из рук в руки. И это включая и вас, дядя.
- Каким путем они могли уйти? - спросил я. - Есть еще какие-нибудь
двери?
- Нет, но можно пройти через другой купол и вернуться назад к выходу!
- Попытаемся перехватить их! - сказала Иета.
Я кивнул и выбежал из комнаты.
Люди, с которыми я сталкивался, были настолько заинтересованы, что
все они потянулись за мной, снедаемые жгучим любопытством. Я ворвался в
тот же коридор, где мы встретили женщину с разноцветными волосами, она все
еще была там и разглагольствовала перед группой студентов средних лет о
моем ужасном вторжении. Увидев меня, она вскрикнула.
- Куда ушел Дживес? - спросил я ее.
Она не ответила, но застонала и покачнулась с закрытыми глазами,
несомненно вообразив, что ее личное здание удачи разваливается, как от
землетрясения.
Я бросился к окну, выходящему к главному входу, вглядываясь, нет ли
там кого-нибудь, похожего на Дживеса или Питера.
Они были там! Недалеко от шлюза стоял личный автомобиль, очень редкое
для Марса явление, который не имел переходника для стыковки со шлюзом
здания, как у обычных такси. По направлению к нему бежали два человека.
Один был похож на Питера, другой нес продолговатый сверток, герметичный
детский контейнер, и был, вероятно, Дживесом.
Я перешел в растянутое время быстрее, чем когда-либо, и так глубоко,
что моя маска показалась мне свинцовой, когда я натягивал ее на свое лицо.
Даже мое тело стало медленным, словно в воде на земных мирах. Марсианин до
мозга костей, я никогда не стремился плавать и только несколько раз
погружался на Хориголе в воду, но неглубоко, доставая ногами дна. Тем не
менее я справился с дверью и вышел наружу, голова звенела от недостатка
кислорода, я с трудом приладил кислородный цилиндр маски.
Я не мог видеть сквозь стекло автомобиля, но был уверен, что за
пультом управления сидела Лилит, ожидавшая своих компаньонов, чтобы
немедленно тронуться с места.
Даже в растянутом времени я не успею опередить их. Но, на мою удачу,
вмешался еще один фактор. Машина предназначалась для работы на Марсе, то
есть для перевозки грузов, и не имела воздушного люка или шлюза, подобных
установленным в зданиях. Поэтому шлюз представлял собой отсек на одного
человека со скользящими дверьми, заполняемый воздухом. Я жаловался, что
обычные транспортные средства на Марсе, казалось, были рассчитаны на
крошечных землян; на этот раз я был рад этому обстоятельству.
Объем детской герметичной капсулы подразумевал, что шлюз должен быть
приведен в действие три раза: первым пойдет Найзем, затем через шлюз
передают ребенка и только потом будет свободен путь для Дживеса.
Я догнал их как раз тогда, когда шлюз был открыт для ребенка.
Несмотря на низкую скорость распространения звука в естественном воздухе
Марса, Дживес услышал меня и повернулся. Целую секунду он стоял, оцепенев
от ужаса, затем побежал с ребенком.
Я по-прежнему оставался в растянутом времени, но я не имел того
количества кислорода, которое необходимо для поддержания такой
фантастической активности. Ко мне не могло прийти "второе дыхание", как к
бегуну на длинную дистанцию, и тем не менее сердце мое ликующе забилось.
Дживес со своей тренированной высокой гравитацией мускулатурой мог быстро
убежать от меня, но я был лучше него приспособлен к местным условиям. Он
барахтался в песке, а я шагал уверенно, имея то же самое преимущество, что
и верблюд перед лошадью в земной пустыне.
Это стало ясно и ему. Он остановился, оглянулся назад и увидел меня
бегущим быстрее и легче, чем он.
Через маску я увидел его глаза, округлившиеся от страха. Внезапно
Дживес поставил капсулу на песок и нагнулся над ней, и я подумал, что
медведианин решил сдаться.
