монастырь...
- Видать, крепко ты запутался, - кивнул Лунин, разливая по кружкам
остаток чая. - Пей, пока горячий... Ладно, тогда слушай сюда. Мне в
военном отделе ЦК показывали рапорт товарища Волкова. Всеслав Волков,
партийная кличка Венцлав - знаешь такого?
- Знаю... - этого Степа не ожидал. Хотя почему бы и нет? Колька Лунин
накоротке со многими товарищами со Старой площади. Поговаривали, что еще
весной его хотели взять на работу в Секретариат, но молодой комиссар
попросился на фронт.
- Этот Волков докладывал об операции "Мономах". Говорит тебе это
что-нибудь?
Косухин кивнул.
- Значит, не ошибся... Волков сообщал, что успешно провел разведку
полигона Челкель. Какой-то работник Сиббюро не просто проник туда, но даже
стал комиссаром полигона и обеспечил успешный запуск эфирной ракеты. Этот
работник назван "Лебедевым". Дальше сказано, что "Лебедев" сумел спастись
и через Индию уехал во Францию...
Степа горько усмехнулся. Краснолицый назвал его в рапорте фамилией,
которую носил брат! Но как лихо все повернуто!
- Затем я читал бумаги по Бхотской Трудовой Коммуне. Знаешь, где это?
- Западный Тибет, - усмехнулся Степа. Лунин кивнул.
- Полчаса по карте разбирался. Как я понял, наши товарищи там малость
подгадили. Но какой-то представитель Сиббюро сумел добраться туда и
навести порядок. Правда, там сказано, что он пропал без вести...
Выходило что-то непонятное. В Сибири и на Тибете его хотели
уничтожить, а теперь представляют чуть ли не героем! Зачем? Но Степа уже
знал ответ: его хотят сохранить. Он нужен - хотя бы как свидетель.
Свидетеля берегли, награждали - и в случае необходимости убирали подальше,
хотя бы в Благовещенск...
- Ну вот, Степан. Среди разыскиваемых по делу "Мономах" упоминается
капитан Арцеулов. Из Индии, да еще через Францию, никто кроме тебя из
работников Сиббюро не возвращался... Что я должен подумать?
- Это было не так, Коля...
- Если ты выполняешь особое задание, так и скажи, - спокойно заметил
Лунин. - Между прочим, месяц назад у Вождя было совещание по эфирным
полетам. Создается группа во главе с товарищем Цандером. Знаешь такого?
О Цандере Степа не слыхал, но помнил слова Александра Михайловича о
сроках, в которые можно восстановить программу. Выходит, работы уже
начались. Карл Берг не зря вернулся в Россию...
- Николай, ты это... - проклятые слова опять не шли на язык. - В
общем, Волков... Венцлав... врет. У него был другой приказ - не допустить
запуска "Мономаха". Понимаешь?
- Нет, пока не понимаю. Если считаешь нужным - объясни...
Объяснение затянулось. Лунин требовал ясности, а вот этого как раз не
хватало. К счастью, Коля считал те же бумаги, что и Косухин, - о
медицинских экспериментах, о Бхотской Коммуне и всем прочем. Об оборотнях
и подобной чертовщине Косухин упоминать не стал - и без этого история
выходила излишне странная.
- Понял, - наконец кивнул Лунин и неторопливо стал свертывать
самокрутку. - Значит, ты решил, Степан, что в Центральном Комитете
действует вражеская группа...
- Ну, не обязательно там... - сам Степа едва ли решался говорить с
такой определенностью. Но Лунин всегда называл кошку - кошкой.
- Выходит, что не ниже. Эта группа преследует какие-то свои цели,
используя новейшие научные исследования. Заодно они обманывают партию -
попросту врут...
Лунин затянулся, резко выдохнул дым:
- Многое непонятно, Степан... С такими данными я бы не пошел наверх.
Мало доказательств. Если это правда... Степан, я говорю "если"... Венцлав
просто станет козлом отпущения. Ну а тех, в Шекар-Гомпе, и так уже
осудили. Выходит, концы в воду...
- Вот я и думаю, чердынь-калуга: найдем Берга...
- А если нет? Если его хорошо охраняют? Давай-ка подумаем...
