обыкновенный. Гомо, так сказать, вульгарис. А я вот - человек снежный.
Ваши-то с ног сбились, меня ищут. А я к тебе сам пришел. Так какое же
моральное право ты имеешь меня выгонять? Не подумал ты это, вульгарис, не
подумал. Однако ж, не серчаю я. Так вот, учти: наша с тобой встреча в
тысячу раз дороже чем вся эта писанина.
- Почему это?
- Да потому, что человек не желает чувствовать себя во вселенной
одиноким.
- А я и не чувствую.
- Не о тебе лично речь, темное ты создание, о народе твоем.
- А может мне на это глубоко плевать?
- Не лги, вульгарис, - укоризненно произнес он, доставая из галифе
мутную бутыль, - а стаканчик-то сюда давай. А себе-то, себе? Неси, давай.
- Не желаю я с вами пить, - ответил я, раздражаясь все сильнее.
- Не желаешь, значить? На брудершафт даже не желаешь? Ничего, мы - не
гордые. Ежели не хочет вульгарис с представителем иной цивилизации на
брудершафт выпить, тот и один выпьет. А ты ведь, между прочем, приглянулся
мне. Хочу я тебя сделать посредником меж мирами. Озолотишься! Ведь мы-то -
снежные люди - народ великий, не ровня твоему, и недра земные мы насквозь
видим. Я вот: приму ледяновки грамм двести и сквозь кору земную - как
через стеклышко. С точностью до сантиметра сказать могу - где под нами
алмазы, а где и жила золотая... Так что, давай-ка, - закончил он, наполняя
стакан, - не бузи, а емкость тащи. Не кочевряжься.
Вот тут-то я и рявкнул на него злобно:
- Пошел вон!
- ...Не понял?
- Я сказал: "Убирайся вон".
- То есть, шанс свой ты реализовать не хочешь?..
- Вон.
- Ладно, вульгарис, бывай здоров. Учти только: пожалеешь ты еще об
этом.
И, надменно вздернув свой картофельный сизый нос, он удалился из моей
квартиры.
Я с удовольствием захлопнул за ним дверь.
Вот так. Хватит уже. Со злости я хапнул стакан ледянки, и
непривычный, но приятный холодок растекся по всему моему нутру.
И вдруг я увидел тебя. Увидел через стену своей квартиры, через стены
разделяющих нас домов, через обшивку троллейбуса, в котором ты стоишь
(садиться - холодно).
Эх, снежный человек, снежный человек! Не зря я почувствовал сразу,
что ты - хам и обманщик. Оказывается, весь особый талант твоего "великого
народа" - единственно в этой жидкости.
Стоп. Но почему же, в таком случае, я вижу не золото через земные
недра, а тебя, Элли?..
Понятно, все понятно. Каждый видит то, что он любит... И мне стало
жалко этого снежного беднягу. А, да черт с ним, я потряс головой и,
стараясь не отвлекаться, стал внимательно разглядывать тебя. И вдруг
обнаружил, что при желании, способен видеть тебя и через пальто, и через
блузку... Вот они - те самые "пятна грозы"... Правда, сама ты, вопреки
очевидности, утверждаешь, что, де, я вписал их в рукопись уже после нашего
знакомства. Да как это может быть, если она даже опубликована до того, как
мы встретились?! А?
Кроме того, как быть с сувениром? Я полез в стол. Действие "ледянки",
по-видимому заканчивалось, так как я видел тебя все менее четко. А к тому
моменту, когда извлек из стола, смахивающий на кусок фирменного мыла
небольшой прямоугольный предмет, ты и вовсе исчезла. Но я еще успел
увидеть, что троллейбус подошел к нашей остановке, и ты вышла из него.
Ну вот как объяснить его существование? - думал я, вертя "космический
трофей" в руках, а потом потряс его. И услышал: "...вот как... снить...
сущест... ние?"
Так-то!
Динь-дон-н-н!!!
Сейчас-то уже точно - ты. Я торопливо прячу удивительный предмет
обратно в стол. В конце концов, если честно, я вовсе не хочу, чтобы ты
всерьез поверила в то, что тебя создал я. Да и вообще - это дело темное.
Я спешу к двери.
И я распахиваю ее.
Ты, светясь удивительными сказочными лучами, входишь в комнату.
И вдруг начинают тикать поломанные лет пять стоявшие часы.
И как всегда после разлуки, хотя бы и недолгой, я явственно чувствую
в воздухе запах предгрозовой озоновой свежести. И мне кажется, что с
минуту на минуту грянет раскатистый переливчатый гром, и в окно ко мне
заглянет молния с такими же как у тебя электрическими глазами, хотя я и
знаю, что это - бред, что за окном - пурга...
И ты говоришь мне:
- Привет.