Неожиданно он снова бросился бежать в сторону, и я уже собирался
изменить направление, чтобы срезать угол, но что-то сработало в моем
мозгу, и я пошел к капсуле с ребенком.
Было ли это возможно? Это могли сделать центавриане с их
хладнокровием и расчетливостью, но не медведиане, да, но...
Он сделал это. Я все понял, хотя был еще шагах в двадцати от капсулы.
Он отключил воздушный баллон, закрепленный на стенке капсулы, и воздух из
нее выходил в атмосферу, а ребенок тем временем кричал, задыхаясь от
недостатка воздуха.
Я с воплем упал на колени, лихорадочно пытаясь восстановить
соединение, но было уже слишком поздно. Клапан в баллоне был открыт
полностью, и золотник капсулы тоже. Нескольких секунд было достаточно,
чтобы давление внутри капсулы сравнялось с давлением атмосферы Марса.
Я пристально посмотрел через прозрачное покрытие капсулы на
искаженное лицо ребенка. Я видел, как он задыхался, неистово хватая ртом
воздух. В капсуле еще было достаточно воздуха для поддержания этих
маленьких легких, но его становилось все меньше и меньше.
Можно было сделать только одно, и я сделал это почти без раздумий.
После нескольких глубоких вздохов я закрыл клапан своего баллона,
отсоединил его и присоединил к шлангу, свисавшему с детской капсулы.
Воздушная установка была стандартной, соединение встало на место. Прежде
чем я смог открыть клапан, я почувствовал головокружение. Я увидел, что
дыхание ребенка стало успокаиваться, затем перед глазами все расплылось. Я
огляделся: Дживес бежал назад к нелепым, кричащим куполам колледжа, из
которого еще никто не выходил после меня. Автомобиль с Питером и Лилит
направлялся к Дживесу, чтобы подобрать его...
Затем я вернулся в обычное время, и весь мир растворился в
расплывчатом красном пятне...
21
Я не был уверен, что смогу вернуться из зоны искривленного времени.
Позднее я часто жалел, что не остался в вечности под покрывалом тишины.
Я вернулся к тошноте, боли, хаосу мыслей и видений, в которых время
от времени проскальзывали события и образы, не узнаваемые мной. Иногда я
думал, что я снова ребенок, пойманный в ловушку, борющийся за каждый
глоток воздуха, должно быть, я вспоминал о тех временах, когда меня
приучали к обычному марсианскому воздуху после пребывания в родильной
клинике. В то же время я был уверен, что мне не удалось спасти жизнь
ребенка; что мои неуклюжие пальцы не справились с подключением воздушного
баллона или что я потерял сознание прежде, чем смог открыть клапан. Если
это так, то я не хотел возвращаться к своему бесчестью.
Внезапно все кончилось. Я был слаб, но цел и лежал в тускло
освещенной комнате, окруженный букетами песчаных цветов в закрытых вазах,
около каждой из них лежала маленькая белая карточка. Первой вещью, которую
я увидел, очнувшись от лихорадочного сна, была одна из них. На ней была
надпись: "Рэю с искренним восхищением! Иета".
Я повернул голову и увидел земную девушку, пухлую, в одежде
медсестры, она улыбнулась и спросила, как я себя чувствую. Потом она
осмотрела приборы, подключенные к моим запястьям и вискам тонкими
проводами, и сказала, что теперь я очень скоро поправлюсь.
Позднее девушка сообщила мне, что ребенок жив, но не сказала ничего
из того, что я хотел узнать. Я лежал беспомощный, пока снова не заснул.
Первым посетителем, которого пустили ко мне, первым лицом, от
которого я мог получить информацию, был Лугас - он сильно изменился. Из
его облика исчезли черты центаврианской жестокости, теперь он был одет
небрежно и позволил своим волосам быть длиннее, чем положено
центаврианским офицерам. Тем не менее Лугас чувствовал себя неловко, так
как то, что поддерживало его в напряжении, исчезло.
Я донимал его вопросами, и он уклончиво отвечал.