Лунин порылся под кушеткой и достал пачку нарезанной обойной бумаги.
Один из листов он расстелил на столе и взял карандаш:
- Что мы о них знаем? Состав? Кроме Венцлава?
Степа задумался. Никого кроме Венцлава и тех, в Шекар-Гомпе, он не
знал. Разве что Берг...
- Не годится, - покачал головой Лунин. - Гольдина, как ты знаешь,
похоронили два года назад. Даже если ты не ошибся, и это он - доказать
будет трудно... Берг? Он человек посторонний. Такой группой должен
руководить кто-то из своих...
- Приказ по Шекар-Гомпу подписывал товарищ Троцкий. А по "Мономаху" -
Склянский - его заместитель, - выговорил Степа, тут же испугавшись того,
что сказал.
- Страшно? - понял его Лунин. - Мне, признаться, тоже. Вроде так и
выходит. Только закавыка тут...
Лунин нахмурился и потушил самокрутку в большой жестяной банке из-под
монпасье:
- Слишком гладко получается. Венцлав - командир полка, а значит - из
ведомства товарища Троцкого. Документы тоже подписали Троцкий и товарищ
Склянский. Смекаешь? Случись чего - кто в ответе?..
Лунин замолчал и начал постукивать пальцами по столу - верный знак,
что молодой комиссар о чем-то серьезном задумался.
- Вот чего. Не пожалею-ка я здоровья, съезжу завтра кой-куда. Очень
интересно, кто направил Венцлава в Сибирь. Ведь Сиббюро, Степан, не в
ведомстве Троцкого, правда? И еще - приказ по "Мономаху" помнишь?
Косухин кивнул. В свое время он был ошеломлен этими документами, а
затем, обдумав, отметил некоторые странные несуразности. В приказе
Склянского не сказано об уничтожении программы и срыве пуска ракеты.
Требовалось взять работы под контроль - и ждать новых распоряжений.
- Вот я и сообразил, - подтвердил его догадки Николай, - не
совпадает. Кроме того - когда, говоришь, ракета, ну...
- Стартовала, - подсказал Косухин, - 20 января...
Эту дату он забыть не мог... Холодная зимняя степь, рыжие холмы,
неровная цепочка китайских траншей. И - гром, ударивший ровно в полдень...
- А вот приказ, Степан, подписан чуть ли не в феврале. Разумеешь?
Степа вскинулся:
- Задним числом, чердынь-калуга? Да зачем?
- Вот я и думаю - зачем? Не для того ли, чтоб товарищ Склянский на
нем расписался? В общем, проверю. А ты, Степан, подумай: может, еще чего
вспомнишь... Кстати, а твой Ростислав с какой радости всем этим занялся?
Ответить на это было нелегко. Ясное дело, не из дружеских чувств к
первому государству трудящихся. Проклятый беляк видел в этом какую-то
тайну, чуть ли не секрет того, что случилось в победном Октябре и позже.
Лунин выслушал не особо внятные Степины пояснения и пожал плечами:
- Никак и вправду контуженный. Сдать бы твоего Коваленко в ЧК! Ладно,
погодим... Он мне давеча деревяшки с буквами показывал - он что, их тоже к
делу приспосабливает?
Вот незадача! Степа и сам не очень-то понимал странные занятия
Арцеулова. Образованный вроде мужик, книг начитался...
- Черт его, интеллигента, поймет! - Косухин скривился, как и
полагалось большевику при слове "интеллигент". - Думает, чердынь-калуга,
что те, которые Венцлава послали, используют какие-то древние, ну,
артефакты...
Пришлось объяснять Лунину значение этого слова.
- Понял, - наконец кивнул Николай. - То ли контуженный, то ли и
вправду умен этот твой интеллигент... Ладно, заболтались. Надо картошку
сварить, товарищ орденоносец. Не голимый же спирт потреблять!
За чистку картофеля принялись вдвоем. Косухин вообще не стал бы
заниматься подобным буржуйским делом, сварив ценный продукт
по-пролетарски, "в мундире", но дотошный Колька прочитал в "Красной
газете", что варить картофель подобным образом небезопасно для здоровья.
Уговоры приятелей не действовали, и картофель приходилось чистить.
Впрочем, в два ножа дело шло быстро.
