
О ФИНВЕ И МИРИЭЛЬ
От Пробуждения Эльфов годы 654-655.
Век Оков Мелькора
...П
олторы сотни лет... Теперь он не был так чудовищно одинок: все чаще Намо приходил в его темницу, чтобы говорить с ним. Тем тяжелее и страшнее было каждый раз
снова оставаться одному.
На этот раз тяжелая дверь не скрипнула, но он ощутил чужое присутствие раньше, чем поднял глаза.
Тонкая фигурка замерла на пороге: не темная - серебристо-мерцающая, как лунный свет, и он вскочил на ноги прежде, чем осознал, что - ошибся.
- Мириэль...- с трудом глухо выговорил он,- Что нужно прекрасной королеве Нолдор от пленного мятежника?
Видение заколебалось, словно готовое растаять, но в голосе говорившего было больше боли, чем насмешки, и она ответила:
- Не называй меня так. Назови... как прежде.
- Как?
- Тайли. Разве ты не помнишь... Мелькор?
- Тайли... Я помню все. И - всех. Но как ты пришла сюда?
- Для души в Мандосе нет преград... Мелькор. И для памяти...
- Ты помнишь? - он жадно вглядывался в ее лицо.
- Помню. Тебя...- серебристая фигурка качнулась, словно хотела приблизиться.- У тебя волосы совсем седые...
Он промолчал. И вдруг страшная мысль обожгла его: ведь живой не может прийти в Чертоги Мертвых! Неужели ее - тоже?!..
- Как ты оказалась здесь?
- Они говорят - я уснула... Я... ушла; мне было так тяжело... Воздух жжет, и свет... Но покидать сына... Феанаро, он так похож на... на нас... и - Финве... ведь он любит меня; и я...
Его лицо дернулось, когда он услышал ненавистное имя. Конечно, ведь она - его жена... жена того, кто вынес приговор последним из ее народа!.. какая насмешка... Знал ли сам Финве, кого взял в жены?
- Ты словно ненавидишь его... Мелькор,- в голосе-шорохе - тень печального удивления.- Ты был другим. Ты не умел ненавидеть.
- Думаешь, так можно научить любить? - он поднял скованные руки но, увидев боль на полупрозрачном лице, мягко прибавил.- Прости.
Она снова заговорила о Финве:
- Он такой светлый, открытый - как ребенок... Мне иногда казалось, что я старше его; хотелось помочь, защитить... Разве можно его, такого, ненавидеть?
"Защитить... Вот как..."
Он долго молчал, потом сказал задумчиво:
- В чем-то ты, может, и права. Можно сказать и так... Испуганный ребенок...
Его руки невольно сжались в кулаки, глаза вспыхнули ледяным огнем:
- Не могу, Тайли!.. Не могу...
- Мой Учитель не умел ненавидеть,- повторила она, и он понял, почему каждый раз она с такой запинкой произносила его имя.- Я понимаю... иногда его лицо становилось таким странным... это тень твоей ненависти. Что он сделал тебе? - она прижала узкие бледные руки к груди, посмотрела почти с мольбой.- Что он мог сделать тебе?
"Конечно. Ты же не знаешь, не видела этого".
- Мне? - он не удержался от сухого смешка.- Мне он ничего не сделал. Даже пальцем меня не коснулся.
- Но все же ты ненавидишь его... И сына - его сына - ты тоже станешь ненавидеть?! - с отчаяньем выдохнула она.
- Ты пришла, чтобы просить за них? Нет, я не возненавижу твоего сына, Тайли,- его голос дрогнул, но тут же вновь обрел прежнюю твердость, зазвучал жестко, почти жестоко.- Но не проси, чтобы я простил твоего супруга, королева Мириэль!
Мерцающая фигурка опустилась на колени.
- Не понимаю,- обреченным шепотом,- не понимаю...
- Ты помнишь, что стало с твоей сестрой?
- Ориен... да... ее убили... и Лайтэнн тоже...
- А потом?
- Я не помню...- она смешалась, поднесла прозрачную руку к виску.- Не помню... Не знаю... Я спала... Потом Владыка Ирмо взял меня за руку, и я пошла с ним... Он был почему-то таким печальным... Был свет, и цветы - много цветов... красивые... другие. Не как... дома. Королева Варда улыбнулась мне и сказала - как ты прекрасна, дитя мое... Я так растерялась, что даже забыла поклониться... А он... Его я увидела в Садах Ирмо. Он был такой красивый...
