новой квартире и Майя Дашевская. И чудо не заставило себя долго ждать.
Внимание ее привлек свет за окном, совершенно невероятный в этот час.
Поднявшись, нагая, босиком, она приблизилась к окну и с высоты своего
третьего этажа увидела, что земля внизу усеяна какими-то разноцветными
светящимися пятнами. Молнией треснуло небо, эхом пронесся раскат, и хлынул
дождь. Майя распахнула окно, вдохнула грозовой свежести, и брызги с
подоконника оросили ее высокую ослепительную грудь. И тут, с легким
веселым испугом, она увидела, что цветные пятна, поднимаясь, стали
приближаться к ней. Боже мой, да ведь это цветы! Огромные, с блюдце
величиной, бархатистые, светящиеся, неземные цветы - ярко желтые,
рубиновые и лиловые.
Сантиметр за сантиметром подтягивались они к ее окну - невиданный
букет на тонюсеньких бледно-зеленых напряженных стебельках. Они тянулись
все выше, а стебельки становились все тоньше; благоухая, цветы, все
одновременно, поравнялись с ее окном, и стебельки их стали такими тонкими,
что уже не выдерживали веса, надламывались, и прелестные соцветия,
вспыхнув радужным фейерверком, разом рухнули вниз. И в этот миг в комнату,
спасаясь от дождя, влетела бабочка, совсем не ночная - "Павлиний глаз";
влетела и села на протянутую ладонь.
Майя приблизила ее к глазам и рассмеялась, потому что ей показалось
вдруг, что бабочка кокетливо, как светская соперница, поглядывает на нее.
И Майя поняла, что еще немного, и она, пожалуй, тронется рассудком. "Ну и
пусть, - мелькнула мысль, - ведь это будет счастливое сумасшествие". И тут
она осознала то главное, что переполняет ее сейчас - ощущение НЕМИНУЕМОГО
СЧАСТЬЯ.
ЭПИЛОГ
На операционном столе лежал человек. Грибники, отправившиеся на
промысел сразу после дождя, лившего всю ночь, нашли его в лесу возле
большого серого валуна, поросшего тонкими волосками травы. Человек был
гол, худ, небрит и истерзан; на груди его зияла рана, похожая на
разошедшийся хирургический шов. Но самое удивительное было то, что человек
этот был ЖИВ.
...Майя, задыхаясь, бежала по коридору больницы, на ходу натягивая
белые стерильные нарукавники. Ее разбудил телефонный звонок: "Срочно на
операцию!" Она еще не знала, кого увидит на столе. И все же нечто большее,
чем служебный долг и клятва Гиппократа, гнало ее вперед.
А над склоненной головой хирурга, спасающего эту странную жизнь,
самозабвенно делали НОВЫЕ жизни две невесть откуда взявшиеся тут бабочки
"Vanessa io". Они то плакали, то смеялись, то в короткие, но
многочисленные миги оргазма, что-то кричали друг другу и людям в белых
халатах. Но люди не слышали их.