Николай, словно забыв обо всем, только что говоренном, принялся
беседовать на свою любимую тему - о перспективах победы социалистической
революции в оплоте мирового капитала Северо-Американских Соединенных
Штатах. Перспективы революции казались близкими, но Лунина смущали две
серьезные проблемы: раскольничья политика "желтых" профсоюзов и
противоречия трудящихся с разным цветом кожи. Последнее, по его мнению,
могло привести к взаимной бесполезной резне.
Косухин слушал плохо. Не то, чтобы проблемы американских братьев по
классу были от него далеки. Но в этот вечер думалось о другом. Из головы
не выходили слова Кольки. "Может, еще чего вспомнишь?" Что он мог еще
вспомнить? Анубиса? Умирающего парня с напрочь оторванной челюстью?.. Или
того, сладкоголосого?
Точно! Степу даже передернуло. Как можно такое забыть! Тот, кто
говорил с ним в темной камере! Этот разговор Косухин помнил от слова до
слова. Большевики борются не с гидрой капитализма, а со смертью, и для
этого смерть должна уже сейчас служить жизни. Значит, нужен Венцлав с его
305-м полком, серые оборотни - и Шекар-Гомп. И еще: смерть это чей-то дар,
но не Бога. Бога, по утверждению этого сладкоголосого, нет...
Тогда этот голос показался Степе знакомым. Жаль, он не видел
собеседника в лицо! Хотя - почему не видел? На Челкеле, когда самозваный
Руководитель Проекта предъявлял фальшивое письмо Колчака! Правда, на нем
были авиационные очки. И вообще, лицо у него какое-то странное...
Наташа - не та, что сейчас в Париже, а настоящая - вспоминала, что
тоже разговаривала с этим сладкоголосым. Он обещал ей, что "большевистский
эксперимент" скоро кончится...
От подобных слов Степу мутило, но он только что вернулся из
Кронштадта. Там и вправду все кончилось: каратели добивали восставших
краснофлотцев...
Между тем, Лунин, разделавшись с "желтыми" профсоюзами, занялся
примусом. Дело было тонкое, деликатное, и Косухин мог лишь со стороны
наблюдать за этой процедурой.
- И все-таки они лопнут, - убежденно заявил Колька, когда примус
наконец загудел, а кастрюля с картошкой была водружена на место.
- Ты о чем? - сказанное могло относиться к чему угодно, например к
картофелинам.
- Империалисты американские! - Лунин наморщил лоб. - Точно лопнут! И
знаешь, Степан, чего их сгубит?
- Как чего? Революция пролетарская, чердынь-калуга!
- Ну, это в плане общем. Тут, Степан, интересен повод. У нас ведь
чего - война поспособствовала, так?
- Ну, ясное дело!
- Во! А у них от войны буржуазии - одна прибыль. Там война не
поможет. Их Степан, борьба с водкой погубит!
- Чего? - Косухин наслушался всякого о причинах-поводах революции, но
о подобном даже и не подозревал.
Лунин усмехнулся:
- Товарищ Энгельс учит нас обращать внимание на специфику каждой
страны, понял? Американцы - они к свободам буржуйским привыкли. А сейчас у
них там сенатор объявился - то ли Джонсон, то ли Парсон. Он,
представляешь, предлагает водку запретить!
- Ну дают! - такого от заокеанских буржуев Степа не ожидал.
Интересно, пьющий ли Тэд?
- Представляешь? Ежели и вправду запретят - там такое начнется! Да
никакая власть не устоит! У нас в феврале 17-го всех делов-то было, что
вместо ржаного хлеба стали сайку продавать.
- Ты че, серьезно? - историю февральской революции Косухин
представлял несколько иначе. Его самого тогда в Питере не было, зато
газеты читать доводилось.
- Точно. Белого - завались, а ржаного не подвезли. И то народ не
выдержал. Ну как будто министры царские нарочно сработали! А тут... Нет,
шалишь, разнесут все Северо-Американские!..
Косухину почему-то стало неловко. Выходит, великие революции могут
начинаться с такой ерунды! Хотя, если подумать, это вовсе не ерунда. А
главное, чердынь-калуга, такое легко сработать. В нужный момент да умелыми