- О да, все случилось так, как ты планировал. Дживес? Они выслали
его, как покушавшегося на убийство, и промедведианские настроения стали
заметно ослабевать по всей Старой Системе, а не только на Марсе. Найзем и
его подруга? О, по-видимому, промедведианская организация, в которой они
работали, стремительно обанкротилась. Вероятно, они получили отставку, и я
не знаю, что стало с ними. Они не сделали ничего противозаконного,
конечно, так что... Хоуск? Бог с ним! Они сказали мне, что Иета не сможет
прийти сюда, пока ты не поправишься. Я думаю, она очень хочет этого.
Сейчас у нее жаркий спор с дядей о пути развития несчастного ребенка. И
знаешь, мне кажется, что она права. Иета высказала ему свое мнение о
завоевании общественных симпатий посредством выставления его в роли
рассерженного прадеда...
Но ты спрашивал о Хоуске. Она захотела вернуться в Пегас и выяснить о
нем. Ее шеф, доктор Снелл, кажется, имеет трудный характер. По-видимому,
марсианская часть персонала заставила доктора вернуть Хоуска его коллегам
и позволить им уйти. Таким образом, сейчас назревает межзвездный
дипломатический кризис. Но, я думаю, это скоро пройдет. Иета, кстати,
взяла с собой ребенка, заявив, что будет лучше смотреть за ним, чем Тодер,
и, конечно же, она была права. Один из законов родильных клиник говорит...
Старый Храм? Да, конечно, персонал клиники очень рассердился из-за
того, что Хоуск насмехался над марсианами. Я никогда не мог вообразить,
как много значит Храм для тебя и твоих сородичей. Очевидно, Храм - святыня
для марсиан, поэтому они не могли оскорбить его приземленными
исследованиями. Это своего рода прекрасная сказка, не так ли? Подобно,
как, черт побери, его звали, Санта Клаусу и его северному оленю! Я почти
проникся вашими чувствами, в эти дни...
Ты не понимаешь? Рэй, извини! Я думал, ты уже понял. Я обосновался в
Старой Системе окончательно. Я не могу снова вернуться к своей работе, а
это было моей жизнью. Медведиане не хотят допускать меня к себе, так как
отлично знают, что я не был их агентом, даже если центавриане так думали.
Я персона "нон грата" на любой человеческой планете, кроме Старой Системы,
так же как и ты, между прочим.
Но тебе везет. По крайней мере, ты вернулся домой на свою планету. Ты
представляешь, я не ступал на Землю тридцать два года! И все же я считаю,
это не большая жертва, если мы сможем воспитать этого ребенка и его детей,
пренебрегая такими ярлыками, как центавриане, медведиане, земляне или
марсиане...
Извини, я не хотел тебя обидеть, но я искренне думаю, ты поймешь
правильно!
Я понял, конечно. И все-таки, ясно представляя свое новое положение,
в душе я не мог с ним согласиться. Да, были корабли земного сектора, такие
же хорошие, как и центаврианские, и медведианские, - я мог работать на
земных линиях и все еще летать в космос. Но планетами, на которые мне
разрешена посадка, были только Земля и Марс. В других мирах мне будет
отказано в посадке. Какая польза от такой жизни? Итак, моя карьера
закончена.
В таком случае, что дальше? Однообразное притупляющее существование,
подобное жизни моего отца? Мои глаза блуждали по маленьким карточкам на
букетах цветов: может, что-нибудь подскажет выход. Очень много людей
знало, что я сделал, в той версии, которая была распространена, конечно. О
некоторых из них я никогда не слышал, от других я никогда не ждал
неприятностей. Гэс Квизон, например.
И мой отец. Я должен увидеться с ним. Я больше не думаю, что Тодер
был моим единственным отцом. После всего случившегося он понял, что не
всегда может правильно понять суть обстоятельств. Все человечество
признает это.
Когда Тодер пришел навестить меня, я принял его не очень радушно. Он
почувствовал мою обиду и в молчании сидел у кровати, словно удивленный
оказанным ему приемом.
